RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Темы


Memories

Наги Эрвин

Дело отца

(Документированный рассказ)

 

Есть человек – есть проблема,

Нет человека – нет проблемы.

И. Сталин

 

Мое появление на свет произошло в Москве 7 ноября 1930 года. Моя мать, Фаня Минаевна Зак, родилась в местечке Татарское Могилевской губернии в семье мелкого ремесленника-кожевеника. Отец, Алексей Львович Наги, в досоветской жизни – венгерский еврей Нодь Акош, происходил из семьи мелкого арендатора. Место его рождения – хутор Бачборшод на юге Венгрии между городами Байа и Сегед. В Первую Мировую войну Нодь Акош был мобилизован на фронт и в 1916 году в Брусиловский прорыв пленён российскими войсками. Октябрьская Pеволюция (нынче её называют октябрьским переворотом) застала его в лагерях для военнопленных на Дальнем Востоке. В девятнадцать лет делать историю своими руками увлекательно. Акош принял революцию в России с энтузиазмом и, активно содействуя становлению Cоветской власти, в 1920 году вступил в ВКП(б), а в 1924 принял советское гражданство. Сферой своей деятельности Акош избрал журналистику и в начале двадцатых годов основал во Владивостоке газету «Красное Знамя», которая выходит и по сей день. В это время и произошла русификация его имени – Акош – Алёша – Алексей.

В 1926 году ЦК ВКП(б) направил Наги А. Л. на работу в ТАСС. В этом же году он был на полгода командирован в Шанхай.

В июне 1931 года Алексей Львович Наги был командирован в Японию заведовать корреспондентским пунктом ТАСС в Токио, куда и переехала вся наша семья. Соответственно, и детство моё прошло в Японии.

В конце ноября 1937-го года по вызову из ТАСС Москвы из Токио наша семья возвратилась в Москву. Буквально на следующий день по приезде родители отправились в Комиссию Партийного Контроля (КПК) ЦК ВКП(б) для прохождения процедуры, называвшейся «проверка партийных документов», а по существу, являвшейся проверкой личности на благонадёжность. Проверкa этa продолжалась около четырех месяцев и закончилась с положительным результатом. В апреле отцу сообщили, что ЦК ВКП(б) рекомендует его для работы в ТАСС, и там уже ждут его после Первомая. Это было в начале апреля 1938-го года, а 29 числа, перед праздниками, А. Л. Наги на моих глазах был арестован.

В середине сентября маме сказали:

– Наги Алексей Львович осуждён на десять лет лагерей строгого режима без права на переписку.

В военные годы, находясь в эвакуации в глухой западно-сибирской деревне Константиновка, мы часто думали об отце. Мама вспоминала обстоятельства и детали, ранее мне неведомые. А может быть, по мере взросления я обращал внимание на подробности, до того времени не запоминавшиеся. Я узнал, что в Токио отец был избран секретарём партийной организации всей советской колонии в Японии и оставил этот пост незадолго перед возвращением в Москву.

Как-то мама спросила меня:

– Ты помнишь «Акулу»-Кудрявцева, пугавшего вас, детей на пляже в Камакура? Одно время он работал у Алексея на корпункте.

–  Конечно, помню!

– Так вот, когда нам в Комиссии Партийного Контроля объявляли об окончании проверки, Алексея спросили, что он может сказать о Владимире Леонтьевиче Кудрявцеве. Он ответил, что это был журналист, стажировавшийся у него в 1935-36 годах в Токио, что служебных и политических замечаний к Кудрявцеву он предъявить не может, но личные отношения у них не сложились. На это инструктор КПК заметил, что Кудрявцев написал об Алексее достаточно много, что и послужило основной причиной проверки.

В мае 1945-го года победоносно закончилась Великая Отечественная война. К этому времени мы уже вернулись из эвакуции домой в Лосинку, как называли тогда город Бабушкин, являвшийся пригородом Москвы.

Время шло. Помня о приговоре отцу, объявленном нам, мы ждали апреля 1948-го года. Наконец наступило долгожданное 29-е число. Был слякотный день. Мелкий дождик сыпался на остатки снега под заборами. Я подходил к дому со сжатым сердцем. Всё было, как обычно. Ещё несколько дней ожидания, и всё вернулось «на круги своя».

Смерть Сталина пришлась на мою учебу в МЭИ (Московcкий ордена Ленина Энергетический институт имени В. М. Молотова). Надо сказать, что особого горя мама и я не испытали.

Задолго до этого события иногда, темными ночами мама, кивая в сторону его портрета с трубкой во рту, говорила мне:

– Вот я не доживу, а ты меня вспомнишь! Он умрет, и о нём хорошо не скажут.

Год спустя начались  робкие разговоры о незаконных арестах во времена правления Сталина, о пересмотре дел и реабилитации безвинно репрессированных.

Передо мной листки из записной книжки того времени. На нём – «этапы большого пути» процесса оправдания безвинно осуждённого.

24 ноября 1954-го года. Посещение Приемной КГБ СССР на улице Кузнецкий мост для получения (а для нас – подтверждения) памятных, точных сведений об аресте отца и приговоре Особого совещания. Рекомендовали обратиться в Военную Коллегию Верховного Суда СССР на улице Воровского, 15.

3 декабря 1954-го года. В Военной Коллегии Верховного Суда СССР меня принял полковник юридической службы. В просторном кабинете за большим столом он сидел спиной к окну. Пригласил сесть напротив. Наклонив голову с седым ёршиком и глядя через толстые очки в папку, прикрывавшую половину его лица, ровным негромким голосом произнёс:

– Наги Алексей Львович осуждён 7 сентября 1938-го года на 10 лет лишения свободы и умер 5 октября 1939-го года.

– Где?

– В месте, где находился в заключении.

– Где?

– В месте, где находился в заключении.

– Где?

– В месте, где находился в заключении.

Тем же ровным монотонным голосом. Я понял, расспросы – бессмысленны.

– Что мне делать дальше?

– Когда правительством будет принято соответствующее решение, вам нужно будет подать заявление о пересмотре дела вашего отца в Главную Военную Прокуратуру. О начале приёма заявлений вы узнаете.

В полученной в Верховном Суде информации новыми для нас были сообщение о его смерти и дата.

Начало 1955-го года было знаменательным в нашей семье. В феврале состоялась защита моего дипломного проекта, в марте – свадьба. Как и было принято, заблаговременно, 24 февраля мы с невестой Рахилью Нацкиной пришли подать заявление в ЗАГС города Бабушкина. Сотрудница ЗАГСа, услыхав мою фамилию, воскликнула:

– Наги! Наги... Что-то у меня связано с этой фамилией!

И я вспомнил, что примерно месяцем раньше по почте на моё имя пришла маленькая бумажка с просьбой зайти в ЗАГС. Полагая, что приятели, знавшие о нашем намерении пожениться, подшутили над нами, я не обратил внимания на это послание. Но в тот момент меня осенила догадка и я спросил:

– Возможно, вы должны оформить Свидетельство о смерти?

– Да-да, – ответила она и, заглянув в большую амбарную книгу, достала бланк и стала его заполнять. Через несколько минут мне был передан документ, в котором значилось:

 

СВИДЕТЕЛЬСТВО О СМЕРТИ

II - A 452247

Гр. Наги

Алексей Львович

умер(ла) 5/Х - 1939. Пятого октября

Тысяча девятьсот тридцать девятого года,

возраст 46 лет.

Причина смерти            Рак печени

о чём в книге записей актов гражданского

состояния о смерти 1955 года января месяца

13 числа произведена соотвeтствующая запись

за № 24.

Место смерти город, селение Бабушкин

район Московская область, край,

республика РСФСР

Место регистрации: Моск. обл.

Бабушкинское г/от ЗАГС

Дата выдачи «24» II 1955 г.

Печать

Заведующий бюро записей актов

гражданского состояния                 Подпись

 

Обращали на себя внимание два обстоятельства: вопервых, место смерти – город Бабушкин. Как будто отец скончался у себя дома или в городской больнице. Тюрьмы или лагеря ни в городе, ни в ближайшем соседстве не было, – это я знал точно; ну, и вовторых – промежуток времени между датой смерти и датой записи об этом в книге записей актов гражданского состояния – больше шестнадцати лет.

– Oткуда получены эти сведения? – поинтересовался я, на что чиновница совершенно спокойно ответила:

– Получено указание из Министерства Внутренних дел, вот я и выполняю.

Это был первый официальный документ, касающийся судьбы отца, полученный после его ареста.

Так нас порадовали при подаче заявления о вступлении в брак.

В дату смерти мы с мамой поверили, в место – конечно, нет.

В то время мне было трудно понять, что Свидетельство о смерти А. Л. Наги в городе Бабушкин является скрытой формой его реабилитации, так как при заполнении анкет (процесса весьма распространённого в советское время) можно было не упоминать о том, что отец был арестован.

Спустя полгода во время очередного посещения приемной КГБ мне сказали:

– Решение о пересмотре дел принято, подавайте заявление в Главную Военную Прокуратуру, улица Кирова, 41.

20 сентября 1955-го года. В Приемной ГВП – толпа. Принимают в нескольких кабинетах одновременно. Разговаривают вежливо. Разъясняют, как писать заявление. Моё заявление и краткое изложение известных мне обстоятельств принял подполковник юридической службы Беляев.

Вот их тексты:

 

В Главную

Военную Прокуратуру

З а я в л е н и е .

 Мой отец Наги Алексей Львович 1893 (или 97) г. рождения был арестован 29 апреля 1938 г.

В течение ноября-декабря 1954 года мне удалось выяснить, что он был осуждён Военной Коллегией Верховного Суда СССР 7 сентября 1938 года на 10 лет лишения свободы и умер 5 октября 1939 в месте, где отбывал наказание.

Прошу посмертно реабилитировать Нагu Алексея Львовича.

                   20.9.1955 г.                    Подпись.

г. Бабушкин, Поселковая ул., дом 6, Наги Э. А.

 

    И приложение:

 

Наги Алексей Львович работал в ТАСС; с 1931 по

1937г. был Представителем ТАСС в Японии в Токио.

В Декабре 1937 года был отозван в Москву, где в течение 6 месяцев проходил проверку в ЦК ВКП(б)

Результаты проверки были положительны – отца ни в чем не обвиняли. Сказали только, что есть доносы Кудрявцева В. Л. (нынешнего международного обозревателя), который в то время работал его помощником.

В день ареста Наги А. Л. домой пришла телеграммa с предложением занять определенный пост в ТАСС.

Подпись.

 

В левом верхнем углу заявления штамп:

«С приёма ГВП 20/1Х 1955г.»

Ниже еще один штамп:

«Картотека ГВП ВС СССР»

ниже – неразборчиво (по-видимому, регистрация) и размашисто:

2/2 - 54120 - 54.

Справа внизу резолюция: «Запрос 1 С/Д МВД» и под чертой подпись и дата: 17.Х-55г.

 

Резолюции мне удалось увидеть, переписать и частично даже получить с ксерокопиями некоторых документов при знакомстве с подлинниками в архивах КГБ и Комиссии Партийного Контроля при ЦК КПСС (КПК), много лет спустя.

Дальнейшую информацию в ГВП давали исключительно изустно. По датам это выглядело так:

6 декабря:

– Ваше заявление зарегистрировано 22 сентября 1955-го  года  за № 8 – 54120 – 54;

27 марта 1956-го года:

– Дело передано в группу полковника Артемьева.

Что это за группа, при каком учреждении, что она должна делать – никаких разъяснений (возможно, Артемьев – тот самый полковник в Военной Коллегии, известивший меня о смерти отца);

29 апреля (восемнадцатая годовщинa ареста А. Л. Наги):

– Дело под грифом 8 серии 510 – 56 г находится на проверке в КГБ СССР,  после чего будет передано прокурору Ожегову.

22 мая: В наш адрес пришло письмо из ГВП:

 

8с 54120 – 54 от 16 мая 1956 г

Сообщаю, что поступившая от Вас жалоба Главной военной прокуратурой рассмотрена и Ваше ("Ваше" – зачеркнуто чернилами) дело Вашего отца ("Вашего отца" вписано сверху чернилами) передано для рассмотрения в Верховный Суд СССР.

 

В тот же день в Верховном Суде подтвердили:

– Дело поступило, но ещё не зарегистрировано.

Наверное,  не успевали.

 

20 июня:

– Дело зарегистрировано: 4н – 10433 III Зона. Вам необходимо обратиться в последнее место работы отца и найти там людей, знавших его по работе.

 

Я отправился в ТАСС. Здесь, узнав причину моего визита, меня направили в отдел кадров. Сотрудница отдела, выяснив, в какое время и где работал Наги А. Л., просмотрела несколько папок, назвала две фамилии и сказала, в каких комнатах можно найти этих людей. Фамилию одного из них – мужчины лет пятидесяти с лишним – я запамятовал, а вот фамилию заведующей отделом телетайпов – Маркузе – запомнил. Оба подтвердили, что Алексея Наги помнят и готовы при необходимости подтвердить, что о его противозаконных или антисоветских намерениях никаких подозрений у них никогда не было. Я их предупредил, что, возможно, их пригласят по этому поводу в Военную Коллегию Верховного Суда. Маркузе же, глядя на меня, произнесла:

– Так вы и есть тот самый плод южного солнца? Вам что-нибудь известно о другом сыне Алексея Львовича – Густаве?[1]

– Я знаю, что у меня есть брат по отцу Густав и однажды, уже после ареста отца, он приходил к нам. Это была наша единственная встреча. После войны мне не удалось найти его. Может быть, Вам что-нибудь известно о нем?

Маркузе пoкачала головой:

– Ничего!

На этом мы расстались.

 

23 июля:

– Дело передано на рассмотрение в первую инстанцию под

№ 4н – 10433, в дальнейшем будет № 4н – 10434. Заходите в начале августа.

1 августа я приехал на улицу Воровского, 15. Спросив фамилию и узнав, по какому вопросу пришёл, солдатвахтёр направил меня в специальную приёмную. Там уже были люди. Молодой службист в звании капитана объяснил, что дела, по которым пришли присутствующие, пересмотрены. В результате пересмотра состав преступления в их обвинительных заключениях не обнаружен, приговоры – отменены, и их дела, соответственно, закрыты. Обвиняемые – реабилитированы.

– Сейчас я вам выдам справки об этом. Каждый из Вас распишется в получении справки. Прошу эти справки беречь, так как восстановить их будет крайне сложно. На основании этих справок вы сможете получить денежные компенсации в размере двух месячных зарплат по последнему месту работы реабилитированных и стоимости конфискованного имущества. Для этого вы должны будете обратиться в их последнее место работы и Мосгорфинуправление.

После этого вступления капитан стал вызывать пришедших по фамилии и вручать справки под расписку.

На листке в половину стандартного размера с гербом и штампом Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР значилось:

 

« 1» августа 195 6 г.

4н – 10434/56

С П Р А В К А

Дело по обвинению НАГИ Алексея Львовича

пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 25 июля 1956 года.

      Приговор Военной Коллегии от 7 сентября 1938 года в отношении НАГИ А.Л. по вновь открывшимся обстоятельствам отменен и дело за отсутствием состава преступления прекращено.

      НАГИ А. Л. посмертно реабилитирован.

 

Председательствующий судебного состава

Военной Коллегии Верховного СУДА СССР

Генерал-майор юстиции Лебедев

                                                           /подписал Степанов/

 

Никаких сведений о реальных причинах ареста, о характере приговора, о месте нахождения в заключении, о месте захоронения останков. Никакого намёка на сочувствие или, тем более, вины. Велели реабилитировать – вот вам реабилитация. И будьте довольны. Даже деньги вам выплатят в возмещение ущерба.

Денежная компенсация за конфискованное имущество включала весьма произвольно определённые стоимости радиоприёмника фирмы «Бош», велосипедa марки «Фудзи» и «двух чемоданов с вещами». К концу 1956-го года финансовые дела были завершены. Но любопытно, что 19 января 1957-го года на моё имя пришёл перевод от Финансово-планового (было и такое, оказывается!), отдела КГБ при СМ СССР. На месте, отведённом для письма, указано:

 

Переводятся поступившие от управления Госдоходов Мин Финансов СССР за часы 356-93

Почтовый сбор 7-00

Уведомление 0-40

К переводу 349-53

 

Каковые я и получил.

Власть предержащие считали себя благородными и на все лады распространялись о справедливости, которая наконец восторжествовала. Официально был осуждён сталинский произвол. Речи эти с отступлением «Оттепели» стали постепенно затихать, а в брежневские времена и вовсе заглохли. Зато начали поговаривать о восстановлении авторитета «Вождя Народов». Можно было услышать и об «этой напрасной возне с реабилитацией».

29 апреля 1984-го года, в этот чёрный день нашей семьи, скончалась моя мама, Фаня Минаевна Зак, так и не поверившая до конца в бессмысленную гибель своего мужа.

Наступила «Перестройка», характеризовавшаяся, главным образом, непривычной для советского общества гласностью. Мне удалось собрать некоторые материалы o жизни и работе отца из архивов ТАСС и Октябрьской революции. До меня дошли слухи, что в КГБ сообщают дополнительные подробности о судьбе репрессированных.

21 сентября 1988-го года в Приёмную КГБ СССР мною было отправлено письмо с изложением известных мне деталей жизни отца. И в конце письма –

Прошу вас изыскать возможность сообщить мне следующие сведения:

1. Достоверную дату рождения отца (имеющиеся у меня сведения – от 1893 г. до 1897 г.)

2. Местонахождение отца в период с 1915 до 1918 годов.

3. Какой приговор был вынесен отцу и за что.

4. Реальны ли дата и причина смерти, указанные в Свидетельстве о смерти

                               II – А 452247 от 24.02.55.

Указанные сведения важны для восстановления биографии моего отца, как для меня, так и для моих детей и внуков.

 

                                                            Подпись

                                                                20.09.88

 

В письме был указан номер домашнего телефона, и примерно месяц спустя дома раздался звонок:

– Здравствуйте! Товарищ Наги?

– Да, Наги слушает.

– Это из КГБ, – тревога охватила меня, инстинктивно, до того, как осознал, что сам к ним обращался.

– Вы посылали заявление с просьбой сообщить вам подробности судьбы Вашего отца. Нужно обусловить время Вашего посещения.

Мы договорились на 21 октября в 15.00.

 

В указанный день и час я вошёл в обрамлённую красным гранитом дверь на Кузнецком мосту, 22. Узкий коридор протяжённостью около трех метров вёл в помещение без окон. Напротив - дверь вглубь здания, и перед ней – солдат-вахтёр. Вдоль стен – диваны и низкие столики. И вдруг за спиной вкрадчиво:

– Эрвин Алексеевич?

– Да, я, – оглядываюсь и вижу крепкого жгучего брюнета в чёрном кожаном пальто в обтяжку.

– Вас ждут в этом кабинете! –  показывает рукой на дверь в одну из крохотных комнаток, отгорaживающих холл Приемной от широких окон на улицу. Эти-то тесные кабинки для приёма посетителей и образовали узкий входной коридор. Входим. За небольшим столиком сидит стройный человек в тёмно-сером штатском костюме. При нашем появлении встает.

– Здравствуйте, Эрвин Алексеевич! Подполковник Ахминский, Вячеслав Васильевич. Садитесь, пожалуйста.

И указывает место прямо напротив. Между его столиком и предложенным мне стулом есть ещё тумбочка. Возможности заглянуть в папку, лежащую перед ним на столе, у меня нет. Мой сопровождающий уселся сбоку, засунув руки в карманы пальто. Так он и просидел всё время нашей беседы, молча гля-дя на меня с благожелательной полуулыбкой.

– Могу я записывать Ваше сообщение?

– Да, конечно, вот бумага. – И он указал на листы, лежащие на столе.

Кроме незначительных моментов из биографии отца в период 1915 – 18 годов, подполковник Ахминский прочитал из папки:

– Вашего отца обвиняли в активном участии в антисоветской террористической и диверсионной организации правых; в том, что он разделял террористические методы борьбы с руководством; в провоцировании войны со стороны Японии против СССР. Приговорён 7 сентября 1938-го года к высшей мере наказания. Подробнее вы сможете узнать, обратившись в Военную Коллегию Верховного Суда, – закончил он, закрывая папку.

– Могу я ознакомиться со следственным делом?

– Нет, это нельзя.

5 декабря в Военную Коллегию Верховного Суда было отправлено письмо также с известной мне информацией, заканчивавшееся вопросами:

1. Реальный приговор, дата его вынесения;

2. Место отбытия в заключении или расстрела, если приговор был ВМН (высшая мера наказания);

3. Где находился отец (где велось следствие)  после ареста и до вынесения приговора (с 29.04.38 до 07.09.38? условно);

4. Кто проходил с ним по делу;

5. Кто (если хватит духу!), вел следствие;

6. Где вероятнее всего находится прах отца.

Указанные сведения важны для меня, моих детей и внуков.

                                                              Подпись

                                                              05.12.88

 

25 декабря пришел ответ на бланке Военной Коллегии Верховного Суда:

 

23» декабря 1988 г.

№ 4н – 10434/56.

 

Эрвин Алексеевич !

На Ваше заявление сообщаю, что Наги Алексей Львович, 1893 года рождения был осужден 7 сентября 1938 года Военной коллегией Верховного Суда СССР к расстрелy по обвинению в участии в антисоветской террористической и диверсионно-вредительской организации правых, разделении терростических методов борьбы в отношении руководителей партии и правительства, ведении работы по провоцированию войны между СССР и Японией. Кроме того, он обвинялся в том, что являлся агентом японской разведки.

Проведенной в 1956 году дополнительной проверкой было установлено, что данное осуждение являлось необоснованным.

Определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 25 июля 1956 г. указанный приговор отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления.

Наги Алексей Львович по данному делу pеабилитирован посмертно.

Военная коллегия не располагает данными о месте и точной дате приведения данного приговора в исполнение, но по существовавшим в тот период времени правилам подобные приговоры приводились в исполнение немедленно после провозглашения приговора, а места захоронения не фиксировались.

Возможно, эти и другие интересующие Вас сведения имеются в прекращенном деле Наги А. Л., которое направлено в сентябре 1956 г. в КГБ СССР и куда Вы можете обратиться.

Понимая глубину трагедии, постигшей Вас и Ваших близких, в связи с необоснованным осуждением Наги Алексея Львовича, прошу принять искренние соболезнования.

 

                                       Начальник секретариата Военной

                                       Коллегии Верховного Суда СССР

                                       Подпись          А. Никонов.

 

Понадобилось тридцать два года, чтобы изменился тон письма. Поменялись люди. В значительной мере изменилось и отношение к прошлому, да и перестроечные ветры делали своё дело. Однако, чувство коллективной ответственности помогало ещё отсылать просителей из одной инстанции в другую. КГБ направлял меня в Военную Коллегию, она, в свою очередь, – в КГБ. Было ясно, что туда обращаться бессмысленно.

Я достал Свидетельство о смерти Наги А. Л.

 

                    Умер 5 октября 1939 года...

                    Причина смерти – Рак печени...

                    Место смерти – город Бабушкин

                                        Московская область.

 

Ложь. Сколько её – этой лжи – в нашей жизни...

Демон гласности, выпущенный на волю, делал своё дело. В стране происходили события, непредставимые дотоле. Они-то и привели к развалу Союза ССР.

Демократически настроенная власть в России объявила в 1991-м году об открытии различных архивов, в том числе и архива КГБ.

2 февраля 1992 года в Приемную КГБ, уже Российской Федерации, но с тем же адресом – Кузнецкий мост, 22 – мною было передано заявление с просьбой предоставить возможность ознакомиться с делом моего отца, Наги Алексея Львовича. В конце заявления было упомянуто, что «21 октября 1988 года меня принимал подполковник Ахминский В. В. и сообщил некоторые детали дела отца.» Этим напоминанием я рассчитывал ускорить ответ. Как и четыре года назад, спустя примерно месяц, по телефону доброжелательный мужской голос сообщил, что в условленное время нужно придти в Приемную и получить дело для ознакомления. Мы договорились на 4 марта.

Ровно в 13.00 я вошел в знакомые обрамлённые красным гранитом двери, где меня встретил сотрудник в штатском, представившийся Якушевым Вячеславом Николаевичем. Вручив дело, он провёл меня в кабинку, подобную той, где меня принимал подполковник Ахминский. Теперь на крохотной площади размещались три канцелярских столика и несколько стульев. Здесь уже сидели посетители и работали с документами. Окно во всю стену выходит на Кузнецкий мост, живущий своей полной жизнью, от которой нас отделяет тонкая непрозрачная штора. По-видимому, в комнатёнке находились мои коллеги по интересам и положению в обществе. Пребывание в стенах этого учреждения накладывает особый отпечаток на поведение, и люди здесь не склонны к общению. При этом мы не ощущали помех от физически тесного соседства. Каждый из нас был углублён в атмосферу, воссоздаваемую при чтении листов дел. Каждый – в свою. Думаю, что при самых разнообразных обстоятельствах и деталях каждого дела  фон и настрой были общими для всех.

Итак, наконец, передо мной на столе дело отца. Подшивка документов, объединённых в два тома. Первый, переплетённый в бежевый глянцевый прессшпан (технический картон), содержит документы следствия и суда. Он охватывает период с 27 апреля по 7 сентября 1938-го года. Второй, в синей обложке – документы, связанные с пересмотром дела и реабилитацией, происходившими с 20 сентября 1955-го года по 1 августа 1956-го года. В итоге: с момента ареста отца на проведение следствия, судебного заседания, вынесение судебного приговора и его исполнения хватило четыреx месяцев; с момента подачи моего заявления на пересмотр дела и принятие решения о реабилитации понадобилось десять месяцев. Такой баланс...

На обложке первого дела – строгая чёрная рамка и сверху типографским способом:

 

Народный Комиссариат Внутренних Дел

ВЧК – ОГПУ – НКВД

Год производства – 19__.

 

Заглавие:

 

       Следственное дело по обвинению Наги А.Л.

Специальный штамп: «Особый архив».

Ниже – правила пользования:

Полученное из архива дело должно быть возвращено через 10 дней с момента получения его.

Передача полученных из архива дел в другие отделы

или органы производится исключительно через

1-й спецотдел НКВД СССР.

 







<< Zurück | Gelesen: 344 | Autor: Наги Э. |



Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Autoren