RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Эдуард Якобсон

Блокада

Глава 6. Ничто не забыто?


Человеку не дано помнить всё, но есть такие события, которые забыть невозможно. Чем больше они отдаляются, тем чаще они дают о себе знать. Прошло уже семьдесят лет, и у меня появилась возможность не держать эту память при себе, а поделиться с читающими эти строки. Надеюсь, что это будет воспринято должным образом, так как они (эти события) были в той или иной степени характерны не только для меня, но и для многих ленинградцев моего поколения, которым выпала судьба быть жителями блокадного Ленинграда и тем, для которых не безразлична память о близких, безвременно ушедших из жизни в тот суровый и трагический период. Я не претендую на широкое обобщение — это только эпизоды реальных событий и то, как я их ощущаю спустя многие годы. Официальные данные, всевозможные отчеты, литературные и другие источники в значительной степени расходятся в определении числа погибших в период блокады в Ленинграде. Воинские потери в данном случае принимать в расчет не следует по той причине, что в армии, защищавшей город внутри кольца, учет списочного состава был скорее всего достаточно достоверным. Конечно, нельзя не учитывать некоторые неточности, которых не могло не быть, но их явно даже близко нельзя сравнивать с погрешностями в других формах учета численности гражданского населения. Мои предположения в этом основаны на совершенно очевидной постоянной миграции, в процессе которой вести полноценный учет практически невозможно. Нельзя забывать, что население города уже в первые месяц-два с начала войны пополнилось за счет беженцев. Кроме того, внутри города имело место переселение из прифронтовых районов. Из разбитых квартир и разрушенных домов люди перебирались в другие, пригодные для жилья. При этом бывало, что некоторые оказывались без документов, удостоверяющих личность, терялись от беспомощности и погибали в пустующих квартирах и на улицах . А кто может точно определить, сколько народу погибло при попытке перебраться на утлых суденышках или по неокрепшему, с промоинами  льду через коварную Ладогу? А эвакуация? Известно, что в домовых книгах не всегда числились несовершеннолетние дети. Да и в эвакуационных документах малолетки не всегда фигурировали. Дети погибали при обстрелах, от голода и болезней, по дороге в эвакуацию, с родителями и без них, и не всегда это регистрировалось. Были и другие случаи, когда люди бесследно исчезали, и в документах это не находило отражения. В частности, к этой категории «пропавших без вести» могли относиться и те, кто находился на казарменном положении, так как продовольственные карточки не все получали, а карточки, на мой взгляд, могли являться наиболее достоверным средством учета находившихся в живых и изменений численности населения города.

 Мой двоюродный брат Толик был старше меня на полтора года (на фото 1 - мой старший брат Адольф,  в центре Толик и справа - я, примерно в 1935 году). Он в раннем детстве потерял мать, а в1938 году был репрессирован его отец Василий Петрович Скарлат по обвинению в «контрреволюционной деятельности» (расстрелян, а в 1956 г. реабилитирован). С мачехой Толик не ужился и в 1941 году поступив в ремесленное училище, поселился в общежитии РУ. Периодически он бывал у нас. В феврале 1942 года мы с ним виделись последний раз. Он пришел попрощаться — училище эвакуировали. С тех пор мы его больше не видели.

После окончания войны, когда все возвращались в свои родные места, Толика в Ленинграде не оказалось. Надежда, что он найдет нас сам по старому адресу, еще теплилась, время шло, но ничего не прояснилось. Вернулась из эвакуации его старшая сводная сестра с детьми, но и ей ничего узнать о брате не удалось. Прошло время, и мы уже смирились с тем , что Толика нет в живых, но мысль о том, что нам не известно ничего о его гибели, не давала мне покоя.

 

 Пролетели годы. Совершенно случайно в интернете я обнаружил ранее неизвестный мне архив. По моему поручению дочка направила в этот архив запрос. Полученная Архивная справка (фото 2), дала возможность возобновить поиск. Из контактов с административными учреждениями и архивами города Гусь-Хрустальный, Ивановской и Владимирской областей было выяснено, что никаких сведений о прибытии и, тем более, размещении эвакуированной туда из Ленинграда группы или отдельных учащихся РУ №19 не имеется. Последняя надежда найти какую - либо информацию о Толике угасла.

Бесследно пропала и наша бабушка. Видимо, она была без документов (еще с довоенных времен было принято держать их дома) и где-то на улице упала и... Она была относительно подвижной, часто перемещалась от одной дочери к другой, и поэтому спохватились о её исчезновении много позже. Никаких следов. Так она ушла в небытие, как будто её никогда и не было.

Таких случаев было много, и нет никаких сомнений в том , что эти безымянные жертвы блокады могли и выпасть из списков погибших.

 

 Но карточная система распределения продовольствия определяла необходимость четкого учета живых людей. Поэтому по месячному изменению количества получавших карточки представлялось возможным проследить, -  с  относительной степенью точности, - за изменением количества населения этой категории. В этом плане очень наглядны данные справки (фото 3), где видно, что получавших в Ленинграде карточки на март 1942 года было на 239500 человек меньше, чем в феврале (ЦГАИПД СПб., ф24, оп. 2-в) Даже если учесть, что в феврале было эвакуировано 117434 человека (Д.В.Павлов «Ленинград в блокаде» Лениздат 1985 г., стр.216), то не менее такого же количества очевидно недосчиталось население города уже к началу марта. Официальные данные с этими числами не совпадают (фото 4).

 В конце февраля тенденция в некотором улучшении продуктового снабжения стала заметна. По карточкам несколько расширили ассортимент. Хорошо помню, что у нас в доме появился сахарный песок. Блюдечко с песком стояло рядом с изголовьем постели отца, и я время от времени подносил к его губам чайную ложечку со щепоткой сахара. Он, почти не открывая глаза и не поворачивая головы, приоткрывал рот. Я, стараясь ничего не просыпать, всыпал ему драгоценные кристаллики, и он их медленно рассасывал.

Отец уже давно не вставал с постели и без посторонней помощи не мог даже повернуться. Он ни на что не жаловался. Просил только согреть ему ноги. Мы постоянно грели воду и меняли ему грелки. Четвертого марта вечером я положил отцу в ноги горячую грелку и, дождавшись когда догорит огонь в буржуйке, лег спать... Утром мы обнаружили, что он уже не подает признаков жизни, но до моего сознания не доходило, что его уже нет с нами. Пришедший днем врач констатировал смерть 5 марта 1942 года. Мама, брат и я перенесли тело в нашу бывшую до войны столовую. Всеми предпохоронными делами занималась мама, и я не представляю, как у нее хватало на это сил и мужества — она сама с трудом стояла на ногах. Хоронили мы отца так же, как и многие в то время ленинградцы, завернутым с головой в простынь. Эту белую «мумию», уже ничем не напоминавшую отца, мы вынесли на улицу и положили на санки. Маму, окончательно обессилевшую, мы посадили на «финские» сани. Брат вез отца, а я - маму.

Это было восьмого марта 1942 года. Этот день и маршрут врезались мне в память на всю жизнь.

Пожалуй, это был первый  относительно теплый день  необычно ранней весны. С солнечной стороны с крыш домов стекали струи от таявшего снега. Там, где сохранились водосточные трубы, на тротуарах, в заледеневшем снегу, образовались промоины, прямо как маленькие овраги, в которых бежала вода. Солнце припекало спину через еще зимнюю одежду.

Наша маленькая процессия двигалась медленно, сказывалась слабость. Мы, проходя Зверинскую по солнечной стороне, перемещались без особых усилий — сани хорошо скользили по подтаявшему снегу, но, попадая в теневую полосу, мороз давал себя знать и прихватывал полозья. Приходилось ускорять шаги, чтобы быстрей пройти эти участки.

По Кронверкскому проспекту мы дошли до Введенской улицы и повернули в парк Ленина.

Меньше года тому назад мы здесь бывали часто.

Привлекал нас тогда, еще в мирное время, кинотеатр «Великан», где на утренниках показывали фильмы детской программы, и входные билеты были на них очень дешевые. Мы пользовались любой отменой уроков или просто прогуливали школу, чтобы посмотреть (иногда и не раз) мультфильмы Диснея и многие другие. (Сейчас этого кинотеатра нет, там, где он был, размещается Планетарий). Еще более привлекательным тогда был «Госнардом», а точнее, находившиеся там «Американские горы»...  Всё это было…

 Следы, протоптанные, старые и свежие, на посеревшем лежалом снегу, следы полозьев и от колес тяжелых грузовиков, вели нас прямо к тому месту, где были «Американские горы»..., но теперь уже ничего не напоминало о них, да и о самом «Госнардоме». На современной фотографии (фото 5) и сейчас это место выглядит довольно грустно (на заднем плане – Петропавловская  крепость, справа – Зоопарк , слева – Мюзик-холл). А тогда здесь было очень похоже на мрачный пустырь или бывшее поле битвы с однообразными, уложенными рядами  телами, напоминающими мумии. Мы добавили ещё одну...

Дежурившая в будке женщина выдала нам на клочке бумаги справку, что в морге участка № такой-то принят «труб» (так и написано) С.А.Якобсона … и всё. В моём мозгу не укладывалось тогда, что я прощаюсь с отцом навсегда. Много лет спустя он приходил ко мне, но только в снах.

После войны, когда было завершено благоустройство Серафимовского мемориального кладбища, второго по размерам захоронения после Пискаревского, в майские праздники  мы регулярно посещали братские могилы ленинградцев, погибших в годы блокады. Мы не знали, там ли похоронен отец, но предполагали, что именно там. Подтверждение этому мы получили только тогда, когда появилась «Книга Памяти» (фото 6).

Те перь  на выбранное нами на Серафимовском кладбище место  под пышно разросшимся кустом сирени  недалеко от Вечного огня (фото 7 и 8)  мы при каждом посещении приносим цветы.

 


Может быть,  где-то здесь лежит и бабушка.

При реконструкции территории Зоопарка  главный вход, находившийся раньше у Зверинской улицы, разместили с той стороны, где был довоенный Госнардом. Рядом построили здание ресторана. Теперь между Мюзик-холлом и входом в Зоопарк благоустроена и эта часть парка, рядом с тем местом, о котором упомянуто выше, оформлены газоны, выросли новые деревья, проложены аллеи. В выходные и праздничные дни здесь очень оживленно: идет бойкая торговля лакомствами, напитками, мороженым, вдоль аллеи от метро – гирлянды  всевозможных надувных шаров, детские площадки, батут..., ребятишки катаются на пони, а зимой и на санях. Ничто не напоминает, что здесь было в годы войны.

Я бывал здесь часто, и сейчас, в каждый свой приезд, обязательно прихожу сюда. И в этом году я побывал в Александровском парке, прошел его весь и, перейдя через деревянный мост в сторону пляжа к Петропавловской крепости, остановился на аллее, не поверив своим глазам — на газоне лежал большой гранитный валун (фото 9),  и надпись на нём гласила, что аллея «...заложена в год 15-летия сотовой связи стандарта 65М в России...». Эта аллея находится в 10 минутах ходьбы от входа в Зоопарк и этот камень мне напомнил то, о чем я думал уже давно.


Лет так 25 тому назад я обращался в администрацию Петроградского района с предложением рассмотреть вопрос установки на месте бывшего Госнардома в парке Ленина памятный знак, напоминающий о жертвах блокады, использовав для этого гранитный валун, каких много в окрестностях Ленинграда, с надписью  примерно такого содержания: «В память о жертвах трагических событий 1941-1944 годов в годовщину снятия блокады Ленинграда. Январь 19.. года». Мотивируя выбор места, я ссылался на то, что здесь был один из крупнейших моргов города, через который прошли, возможно, тысячи погибших ленинградцев. Отметил, что готов участвовать в финансировании. Ответ был чисто бюрократический и звучал он примерно так:  для сооружения памятника нет оснований,  т.к. захоронений в парке Ленина нет. Неоднократные мои попытки добиться положительного решения ни к чему не приводили. Последний раз я направил свое обращение к районной администрации и ветеранской организации через газету «Мой район» после того, как увидел памятный знак «...в год 15-летии сотовой связи... в честь долгосрочного сотрудничества компании с Государственным музеем истории Санкт-Петербурга...», но тщетно, реакции не последовало. Очень жаль. Думаю, что предлагаемое мной не менее актуально для истории.

Говорят, что о трагедии Ленинграда помнит «каждый его камень». Но  вот люди не все помнят, а есть и такие, которые и не знают. А ведь для того, чтобы помнили и знали, нужно всего несколько слов без излишнего пафоса и без напоминания о том, кто финансировал установку этого камня, с начертанием этих слов на нем (здесь я имею ввиду камень и надпись на нём, предлагавшиеся мной).

Когда я прохожу по теперешнему Александровскому парку мимо Мюзик-холла и Зоопарка и вижу между ними на аллеях, поблизости от памятного мне места, гуляющих и развлекающихся жизнерадостных людей, я рад за них, но где-то из глубины подсознания у меня выплывает чувство того, что они топчут память о моих близких — Толика, бабушки, отца и многих тех, кого уже давно нет с нами, и могилы которых не известны. Если бы на этом месте был скромный памятный знак, то такое мое чувство, думаю, стало бы проходить.

Прошлым жить нельзя, но если мы говорим и считаем, что «Никто не забыт, и ничто не забыто», то об этом, видимо, нужно деликатно напоминать потомкам, ведь скоро придет время, что тех,  кто ЗНАЕТ и ПОМНИТ,  уже не будет.

 

 Сентябрь 2012 года.

   Эдуард Якобсон

 








<< Назад | Прочтено: 427 | Автор: Якобсон Э. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы