RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Темы


Memories

Евгений Сапегин

БРЕХУН

 

Анатолий

Мой отец  уже на пенсии. Мне кажется, что он бы ещё мог работать и работать… Но он уходит утром, гуляет по берегу реки, любуется пейзажами, вдыхает всей грудью воздух, шумно выдыхает… и ничего не делает. Не могу сказать, что я его не люблю, нет – я очень его люблю, но ведь он мог бы как-то помочь мне... Хотя… о чём это я? Что мне помогать, когда мы остались вдвоём – он и я. Я зарабатываю достаточно, нам с лихвой хватает. Так… брюзжу… Но иногда мне кажется, что я его понимаю… Всю жизнь он пахал, как папа Карло! Содержал огромную семью… Сейчас мы остались с ним одни… И он как-то… сломался, что ли… Жизнь потеряла всякий смысл. Работать, чтобы жить? А кому нужна жизнь без смысла! Вот он и мается, ходит без всякой цели по просторам живописных окрестностей нашего посёлка, и друзей у него нет. Ну, хоть бы один был у него, с кем можно было бы душу отвести в разговорах! ... Нет. Бирюк он. Стар он стал, друзья-то все один за другим померли…


Владислав

Толян-то, небось, думает: «Вот старик чудит – целый день ни хрена не делает, шатается где-то, дурью мается!»  Да что говорить – прав он, чего без дела землю топтать… А я смотрю на реку, на лес, ведь не было у меня времени любоваться этакой  красотой! Да и не знал я, не замечал, что такая красота на свете есть! Всю жизнь провёл в городе. Красот-то в городе не густо... Или не замечал я их? Да и где их видеть, когда весь маршрут -  «дом – работа, работа – дом»! Года пролетели, а что видел? Завод? Да, работа была на первом месте. Семья – потом. А когда не стало ни того, ни другого…
      

Толян-то, молодец, понял, что в городе я загнусь быстро. Нашёл на окраине посёлка дом, быстро его оформил, все хлопоты взял на себя. Мол, пусть отец, на старости лет хоть рыбалкой, что ли, займётся. А мне эта рыбалка  совсем не нужна –  если я и в детстве-то на реке никогда не был… Первое время я и из дома не выходил – э, думаю, какая разница, где подохнуть. А вот поди же ты – воздух, что ли, какой-то здесь целебный? Прям поднял меня и позвал наружу! Вот и брожу по берегу и впитываю в себя природный дух, смотрю на деревья и будто впервые вижу… А река?! Это же чудо какое-то!
      

Вот здесь, на пригорке, моё самое любимое место. Какая панорама отсюда видна! Надо здесь лавочку, что ли, сделать... А то сидеть-то на траве уже холодновато, можно и застудить кое-что, вдруг ещё пригоди… Э-э-э!.. Ишь, размечтался! Воздухом волшебным, что ли, надуло?..
      

А вот насчёт лавочки-то – хорошая мысль, силы-то пока ещё есть, да и пару досок я присмотрел в сарае… Завтра и притащу.


Анатолий

Сегодня воскресение. Я целый день дома – выходной. Выходной – не значит, что дел нет. Их дома накопилось немереное количество, а неохота ничего делать. Разве что телик посмотреть, да глянуть в холодильник – чё там пожевать есть. Потянулся к дверце холодильника, скользнул взглядом по окну, смотрю – а отец чего-то в кладовке роется. Чудеса! Неужто надумал делом заняться? Я делаю вид, что ничего не вижу, а сам подсматриваю из-за занавески: доски какие-то вытащил, пилу в корзинку засунул, молоток, ещё какие-то инструменты суёт – мне не видно. Ну раз в корзинку кладёт – значит, куда-то намылился. Чудеса! Не допрёт ведь, смотрю, в затылке чешет. А попросить помощи – гордость не позволяет, видишь ли! Высунулся я в окно:

–  Отец! Куда собрался? Не на заработки ли нацелился?

–  Глупости не болтай!

–  Помочь? Давай помогу, ведь один не допрёшь!

–  Ну, коли сам вызвался – помоги донести. А там уж я сам...


Потащили мы с ним доски и инструменты, я пытался спросить, куда идём – молчит как рыба об лёд, как бабушка говаривала… Чёрт, устал я тащить доски-то, упарился. А он идёт себе, да всё наверх, на холм. На верхотуру поднялись, а там –мужичонка какой-то, скамейку ладит. Мой-то старикан, смотрю, хмурится!


Владислав

–  Кто таков? Почему на моём месте ставишь…

–  Да я-то Кузьма, а ты кто такой? И почему это твоё место?


Да, действительно, чего это я распоряжаюсь… А мужик-то, вроде, и ничего, не злой, спокойно так говорит, и с улыбкой:

–  Я уже годов пять сюда хожу. Какая здесь благодать! А тебя первый раз здесь вижу. Приезжий, что ли?


Не знаю почему, но досада вдруг пропала, исчезла.

–  Прости меня, Кузьма, Владислав я! Сегодня хотел здесь скамейку поставить, поскольку я тут часто простаиваю, действительно, здесь панорама удивительная! Но ты не серчай, я другое место поищу… Толян, пошли обратно!

–  Постой, Владислав… раз уж и тебе это место так пришлось по душе… может, вместе и будем сюда приходить, и скамейку вместе сделаем? Не хочешь вместе здесь сидеть, так по очереди будем приходить… А места всё равно лучше не сыскать!


Ну, ударили по рукам, рукава засучили, Толян тоже подключился, втроём-то быстро дело пошло. Я обратил внимание: у Кузьмы-то одна рука нормальная, а вторая – культя, кисти нет. Бедняга, как он одной-то рукой собирался скамейку делать?


Анатолий

Вижу, отец  ожил, каждый день возвращается в хорошем настроении. Не иначе – новый друг так на него действует. И говорить со мной стал охотнее, рассказывать стал о беседах с Кузьмой.

–  Интересно рассказывает Кузьма, правда, приврать немножко не дурак… Я проводил его на днях до дома – он живёт в соседней деревне, не так далеко от нашего места. Дом в полном порядке, следит, видать, хорошо за ним. А ведь не просто это, с одной-то рукой! Так и хочется сказать – рукастый! С культей-то! На обратном пути познакомился с его соседкой… Анной Григорьевной. Хороша баба… а тоже одинокая, вдова…

–  Э… отец, ты о чём?


Отец смутился:

–  Да о том, что хорошая пара бы получилась. Кузьма – хозяйственный мужик, а один живёт, да и она баба хоть куда!.. Не пойму, зачем ему одному-то куковать!..

Задумался мой старик, сидит у окна, а видит он что-то своё, ему только ведомое…


Владислав

Сижу на нашей лавочке, жду Кузьму, курить хочу, но терплю –  вместе покурим, так слаще. Слышу, шаркает своими стоптанными старенькими сапогами:

–  Здоров будь! Погодка сегодня отменная, не иначе – бабье лето начинается. Вон и паучки-путешественники уже в путь полетели…


Поручкались мы с ним. Я за сигаретами полез, он за кисет схватился. А как же, это первое дело – закурить на просторе.

–  На, моих попробуй, заморских! «Мальборо» называется, Толян из города привёз.

– Ну, о-о, я таких и не видал ещё! Мериканские? Красивая пачка! Ну, давай, попробуем, какие они внутри. Хороший парень у тебя – Толик-то. Заботится о тебе, вон сам-то вроде не курит, а про тебя не забывает. Вот мой-то на севере живёт, всё говорит, мол, дострою дом и за тобой приеду, заберу к себе… Уж который год жду…

–  Кузьма, я всё спросить хочу, а чем ты раньше занимался? Ну, пока на пенсию не ушёл?

–  Да я с конями всё общался, так сказать. Вот, во время войны…

–  Во время какой войны?

–  Какой-какой – Отечественной, конечно…

–  Ну ты, паря, ври, да меру знай! Сколько тебе было во время войны? Лет пять – после войны? Небось с пацанами в войну играл?


Кузьма аж задохнулся:

–  Да, если хочешь знать, я с самим Будённым на войне – вот, как с тобой встречался!

–  Ага! И с Македонским, да на Буцефале скакал? Или на кентавре?

Кузьма вскочил, глаза горят, руками машет, рот открывает, а сказать толком ничего не может:

–  Ну, Славка, ты даёшь…

–  Какой я тебе Славка! Будь любезен, пацан, меня по имени-отчеству называть – Владислав Николаевич! Брехун несчастный!

–  А ху-ху не хо-хо, Хуано Закидоныч? – отшвырнул окурок – И сигареты твои мериканские – говно!

Я тоже вскочил, и пошли мы в разные стороны. Ишь, врать он мне будет! Солидному человеку! Кипит всё внутри... Домой идти рано, пошёл вдоль берега быстрым шагом. С Будённым он встречался, ха!.. В пот сначала меня бросило, а потом ветерок начался, охолонил меня чуток. Ну ладно, приврал бы немножко, но нельзя же так нагло…

Остыл я маленько, а красота-то какая – нельзя же не видеть этого великолепия! Нельзя позволять себе так срываться на человека – не та обстановка, воздух не тот. И раздражение мало-помалу прошло. Постоял я у берёзки, посмотрел, как ребятишки пескарей ловят на удочку.


Смотрю – знакомая фигура топает-пыхтит, на горку с корзинкой карабкается.

–  Здравствуйте, Анна Григорьевна!

–  И Вам не хворать! У-фф! Прогуливаетесь? А я к куме ходила, проведать решила, давно не виделись. Вон нагрузила меня, без гостинцев от неё не уйти. Запыхалась...

Ну, я галантно корзинку-то у неё взял, пусть отдохнёт маленько. И пошли мы с ней, разговаривая неспешно. Рассказал я ей про нашу размолвку с Кузьмой, она посмеялась:

–  Ничего, он не злопамятный, быстро отмякнет, завтра и помиритесь. А что касается вранья, то тут Вы не правы. Он выглядит очень молодо для своих восьмидесяти с гаком…


Я аж остановился:

–  Как… восьмидесяти? Я был уверен, что ему лет шестьдесят!

–  Да, он воевал у Семён Михалыча – документы подделал и на войну подался. А потом на коне через минное поле скакал, подорвался, долго лежал в госпитале, руку потерял…

–  Господи, какой же я дурак, оказывается… Зря человека обидел!..


А ветер тем временем резко усилился, и тучки поплыли по небу. Мальчишки смотали свои немудрящие снастишки и потрусили домой, напоказ выставив куканы со своим уловом. Ну, и мне пора домой, пока ветер не сбил с ног – такие порывы вдруг появились, будто кто-то воздуходувку включил. Небо потемнело – такой резкой перемены погоды я и не помню.

 

Анатолий

       Пришёл я с работы – смотрю, сидит мой старикан темнее тучи, смотрит в окно, курит.

–  Ты чего такой хмурый? Или слон, пролетая, обделал?

–  Хуже... с Кузьмой разругались в пух и прах… а тут ещё погода…

–  Да, погодка та ещё! Глянь, какая буря поднялась – еле успел до дома добежать. Так с Кузьмой-то – чего не поделили? То чуть не целуетесь, а тут разбежались. Как дети, честное слово! Тот, небось, такой же сидит...


Я, переодевшись, пошёл на кухню чего-нибудь сварганить съедобного. Не люблю я этого дела, а куда деваться – кушать-то хочется! Отец всю пачку уж выкурил, самокрутку смолит, сидит молча. А в трубе печной ветер завывает, за окном – пылища. Тут – вспышка, как загремит, как из пушки над головой выстрелили! И тут же, будто кран на небесах открыли – полило!


За ужином отец почти ничего не ел. Так, поковырялся в тарелке – и опять за самокрутку. В доме повис синий дым, проветрить-то нельзя – ветер вмиг стёкла выбьет.

– Чего поругались-то?

–  Да не терплю, когда врут! Вот я и взвился… Каюсь – зря я так. Говорит, воевал он, видите ли! С Будённым вместе. Я-то думал, он лет на десять младше меня, провести меня хотел, а ему, оказывается, больше восьмидесяти…  Тьфу, махорка какая-то кислая! – Бросил недокуренную цигарку – и опять к окну. 


Гроза тем временем совсем разошлась: непрерывные сполохи и гром, как на войне, которую я, слава Богу, только в кино видел. Такой грозы я никогда и представить не мог – дождь лил как из ведра. Речка, небось, из берегов вышла. Гром гремел временами так, что спать не давал. Среди ночи слышу – стучит громко по железной крыше: град пошёл! В полудрёме смотрю: старикан мой накинул одеяло на голову и сидит у окна. И кашляет. Была мысль, что надо его в постель прогнать, но сон меня победил.


На следующее утро дождь так и не кончился. Правда, уже не такой жестокий стал – так, моросит. А небо всё такое же чёрное. Отец спит на скомканной постели – видать, ворочался, только под утро заснул. Положил ему ладонь на лоб – мать честная, да у него жар! Я растерялся: как его лечить? Аптечка-то есть, да лекарства-то все старые, просроченные... Поехал в город, отпросился на работе и – в аптеку.


Владислав

Проснулся, башка трещит, в горле першит, глотать больно, Толян на работе, а мне надо… А что мне надо? А-а, мне надо обязательно поговорить с Кузьмой, попросить у него прощения за вчерашнюю эскападу. Осёл я старый! И чего меня вчера повело… О, а дождь-то ещё не кончился. И холодно. Попытался встать, а всё вокруг крутится, и я опять оказался на кровати… Э… да я заболел! Продуло, наверное, на ветру… Дверь проиграла свою скрипучую песню – Толян. Мокрый весь, в руках охапка дров!


–  Проснулся? Хорошо, сейчас печку топить будем… ежели от угара не помрём. Ты же у нас истопником всегда был, а сейчас тебе лежать нужно, будешь оттуда командовать. Как, голос-то есть? А нет – так руками водить будешь. Ты же прирождённый руководитель! Сейчас чайник закипит, лечить тебя буду. Правда, я это лечение очень примерно представляю, но пить-то горячее тебе надо. Вот, какие-то снадобья в аптеке купил…

–  Кхе, кхе… – откашлялся я, – а что, в нашей аптечке разве ничего нет? Ещё твоя бабка заполнила её.

–  Окстись, отец! Сколько лет прошло! Да всё уже испортилось!

–  Кхе, кхе… твоя правда, кхе,.. я последний раз болел-то… лет двадцать тому назад, кхе…


Короче, три дня я провалялся. А болезнь и не собирается покидать меня. Потерял я всякую надежду сходить прощения просить у Кузьмы. Сам-то не дойду, а вот как-то Толяна подговорить… Язык-то не поворачивается просить, а, видимо, придётся.


–  Толян, не знаю, долго ли ещё проваляюсь, не знаю… но время-то идёт. Может, ты прогуляешься до Кузьмы, а? Объяснишь ситуацию, мол, сам не может придти, но раскаивается и такое прочее… И пригласи его к нам в гости.

–  А чего же, почему и не пойти? Может, он поможет тебя вылечить. Сейчас, пообедаем – и пойду. Расскажешь, как его дом найти?
     

Ушёл Толян, а я места не могу найти. То есть, место у меня одно – постель, будь она проклята, но верчусь, как эта самая… как её… забыл. Как мог, оделся, к окну присел. Часа два, наверное, Толяна не было. Наконец вернулся, да не один, а… с Анной Григорьевной!


–  Здравствуйте, Владислав Николаевич! Простите, что без приглашения пришла. Но медицинская скорая помощь, думаю, Вам не повредит. Я, правда, не человеческий врач, много лет лошадей лечила…

–  Или таких ослов, как я? Как я рад Вам, Анна Григорьевна, Вы себе и не представляете!


Удивительно, как женская рука преображает жилище! Через полчаса дом было не узнать – вроде ничего особенного и не делала, а дом стал уютнее, чище, теплее. И не от того, что печка натоплена, а просто присутствие женщины создаёт эффект тепла. Особенно в холостяцком обиталище.

–  А что же Кузьма? Так и дуется?

–  Кузьма передал свои извинения, что не успел навестить Вас. Ведь за ним приехал сын, как и обещал. Времени было в обрез, и к Вам он не смог заскочить, и сын очень быстро его увёз. Так что дом стоит заколоченный, вещей сын наказал много не брать, мол, там всё есть.

–  Я так рад за него! Жаль, что я не смог попросить его прощения, но сын есть сын. Конечно, ему с ним будет лучше.

–  Владислав Николаевич, давайте я Вас осмотрю.

–  Пап, Анна Григорьевна принесла мёд и малиновое варенье!

–  Ага, и шприц для уколов, – добавила Анна Григорьевна.


 Анатолий

Как расцвёл отец после визитов Анны Григорьевны! Жизнь прямо на глазах возвращалась в бренное тело раба божьего Владислава. И голос чистотой зазвучал, и в руках прежняя сила появилась. Поистине, женщина – лучшее лекарство… И вспоминая слова Авиценны, «всё есть лекарство и всё есть яд», я могу сказать: ложь есть яд, но она же может быть и лекарством...

Кузьма умер в ту ночь, когда была гроза…


Когда отец послал меня за Кузьмой, я застал там закрытый дом и нахохленную Анну Григорьевну на приступочке. Она и рассказала мне о смерти Кузьмы и скромных поминках. Он был совсем один в этом огромном мире, и всю свою нелёгкую жизнь провёл один, наедине с тяготами.

–  А сын его где?

–  Бог с Вами, какой сын! Нет у него никого. Тут он, конечно, приврал маленько – чтобы не жалели его. Мечтал, конечно, чтобы сын у него был, как Вы.., –  помолчала, – ведь почему он один жил... После ранения не может у него быть детей… и жены, – с тихим вздохом добавила она.

Боже! Как же это страшно – всю жизнь прожить с такой душевной болью…

   

–  Анна Григорьевна! Мой отец чистую правду Кузьмы принял за ложь. Хорошо, что Вы смогли указать ему на ошибку. Но если отец узнает о смерти Кузьмы, он же не сможет жить более. Он всю вину за его смерть возьмёт на себя, я хорошо его знаю. Он и так наказан, а тут ещё эта болезнь… А если мы с Вами… сделаем так, что единственная неправда, которую сказал Кузьма, станет правдой, в которую отец поверит – может, это заставит его дальше жить? Вы мне поможете?

 

Анна Григорьевна долго и пристально смотрела мне в молящие глаза.

Затем встала и пошла в свой дом. Я понурился: не простила… её право… Но вдруг появилась через пару минут с корзинкой:

–  Пошли… будем лечить…

Ашхабад, ноябрь, 2018





<< Zurück | Gelesen: 167 | Autor: Сапегин Е. |



Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Autoren