RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Темы


Memories

Наги Эрвин

 

Две встречи в Коктебеле

Из рассказов об интересных людях

 

 

О Коктебеле

 

Был тот редкий случай, когда я проводил отпуск не в путе­шествии, а в непривычно комфортных условиях в Коктебеле. Причиной тому явилась работа над книгой, которую мы – трое коллег – решили написать по результатам наших технических исследований. С одним из соавторов мы и отправились „на юга“, чтобы максимум свободного времени посвятить этому важному делу.

 

Коктебель – место модное. Не только из-за своеобразной природы и здорового климата восточного Крыма, но и как мес­то, где летом собиралась элита твор­ческой интеллигенции. Так возникло сообщество "коктебельцев", приезжавших сюда много лет подряд. Своим центром они почитали дачу Максимилиана  Волошина, поэта и художника, причастного в молодости к декадaнсу. В советские времена его не издавали, и известен он был среди знатоков поэзии и профес­сиональных литераторов. На даче, построенной в начале века в стиле модерн, постоянно жила вдова поэта – Мария Степановна. В меру своих весьма скромных возможностей она сохраняла обстановку и атмосферу, сложившиеся при жизни Волошина. В этом Марии Степановне содействовали неко­торые отдыхавшие здесь известные люди. При необхдимости они обращались к местному начальству, делились и личными средствами. По существу, это был неофициальный дом-музей Максимилиана Волошина. Принимая участие  в  заботах  Марии  Степановны,  писатели  и  учёные ощущали себя в некоем тихом противостоянии господствующей идеологии.

Приезжали в Коктебель и люди, не имевшие отношения к науке или искусству. Рядовые трудящиеся, встречая на набережной известных писателей и актёров, чувствовали себя причастными к кругу деятелей искусства. Более активные отдыхающие завязывали с ними знакомства. Воспользовавшись ими, можно было проникнуть "в гости к Волошину" и окунуться в атмосферу, сохранявшую дух богемы начала века с привкусом декаданса...

Повстречался и я с интересными „коктебельцами“.

Воспоминаниями о двух из них – поделюсь.

 

Физик-путешественник


В самое жаркое время дня мы обычно уходили в сад нашей хозяйки под навес, оплетённый виноградными лозами. Там в тени, разложив на дощатом столе свои материалы, трудились над будущей книгой. Rаботалось легко, и особенно приятной была возможность в любой момент прервать свои занятия ради пляжа, гор или скал Кара-Дага, отвлечься - и снова браться за дело. По взаимной договорённости каждый из нас мог в любой момент устроить себе такую передышку. В этот раз мой соав­тор, тряхнув головой, сорвался на пляж, оставив меня дописы­вать согласованные формулировки.  Не успел я сложить наши труды, как он взволнованный вбежал под навес:

– Послушай, по-моему на пляже академик[1] Блохинцев! Tы же с ним встречался на Байкале пару лет назад! Иди, поздоровайся, может быть, он тебя узнает. Интересно всё-таки!

Действительно, в 1959-м году мы – группа друзей – провели целый месяц на Байкале. Путешествие начинали в Листвянке у истока Ангары, на вёслах прошли до острова Ольхон и заканчивали в деревне Давша, в Баргузинском соболином заповеднике. Дирек­тор заповедника разрешил нам сделать кольцевой маршрут по подведомственной ему территории. Три счастливых дня мы про­вели в тайге, бережно сохраняемой в первозданном состоянии. Вернувшись в Давшу, мы стали готовиться к дороге домой. На следующий день с юга пришёл „Комсомолец" – небольшое дизельное судно, бывшее единственным транспортным  средством на Байкале. Ещё два дня нам нужно было ждать обратного рей­са. Обычно к приходу „Комсомольца“ свободное население при­ходило к причалу встретить знакомых, узнать новости, купить пиво или ещё что-нибудь в судовом буфете. Пришли на причал и мы. Среди немногих пассажиров, сошедших на берег, выделялись трое – двое мужчин и женщина, все в солидном возрасте, не моложе пятидесяти лет, все в новеньких штормовках и под рюк­заками. Туристами в нашем понимании они не выглядели,  но видно было, что люди бывалые. Все трое направились прямо к нам. На штормовке шедшего впереди мы с удивлением увидели широкую полосу орденских колодок.

– Здравствуйте, туристы! – Приветствовал нас орденоносец.

– Здравствуйте, с прибытием вас!

– Спасибо! Давно вы здесь?

Орденоносец определённо был главным в этой группе.

– Да вот пятый день, ждём "Комсомольца" на юг. Домой уж пора, в Москву – отпуск кончается.

– Где удалось побывать?

Мы рассказали о своём плавании, о кольцевом маршруте по заповеднику.

– Вот этот маршрут как раз нас и интересует. А где вы остановились?

– В местной школе. Нам разрешили пожить там до отъезда. Пойдёмте к нам, там и отдохнёте с дороги.

– Спасибо! Ну что, принимаем приглашение москвичей? – И, не ожидая ответа спутников, продолжил: – Пошли, отдохнём. Давайте знакомиться! Это моя жена, Серафима Ивановна, меня зовут Дмитрий Иванович, а это наш спутник Николай Григорь­евич[2].

Мы по очереди называли себя. Дмитрий Иванович, крепко по­жимая руку и внимательно глядя на каждого из нас, повторял наши имена.

В пустом классе школьной избы стоял стол, три лавки вокруг него и шесть мешков, набитых сеном, – наши спальные места. Мы предложили гостям прилечь, а я собрался идти к завучу за дополнительными тремя мешками, чтобы устроить жильё приехав­шим в соседнем классе.

– Не спешите, мы не так уж и устали! Всё устроится. У вас есть кроки маршрута по заповеднику? Пожалуйста, расскажите о маршруте.

Я достал схемы, срисованные с планов заповедника, и мы углубились в детали. По их вопросам чувствовалось, что они не новички в путешествиях, видно было, что и походная жизнь им не чужда. Мы понимали друг друга с полуслова, и вскоре беседа приняла свободный характер людей одного круга. Неожи­данно открылась дверь, и на пороге возник директор заповед­ника. Он был очень взволнован.

– Кто тут академик Блохинцев? Я сейчас получил радио, что в Давшу на "Комсомольце" должен прибыть академик Блохинцев!

Имя это мы все хорошо знали. По одной из его книг мы изу­чали в институте атомную физику. Знали, что он является директором Объединённого института ядерных исследований в Дубне недалеко от Москвы. Дмитрий Иванович недовольно оторвался от плана маршрута:

– Блохинцев – это я.

– Вам здесь не совсем удобно! Мы вам с товарищами предо­ставим более удобное место, пройдёмте со мной! Так надо!

Тон директора был почти приказной, видно было, что он весьма напряжён. Блохинцев развёл руками:

– Ну, раз так надо... пойдём! – И, обращаясь к нам: – Вот устроимся и продолжим. Не возражаете?

– Нет-нет, конечно, как освободитесь, приходите, ждём вас!

Директор увёл академика "со товарищи" в некое более до­стойное высоких гостей жильё.

Через пару часов все они пришли к нам, и мы продолжили об­суждение подробностей маршрута. По существу, путь шёл по тропинкам, проложенным обходчиками. В заповеднике было несколько охотничьих избушек. По таёжной традиции в них можно было найти сушняк для печи, какую-нибудь крупу и соль. Избушки находились на берегу ручьёв или речек. Через запо­ведную территорию протекала река Большая. Два раза её следо­вало перейти вброд. Это, пожалуй, было единственной слож­ностью для прибывших путешественников. Мы как можно более детально описали приметы мест, где броды были  наиболее удобными.

Мы понимали, что Блохинцев может расчитывать на всесторон­нюю помощь со стороны руководства заповедника, но нам было приятно, что первоначальную информацию о походе он со спут­никами предпочёл получить от нас. Два дня до прихода "Kомсомольца" мы провели вместе, водили их на исходную точку маршрута, показали тропинку, по которой возвратились в Давшу.

В день нашего отплытия Дмитрий Иванович, Серафима Ивановна и Николай Григорьевич пришли проводить нас на причал, пере­дали письма, чтобы мы их отправили в Москве.

Дмитрий Иванович настоятельно приглашал нас в гости в Дубну и говорил при этом:

– Как сойдёте с электрички, так и спросите у первого чело­века, где живёт Блохинцев. вам любой покажет. Обязательно приезжайте!

„Комсомолец“ отвалил, провожающие с поднятыми руками скры­лись за мыском. Так закончился отпуск, и началась дорога домой.

В гости к Блохинцеву никто из нас поехать не решился, Все мы всегда с удовольствием вспоминали эту встречу и при случае рассказывали о ней друзьям и знакомым, О продолжении знакомства никто из нас, естественно, не думал. И вот, два года спустя, неожиданно появилась такая возможность.

На пляже на лежаке под навесом сидел Дмитрий Иванович. Вокруг – группа человек десять с почтением на лицах. Многие были нам знакомы, это были учёные из Москвы, Ленинграда и Киева.

Мы пристроились поблизости. Разговор шёл об организации научных исследований у нас и в других странах. Выбрав подхо­дящий момент, я обратился к Блохинцеву:

– Здравствуйте, Дмитрий Иванович! - и услышал в ответ равнодушное:

– Здравствуйте!

– Вы меня не узнаёте?

В ответ – безразличный взгляд и:

– Hет!

Я не выдержал:

– Пятьдесят девятый год, июль, Байкал! Мы же виделись там!

Блохинцев рывком повернулся ко мне, всмотрелся  и  вос­кликнул:

– Эрик!

– Да, Эрик, Эрвин – как хотите!

– Это замечательно! Будем вместе гулять по окрестностям! Вы составите мне компанию?

– С удовольствием!

Девять замечательных дней!

Блохинцев прекрасно знал окрестности Коктебеля, горные тропы между собственно посёлком и биостанцией, подножье круто взметнувшейся в небо острой вершины Сюрю-кая, убегающий в море мыс Тапрак-кая (в переводе с татарского – бегущая гора, могила поэта Максимилиана Волошина...) Время в прогулках бе­жало незаметно с рассказами Дмитрия Ивановича о своеобразной природе восточного Крыма, об эпизодах недалёкой истории из времён гражданской войны и более поздней, о Максимилиане Волошине и о многом другом. Блохинцев же устроил посещение дома-музея поэта, лично представил меня и моего коллегу хозяйке – Марии Степановне, сам выполнил роль экскурсовода. Но самым интересным было послушать  рассказы о различных эпизодах его жизни и работы. Некоторыми я позволю себе поделиться.

Коктебель – место благоприятное для планерного спорта. Летом здесь собира­ются планеристы для учёбы и соревнований. С берега моря, с пляжа мы с удовольствием наблюдали за изящными полётами пла­неров и бесшумными эволюциями фигур мастеров пилотажа. Любопытно было видеть, как планеристы, заметив парящего ястреба или коршуна, пристраивались в найденные ими воздушные пото­ки. Иногда выстраивалась целая цепочка планеров, возглавляе­мая птицей.  Однажды такая картина дала повод для сравни­тельной оценки аэродинамических свойств птицы и планера. В разгар обсуждения Дмитрий Иванович спросил спорящих:

– А кто из вас во сне летает?

Вопрос был неожиданным, и кто-то произнёс:

– Как это?

– Да очень просто: видишь сон, в котором по какому-нибудь поводу или без повода просто летишь над землей!

Общество разделилось на две группы примерно пополам. Одни летали во сне, другие – нет.

Я вижу сны редко, но иногда летаю, и ощущение свободного полёта, испытываемого во сне, очень люблю. Однажды поймал себя на том, что, увидев толпу людей, собравшихся у книжного лотка, решил взлететь над ними, чтобы посмотреть, что лежит на прилавке. Рассказал об этом ощущении.

– Вот-вот, – заметил Дмитрий Иванович – со мной такое же бывает! И что удивительно, людей, летающих во сне, примерно половина, и, по-моему, мы – люди – можем помнить только то, что было в действительности. Когда-то, где-то было, засело в генетической памяти, и во снах напоминает о давно минувшем. Меня всегда занимала эта проблема, но заняться ею вплотную так и не удавалось – дела были всё более насущные.

И Дмитрий Иванович, замолчав, обратил взгляд на небо, где один из планеров, оторвавшись от цепочки и сделав крутой ви­раж, пошёл на посадку.


Нас поразило, что крупного учёного, физика с мировым име­нем  интересуют проблемы, так сказать, нематериального, даже фантастического характера. Обсуждая с коллегой высказанное Блохинцевым,  мы вспомнили удивительную фразу Нильса Бора: „Перед нами безумная идея! И мы должны определить, достато­чно ли она безумна, чтобы стать реальностью!" И воочию убе­дились, что мысль настоящего учёного не ограничена обыватель­скими или идеологическими барьерами.

Как-то во время очередной прогулки Дмитрий Иванович заитересовался моей работой, взаимоотношениями между сотруднками, обстановкой в ОКБ в целом. Мне было приятно поделиться с ним деталями жизни и работы нашего коллектива. Рассказывая Блохинцеву об истории организации и оформления нашего преприятия, я заметил, что начальник ОКБ, Теодор Максович Орлович  в течение многих лет преподавал в МЭИ[3], хорошо знал круг выпускников и имел некоторую возможность по собственно­му решению отобрать специалистов из ряда выпусков.

– Ну, вашему начальнику крепко повезло! – Воскликнул Дмит­рий Иванович. – У меня был случай, когда постановлением ЦК и Совета Министров было принято решение в течение трёх дней организовать дееспособное предприятие для специальных разработок. Мне было поручено укомплектовать на­учный и инженерно-исследовательский состав в течение двух дней. Дали и право отзыва специалистов из родственных пред­приятий по своему усмотрению. Людей этих я не знал, и време­ни для серьёзного знакомства с ними не было. Из отделов кад­ров смежных предприятий я запросил личные дела специалистов. К концу дня у меня на столе лежало больше сотни папок. На следующий день я представил организационной комиссии требуемый список отобранных сотрудников. Предприятие начало работу, и вскоре мы убедились в удачном подборе научных и технических кадров.

– Но как же вам удалось  меньше чем за сутки так успешно справиться с подбором спецов? Вы же не имели возможности по­видать их, переговорить с ними! – Удивился я.

– Да, не имел. Сначала я начал было знакомиться с их по­служными списками,  читать их многочисленные характеристи­ки... И понял: это – бессмысленно. Вы же знаете, как их пишут! Дело шло к ночи. Я открыл очередное личное дело. На первой странице, как и положено – фотография. Чуть прищу­ренный взгляд, ироничная складка у рта... Да это определённо свой человек!

Похоже, из тех, кого я ищу. И я – решился. Стал отбирать людей, изучая фотографии, главным образом - глаза. К утру штат был укомплектован. Вот такой необычный способ, и такой удачный результат, Не скрою, первые месяцы я был напряжён, но потом успокоился.  Дело было сделано.

Дмитрий Иванович Блохинцев пользовался большим уважением у руководителей государства и мог позволить себе такую вольность при подборе кадров, но я лишний раз убедился, что талантливый учёный тем и значителен, что может использовать нестандартные подходы и решения проблем также в сферах, далёких от науки.

Между тем  наша прогулка по Кара-Дагу подошла к концу. Мы вошли в посёлок. Вечерело. Заходящее солнце высветило розовые складки на склонах лилового Сюрю-кая. На ближайшем перекрёстке нам преградили путь молодые люди с повязками дружинников. Их было трое.

– Вы нарушаете правила общественного порядка, – обратился старший к Дмитрию Ивановичу, – пройдёмте в опорный пункт!

– В чём дело? Как я нарушаю общественный порядок? – Поин­тересовался Блохинцев.

– Вы – в коротких брюках, в таком виде появляться в местах общественного пользования и на улице не положено. Пройдёмте.

Блохинцев был в шортах. Тогда это ещё было в новинку, и как ко всему новому, да к тому же "навеянному западом", власть предержащие относились к шортам предосудительно.

На мою попытку объяснить, что товарищ – Академик и в вопросах культуры поведения вполне разбирается, мне было сказано:

– А вы  вообще  молчите. Как вам не стыдно ходить рядом со старым человеком в коротких штанишках!

Дмитрий Иванович повернулся ко мне и, подняв руку, тихо произнёс:

– Не волнуйтесь! – И обратился к дружинникам: – Ну что же, пройдёмте.

В опорном пункте за столом сидел человек лет пятидесяти. По-видимому, ответственный за дежурство. Сбоку на скамейке – несколько дежурных, вернувшихся с обхода. Шёл ленивый разговор ни о чём. Наше появление внесло в общество явное оживление.

– Вот, – доложил старший, – гражданин ходил по улице в неприличном виде, и мы его задержали.

– А этот что, тоже хулиганил? – Спросил старший, кивая в мою сторону.

Мои чёрные сатиновые шаровары никого не шокиро­вали.

– Да нет, – отозвался старший, – они вместе шли.

– Ну-ну... Так как же вам не стыдно, дорогой гражданин, в таком виде появляться на улице? Здесь же люди ходят, работают, между прочим, дети опять же... А вы в таком виде! На пляже я ещё понимаю, но в городе! А документ при вас есть?

– Есть.

– Предъявите!

– Пожалуйста, – Произнёс Блохинцев и, вынув из кармана, протянул ответственному небольшую красную книжечку. Тот взял удостоверение, раскрыл, потом поднял испуганные глаза на Дми­трия Ивановича, встал... В помещении стало тихо.

– Извините, – Растерянно произнёс ответственный, возвращая документ, – извините, Вы совершенно свободны!

– Я знаю, что свободен. Больше того, я знаю, что нападки на короткие брюки – шорты – чистое самоуправство местного начальства и не имеет никакого законного основания, тем более - в курортном месте. Здесь могут быть и другие люди в шортах, и если я услышу о ваших подобных поступках, у вас будут непри­ятности. Желаю спокойного дежурства.

И обратившись ко мне:

– Пойдём, Эрик.

На улице я спросил у него:

– Что это за магический документ у вас? Неужели удостове­рение Академика?

– Нет, конечно. Удостоверение депутата Верховного Совета Союза ССР. А личность депутата – неприкосновенна. Это они знают. Вот и испугались. Ну, спокойной ночи. До завтра!

И мы разошлись по домам.

Приближался день отъезда Блохинцева в Дубну. Накануне Дмитрий Иванович предложил посетить могилу Максимилиана Волошина. Мы отправились к мысу Тапрак-кая, у основания кото­рого в неглубокой впадине хребта он и был похоронен. Невысо­кое плоское овальное надгробие, сплошь обложенное морской галькой. Во всю его поверхность из крупной светлой гальки выложен крест. Никаких надписей. Только несколько увядших бу­кетиков, оставленных посетителями. Отсюда открывается широ­кий вид на бухту Коктебеля, и вдали, в конце её - на скалу с очертаниями профиля поэта.

Вспомнились и стихи Волошина:

 

...моей мечтой с тех пор напоены

Предгорий героические сны

И Коктебеля каменная  грива;

Его полынь хмельна моей тоской,

Мой стих поёт в волнах его прилива,

И на скале, замкнувшей зыбь залива,

Судьбой и ветрами изваян профиль мой.

 

Мы постояли у могилы, окинули взглядом бухту. Положили свои немудрёные букетики, собранные по пути сюда, и отправи­лись обратно. Шли некоторое время молча – природа Коктебеля располагает к размышлениям.

– Знаешь, Эрик, – прервал молчание Дмитрий Иванович, – в Париже, у одной из вилл на бульваре Эксельманс стоит бюст Макса Волошина. Правда, на нём не указана его фамилия, а написано: "Бюст Поэта". Когда Волошин был в Пари­же, польский скульптор Виттиг был покорён его выразительным чтением стихов и яркой внешностью. В этой работе Виттиг представил Волошина в качестве обобщённого образа поэта. К сожале­нию, мало, кто об этом знает, но мне – повезло: когда я там был, нашёлся человек, показавший мне это место.

– А вы бывали в Париже, Дмитрий Иванович?

– Бывал...

Академик Блохинцев был, конечно, "выездным", и его периоди­чески командировали за рубеж, но этой темы наши беседы рань­ше не касались. Я воспользовался возможностью продолжить этот разговор и спросил:

– А вот  говорят, что Париж – совершенно необычный город, что его атмосфера буквально завораживает и приводит людей в приподнятое оптимистическое настроение. Это действительно так?

– Да нет, я бы так не сказал. Вообще состояние, которое охватывало меня в Париже, трудно передать конкретными слова­ми. Попробую – сравнением.

– То есть?

– Представь себе, что ты – рыба. Родилась и живёшь в аква­риуме. В замечательном аквариуме с регулярной сменой воды, аэрацией, без каких-либо забот о питании, среди декоративных камней и заботливо высаженных водорослей. Живёшь и горя не знаешь. В один прекрасный день тебя вылавливают сачком и выбрасывают в горную речку, в поток. И тебя несёт, и вода прохладней, чем ты привыкла, и вокруг всё фантасмагорически меняется, и ты пытаешься как-то справиться с собой: одним плавничком шевельнул, другим... И получается! А через пол­часа ты – как дома! И всё легко, просто и доступно. Вот, примерно так я могу передать своё первое восприятие Парижа. Потом, разумеется, наслоились другие впечатления – буль­вары, музеи, Эйфелева башня... Но это уже, так сказать, ме­ханика. А первое, эмоциональное – вот, как я рассказал.

Блохинцев замолчал, а я пытался представить себя в Париже, в этом свежем водовороте, увлекающем посетителей в вольную и непривычную нам жизнь.

Дмитрий Иванович улетел в Москву.

Ещё один раз мы случайно встретились на рубеже семидесятых в Малом Театре на гастролях театра из Парижа «Комеди Франсез». В этот раз он сам, узнав меня, подошёл первым. В антрактах беседовали об отпусках, проведённых в разных концах Союза. Встреча эта была очень тёплой и, к сожалению, последней.

В 1979-м году в  газете „Известия" был опубликован некролог, посвя­щённый Члену-Корреспонденту АН СССР Дмитрию Ивановичу Блохинцеву.

Скончался Дмитрий Иванович скоропостижно во время прогулки на лыжне.

Память о нём я сохраняю с великой благодарностью судьбе, одарившей меня встречами с мудрым и добрым человеком.

 

 Музыкант-кинолюбитель

 

Я всю жизнь снимал кино, у меня всегда была с собой кинокамера, когда ещё видео

не было. Очень увлекался этим делом… Кстати, получив три раза первую премию

как скрипач, я чаще вспоминаю, что один раз получил вторую премию – как кинооператор – на Международном конкурсе кинолюбителей. Это было очень давно, правда. И я этой премией почему-то горжусь больше даже, чем скрипичными.

Игорь БЕЗРОДНЫЙ

„О СЕБЕ И ИСКУССТВЕ“

Интернет-журнал „Вестник“  № 26

 http://www.vestnik.com/issues/97/1209/koi/index.html

 

 

На пляже дома Творчества писателей мы с коллегой однажды расположились рядом с группой, окружавшей моложавого мужчину с аккуратной причёской, его очень приятную жену и их сына трёх-четырёх лет, которого все называли Серёжей. Маму маль­чика звали Светланой, а к главе семейства обращались "Игорь Семёнович". Мы заметили, что большое удовольствие окружающим доставлял Серёжа, когда кто-нибудь подходил к нему с двумя камеш­ками и говорил:

– Серёженька,  послушай! – и выстукивал камешками  некий ритм, – а теперь повтори! – и протягивал Серёже камешки. Серёжа брал их в руки и в точности повторял услышанный ритм. Все вокруг были в восторге. Вскоре мы узнали, что Игорь Семёнович – известный скрипач Игорь Безродный, (я, естест­венно, привык видеть его во фраке, но никак не в плавках), а его супруга Светлана – талантливая  пианистка. Через пару дней мы уже кивали друг другу при встречах. Как-то после очередного испытания Серёжиного чувства ритма я спросил у Игоря Семёновича:

– Как вы считаете, есть у Серёжи музыкальные способности?

– К сожалению, есть, – ответил Игорь Семёнович.

– Но почему "к сожалению"?

– Потому  что он будет лишён детства. Практически, у него не останется свободного времени, всё будет поглощено музы­кой. Так было у меня, так – у Светланы, так у нас и сейчас. Это – нормальная жизнь музыканта.

Спустя несколько дней  я пришёл на пляж со своей первой любительской кинокамерой "Кварц 2х8". Игорь Семёнович обра­тил на неё внимание и, взяв в руки, внимательно изучил аппарат.

– А ведь я тоже кинолюбитель, – сказал он, возвращая мне камеру.

Это было удивительно. Тогда, в начале шестидесятых, кино-любительство только начинало входить в нашу жизнь, и я поинтересовался:

– Давно?

– Уже несколько лет. В одной из зарубежных гастролей я приобрёл портативную камеру под плёнку шестнадцать миллиметров и те­перь пользуюсь ею для семейной хроники и в различных поезд­ках. Жаль, плёнку пока приходится обрабатывать за рубежом - у нас ещё только налаживают эту технику для любителей.

– Да, но зато – шестнадцать миллиметров! – Мечтательно заключил я.

В те годы советских музыкантов и артистов, гастролировав­ших за рубежами нашей родины, было совсем немного, и Игорь Безродный был одним из них.

– Кстати,  у  меня  произошла любопытная  история  с  моим кинолюбительством... – произнёс Безродный.

– Поделитесь! – попросил я, и окружающие меня поддержали:

– Расскажите, пожалуйста, Игорь Семёнович!

– Расскажите!

– Попробую, – решился Игорь Семёнович, и вот  что он нам поведал. Передам эту историю своими словами от его лица.

 

 *  *  *

Пару лет назад один концертный предприниматель организовал мои гастроли в Швейцарии, мне была предоставлена возможность выступить в нескольких крупных городах страны. Концерты про­шли весьма успешно, мой менеджер был доволен и предоставил мне короткий отдых в одном из отелей на берегу Женевского озера, при этом он поинтересовался, что приятное он мог бы для меня сделать.

Я знал, что где-то на берегу женевского озера живёт Чарли Чаплин со своей семьёй, и в ответ на вопрос моего антре­пренёра сказал, что хотел бы посетить Чарли Чаплина.

– Это очень трудно! Чаплин живёт совершенно уединённо и избегает общения с незнакомыми людьми, но я попробую.

Чрез несколько дней мой менеджер сообщил, что всё сложи­лось удачно, и в назначенное время Чаплин ждёт нас.

Мы отправились к Чаплину втроём – антрепренёр, мой акком­паниатор и я. Двухэтажная вилла Чаплина оказалась оборудо­ванной лифтом. Хозяин в светлой домашней одежде приветливо встретил нас и пригласил в небольшой зал с роялем. После недлинной беседы о жизни в Советском Союзе он попросил сыграть что-либо по моему выбору. Чаплин сам отличный скрипач и композитор, играть мастеру наедине более ответ­ственно, чем на обычном концерте, но всё обошлось благо­получно, Чаплин был доволен, и аудиенция стала подходить к концу. Направляясь в гости к Чарли Чаплину я, конечно, взял с собой не только скрипку, но и свою кинокамеру. Однако в течение всего визита так и не представилось случая, чтобы запечатлеть его на плёнку. Перед уходом, уложив скрипку в футляр, я демонстративно потянул лежавшую на диване камеру.

– А это что у Вас такое? – заинтересовался Чаплин.

– Это моя любительская камера, я надеялся снять несколько кадров с Вами...

– Нет-нет! Я никому не разрешаю себя снимать, – перебил меня хозяин, – впрочем... Вы играли мне почти два часа... Ну, пожалуй, в виде гонорара можете снимать меня в течение пяти минут. Сейчас я обеспечу свет! – воскликнул Чаплин и проворно полез под рояль, где находились, по-видимому, некие выключатели специального освещения. Не теряя ни секунды, я начал снимать Чаплина, вылезающего из-под рояля. Выбравшись оттуда, он встал передо мной и застыл в неподвижности. Я жму кнопку съёмки, проходит полминуты, Чаплин и не думает шеве­литься.  Прошла минута.  Никаких  изменений,  в  отчаянии  я прошу:

–  Ну, делайте же что-нибудь!

– Хм! Вы учите меня сниматься в кино?...

Я прекращаю съёмку.  Чаплин удивлённо смотрит на меня и медленно произносит:

– Я действительно не знаю, что мне делать! Ладно, покажу вам несколько па, придуманных под музыку „Титина".

И он напел мелодию,  известную нам по словам:  "...Я Чарли безработный Хожу, как волк голодный..."

Камера моя заработала, Чаплин пошёл на меня своей шлёпающей походкой, сделал глиссе вправо, потом глиссе влево, развернулся спиной ко мне и стал уходить, смешно выбрасывая ступни в стороны.

Вдруг споткнулся, остановился, мягко повернулся к камере,  ещё раз сделал глиссе и, сняв несуществующий котелок,  помахал им, поклонился и вышел из зала, закрыв за собой дверь. Не было на нём котелка, не было знаменитой тросточки, мешковатого черного пиджака и спадающих широких брюк. Не было неотъем­лемых от привычного образа чёрных усиков, и шевелюра была совершенно седая. Но как только он начал двигаться, пред нами возник тот самый Чарли, до боли знакомый! Да что там знакомый – родной,  тот  самый, из фильмов "Золотая лихорадка", "Огни большого города" и "Новые времена"!  По дороге в гостиницу антрепренёр, аккомпа-ниатор и я обсуждали увиденное и согласились,  что нам несказанно повезло при­сутствовать лично при этом чуде актёрского перевоплощения.

Возвращался домой я в счастливом настроении. Трудно ска­зать, чему я был больше рад – успешным гастролям или уни­кальной  съемке  Чарльза  Спенсера  Чаплина,  которую  мне удалось сделать.

Проявлять плёнку – во избежание всяких случайностей - я понёс прямо в камере на Киностудию Документальных фильмов. Директор её – кинооператор Анатолий Дмитриевич Головня – по достоинству оценил отснятый сюжет и заверил, что лично про­следит за обработкой материала.

Днём позже дома утром раздался телефонный звонок, Головня приглашал приехать к нему за проявленным фильмом. Голос его был напряжён. На студии он провёл меня в небольшой просмот­ровой зал, мы уселись, и Анатолий Дмитриевич подал сигнал. Свет погас, засветился экран, появились виды женевского озера, и на них сразу же наехал снизу невесть как попавший в фильмовый канал обрывок плёнки. Он косо застрял в кадровом окне, перекрыв его середину. Открытыми остались только три угла да отверстие перфорации, в которых что-то мелькало. И всё.

В зале стало светло. Анатолий Дмитриевич смотрел на меня с сочувствием.

– Редкое невезенье...

– Да..., – только и мог я произнести.

Действительно, в практике кино – подобные случаи единичны. Но – бывают. При съемке художественных фильмов, а иногда и документальных можно произвести повторную  съемку.  Но  в данном случае...

 

Со своей камерой и с коробкой отлично проявленной плёнки я вернулся домой.

*     *     *

Игорь Семёнович оглядел нас, огорчённых неожиданно горьким завершением такого редкого и интересного эпизода.

– Игорь Семёнович, ну хоть что-нибудь можно высмотреть в этом кусочке? – Спросил я.

– Да нет, не на что там смотреть, иногда, дома в одино­честве я запускаю эту ленту, и мне кажется, что она помогает восстанавливать  в  памяти  детали  этой  встречи,  но  это, конечно, только для меня.

С того дня я при каждой перезарядке камеры внимательно осматриваю, чищу и продуваю фильмовый канал.

                                                                                  Октябрь 2001 года

                                                                                   Дюссельдорф

 

[1] Дмитрий Иванович Блохинцев не был избран Академиком АН СССР. О причинах судить не берусь. В миру, в обиходе его всегда называли Академиком.

[2] Спутника Блохинцевых мне больше встречать не приходилось и, дол­жен сознаться,  что имени его,  к  сожалению,  не помню.  „Николай Григорьевич" – имя условное, да простит он меня.

[3] Московский Ордена Ленина Энергетический институт им. В. М. Молотова.

 

 







<< Zurück | Gelesen: 338 | Autor: Наги Э. |



Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Autoren