RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Эдуард Якобсон

 Блокада

Глава 5. Пригласительный билет  

 

Отец уже несколько дней не выходил из дома. В комнате он передвигался с большим трудом, придерживаясь за стены или со стулом. Ноги совсем не держали. Опухли и покрылись ранами. О работе не могло быть и речи. Приходил старенький врач. Как ему удалось достучаться? Наша комната в конце коридора, а соседей, которые ближе к входной двери, уже давно нет. Когда и куда они делись? Может быть эвакуировались или перебрались в другое, более теплое и безопасное место, а может быть и …  Но об этом лучше не думать. На осмотр больного много времени не потребовалось. Скорбут. Нужны витамины...

Доктор погрел руки у буржуйки, подсел к столу и, придвинув поближе коптилку, выписал рецепт и больничный лист. Посидев еще немного, он поднялся и медленно двинулся к выходу. Его ждали другие, такие же больные, но не потерявшие надежды ленинградцы. Куда же теперь идти в первую очередь? В аптеку за лекарством или в техникум, где работает отец, чтобы сдать больничный и получить причитавшуюся ему зарплату? Аптека не уйдет, да и мало надежды, что там будет то, что нужно. А вот без денег и в аптеке ничего не дадут. Перевесило второе.

Техникум Промышленного Транспорта, где отец преподавал химию, находился на Герцена, 32. Дорогу в техникум я знал прекрасно. Я с большим удовольствием бывал у отца в кабинете химии. Мне нравилась работа с реактивами, выращивание кристаллов соли и многое другое. В начале войны, еще с осени, я помогал отцу вечерами дежурить на техникумовском чердаке со стеклянным куполом, которым был увенчан центральный зал этого старинного здания, построенного еще в 19-ом столетии для внешнеторгового банка..

Меня хорошо знали многие преподаватели, да и в канцелярии ко мне уже относились как к старому знакомому. С зарплатой отца у меня никаких проблем не возникло. Одновременно с деньгами мне вручили конверт.

Здесь то и ожидал меня сюрприз. Нет, это был не сюрприз. Это был царский подарок, который описанию не подлежит! Это была надежда.

Это было то, о чем я не мог даже и мечтать. Трудно было поверить своим глазам. У меня в руках был пригласительный билет на Новогодний праздник. В конце декабря 1941 года, в самый тяжелый период, когда казалось, что ничего хорошего ожидать уже нельзя, у меня вдруг оказался в руках пригласительный билет. Этобыло просто чудом, это было чем-то невероятным… Когда кругом холод и голод, бомбы и смерть, это было просто как в сказке. Но это было.

Дома были рады и удивлены еще больше меня. Я и до войны регулярно получал приглашения на утренники к 1-му Мая, 7-му Ноября и, конечно, к Новому году. Обычно такие утренники проходили в Доме Учителя, в бывшем дворце Юсуповых на Мойке. Как там всегда было красиво и весло! А какие занимательные и поучительные представления проходили в маленьком, домашнем и очень уютном театре!

В этот же раз билет был в Малый Оперный театр. До войны мы там бывали. У нас в семье любили театр. Особенно тогда мне нравилось в ТЮЗе на Моховой, там сцена была практически совсем в зрительном зале, почти как цирковая полуарена. Каждый чувствовал себя  там участником представления.

С нетерпением я ждал назначенного дня. Когда он наступил, я с радостью обнаружил, что погода на дворе стоит ненастная, низкая облачность и поземка. Авианалетов не должно быть, ничто не помешает мне добраться до театра, да и помех празднику не будет

Жили мы на Петроградской. Путь до площади Искусств был неблизок, но он был мне хорошо знаком. Когда ходил трамвай, это не казалось так далеко.

Я шел и не замечал редких прохожих. Деревянный, покрытый снегом настил моста Строителей скрипел под ногами, которые сами несли меня к цели. Я не замечал установленной на Пушкинской площади зенитной батареи и дежуривших рядом бойцов ПВО, затянутого маскировочной сеткой шпиля Адмиралтейства, военных кораблей у Дворцовой набережной и аэростатов заграждения, которые переносили с одного места на другое. Я полностью был в предвкушении того, что меня ожидало.

Мне нужно было еще пройти мимо Дворцовой площади, дальше по Невскому до Дома Книги и кусочек пути по каналу Грибоедова. Картину Невского в зиму 1941/42 г.г., покрытого льдом и с занесенным снегом троллейбусом, знают все. Так вот именно по такому Невскому мне пришлось добираться до площади Искусств.

Одежда у меня была достаточно теплая. Очень выручал большой отцовский шерстяной шарф, которым я обвязал не только шею, но и голову поверх шапки. А вот обувь моя была не очень зимняя... Из своих любимых валеночек, подшитых лосиной шкуркой, я уже вырос. Ничего другого, кроме обычных ботинок, у меня не было, и я стремился идти так быстро, как только мог. Это не очень помогало, ноги замерзали, но двигаться я должен был только вперед. Меня ожидало что-то, уже почти забытое, похожее на довоенное...

Пригласительный билет я не выпускал из рук. Этот билет был для меня дороже золота. Нет, не сам билет, а только главная его часть. На ней было написано «Подарок». Я не сомневался, что под этим словом обязательно должно подразумеваться что-нибудь съестное, а может быть и очень, очень вкусное, например конфета, печенье, а то еще, чего доброго, и кусочек сыра. Мысль о том, что подарок может быть таким же, как это обычно бывало на утренниках, - книга или игра, - мне даже не приходила  в голову. Именно что-то съедобное обязательно должно было быть... Дальше, чем о еде моя фантазия не распространялась. Я еще не знал, что, но уже начинал прикидывать, как я это буду делить дома, что в первую очередь дам отцу, чтобы он поправлялся.

В театр я не опоздал. Гардероб не работал. Да если и было бы, где оставить верхнюю одежду, то  никто этого делать бы не стал, так как в помещении было, мягко говоря, свежо. С программой праздника я не был знаком. Думалось, что будет как обычно: Дед Мороз, Снегурочка и что-нибудь веселое, смешное. Но оказалось совсем не то. Давали пьесу «Овод» по роману Войнич. Видимо устроители ориентировались на учащихся старших классов. В зрительном зале гулял легкий ветерок. Было темновато.

Место у меня было на втором ярусе, почти прямо против сцены. В партере почти все места были заняты, но в зале царила какая-то необычная атмосфера. Еще до того, как открылся занавес, стало понятно, что отсутствует обычное для театра праздничное оживление. Было необычно тихо, слышалось только поскрипывание сидений кресел, топот ног и непонятно откуда исходящий шорох. Все сидели одетыми, и казалось, что над рядами зрителей стоял легкий парок. Может быть мне это только казалось. Внимание у меня было сосредоточено больше на том, как отогреть ноги. Я старался их поджать под себя, то одну, то другую. Это вынуждало меня крутиться... То, что происходило на сцене, до меня почти не доходило. Драма итальянских революционеров была от меня где-то очень далеко. К репликам актеров я и не прислушивался. Я ждал. Ждал конца спектакля. Ждал, когда же наконец начнут давать подарки. Ждал и думал, что как только я получу подарок, то не пойду домой, а побегу, чтобы отогреть ноги у «буржуйки».

Спектакль еще не кончился, но движение к выходу в фойе уже началось, хотя подарки должны были давать только после окончания пьесы. Я ждал. Ждал закрытия занавеса. Я весь оцепенел в ожидании и спохватился только тогда, когда застучали сиденья кресел и зрители ринулись на выход. Это движение увлекло и меня. Не помню, шел я или бежал. Навстречу спешили к выходу первые счастливцы с небольшими пакетиками в руках. Некоторые, прижав эти пакетики к груди, что-то дрожащими руками клали в рот.

Оказавшись в фойе, я встроился в хвост ближайшей очереди и полез в карман за билетом. Билета в нем не оказалось. В другом тоже... Меня бросило в жар. Ноги подкашивались. На полу рядом со мной ничего не было. Карманы были пусты. Я лихорадочно ощупывал на себе все складки одежды. Тщетно... Расталкивая всех, кинулся я туда, где сидел: «выронил, когда вертелся, грея ноги». В голове туман. Нашел свое место. Обшарил все соседние места... Долго я ползал по полу, заглядывая и ощупывая каждую щель. Ничего... Старушка-билетерша подсвечивала мне фонариком, больше она ничем помочь не могла. Она обнимала меня за плечи и пыталась утешить. Добрый человек, она все понимала.

Таких потрясений я еще никогда не испытывал. Это не поддается описанию, это надо прочувствовать. Как я дошел до дома и как меня встретили, не помню... Что было в подарке, я так и не узнал, да и это для меня уже не имело никакого значения.

Ровно через два месяца отец скончался.

В моей памяти эти два события неотделимы.

                                                                           Эдуард Якобсон







<< Назад | Прочтено: 401 | Автор: Якобсон Э. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы