RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

 

Григорий Дубовой

 

ПОВЕСТЬ

ОБ ОБЫКНОВЕННОМ ЧЕЛОВЕКЕ

ЧАСТЬ 3. НА СТРОИТЕЛЬНЫХ ЛЕСАХ ОДЕССЫ

 

 

 Глава 18. УПТК треста Южгидроспецстрой 

По приезде, никому ничего не сказав, утром я пошёл в трест Южгидрострой в надежде встретиться с Хазаном и договориться насчёт работы. Вестибюль был пуст. Из открытой двери диспетчерской слышны были неумолкающие звонки телефонов и треск помех радиосвязи полевых точек, объектов. Чувствовался ритм работы, который мне так нравился, когда я впервые пришёл сюда работать. Никто не выходил из кабинетов, никого не было на лестницах. Я собирался уже уходить, когда с улицы в вестибюль зашёл Беккер.

- А ты что здесь делаешь? — спросил он.

- Если я скажу, что ожидаю трамвая, ты же не поверишь, — отшутился я.

- А если без хохм? — спросил он.

- Если без хохм, то я бы хотел повидаться с Хазаном. Он пригласил меня к себе. Хотел бы с ним поговорить.

- Хазан сейчас главный инженер СУ-600, помещение которого отсюда недалеко, но Хазана сейчас в городе нет, он в командировке. А что у Хазана тебе делать? На трассе тебе делать нечего, ты это знаешь. Домов он не строит, да и в ближайшее время строить не будет. Я могу тебе предложить лучший вариант у меня. Я сейчас работаю в УПТК, управлении производственной-технологической комплектации. Считаю, что это для тебя будет очень интересная работа.

- Ты же знаешь, что сидеть в кабинете и писать комплектовочные ведомости — это не моя работа, — ответил я.

- Э нет, ничего ты не понимаешь! Я предлагаю тебе должность начальника технологического участка. Работа там очень интересная. Да что мы стоим, идём ко мне, потолкуем! Я тебя знаю, это твоя работа. Когда ты узнаешь, ты не будешь искать другой. Идём!


Мы вышли из здания треста. Перейдя улицу, зашли в помещение, где находилось управление комплектации. Зашли в кабинет.

- Так вот. Это управление, где я являюсь главным инженером. Начальник у меня Колбасов, ты его знаешь, он был у нас главным механиком в управлении. Сейчас наше управление занимается сваркой труб большого диаметра в плети по 25 метров, изолируем эти трубы и отправляем их специальными машинами на трассы. В ближайшее время мы должны на площадке, которую ты готовил, засыпая озеро, построить бетонно-растворный узел, арматурный цех, административное хозздание с отделением управления и бытовыми помещениями. Кроме этого нам нужно провести со станции Сортировочная железную дорогу, по которой к нам будут подавать бетонные изделия с комбинатов министерства. Так что работы тебе хватит. В плане у нас есть столярная мастерская. Оклад начальника участка тебе известен, ну и прогрессивка... В прогаре не будешь. Последнее: когда можешь приступить к работе?

- Я думаю, что они меня месяц не заставят отрабатывать. Они ничего не делают, материалы на мне не числятся. Завтра я дам ответ. Думаю, что послезавтра, а скорее всего — с новой недели я приму участок.

- А теперь зайдём к Колбасову, я тебя представлю. Он всё-таки начальник.


Я сразу понял, что Колбасов никто другой, как зиц-председатель. Авербах держал нос по ветру. Начальником должен был быть русский. Ранее я с Колбасовым особо по работе не был связан, но мы знали друг о друге. Как механик Колбасов был на хорошем счету, чего нельзя было сказать о его административных способностях. Начальник принял меня очень хорошо. Вопросов ко мне не было. Вспоминали прошлое. Попросив извинения, сославшись на то, что мне нужно ещё посетить место работы, я оставил заявление и удалился. Перед уходом попросил, чтобы они не посылали меня к управляющему треста, так как я уходил не совсем нормально и Авербах со мной перестал разговаривать.


Как я и предполагал, Глазер даже и не спросил, почему я ухожу. Он подписал моё заявление на уход сразу. Профком, библиотека, бухгалтерия подписали мне обходной лист, причём сразу сделали расчёт и выплатили деньги. На следующий день утром я пришёл в своё управление производственного комплектования, и мы с Беккером выехали на базу. Меня поразило количество сделанных объектов. На громаднейших стендах лежали сваренные плети труб диаметра 1220 мм. Они ждали своей очереди перебазироваться на стенд гидроизоляции, но стенд не работал. Оказалось, что оба смоловарочных котла ёмкостью 0,5т каждый разрушились, вернее — разрушилась футеровка. К Беккеру подошёл бригадир Скачков и бесцеремонно заявил:

- Моисей Борисович, если завтра не решится вопрос изоляции, мы пойдём в трест и будем проситься на линию. Мы сейчас ничего не зарабатываем.

- Вопрос решается. Через пару дней начнём ремонт котлов, — ответил Беккер.


Мы отошли от стенда и пошли по площадке. Моисей мне показал, где всё планируется сделать. А затем остановился и спросил меня, не знаю ли я каких-либо футеровщиков.

- К великому сожалению, мои знакомые футеровщики покинули страну. Но такой котёл обмуровать не так уж сложно, если есть огнеупорный кирпич, шамотная глина. Песок можно взять простой. Нужна маленькая бетоно- или растворомешалка, и через два-три дня можно будет поставить один котёл на просушку.

- Ты так говоришь, как будто футеровщик у тебя в кармане, — с укором произнёс Беккер, — материалы есть, бетономешалки нету.

- Моисей Борисович, вези материалы, дашь машину — я привезу мешалку. Представь меня рабочим и бригадиру. Мы не знакомы. А затем можешь ехать и заниматься своими делами. Утром я здесь жду грузовик и, думаю, привезу мешалку.


После представления я попрощался с главным, отвёл Скачкова к котлам.

- Так вот, Боря, такой бригаде, как твоя, простои невыгодны, я это понял. Вы не забулдыги и можете жить не на подачку, а на заработанные деньги. Мне тоже хочется здесь поработать, как я когда-то работал со Слепченко. Поэтому я сейчас уйду по своим делам, а вы с ребятами очистите котёл от старого кирпича. На завтра нужна ножовка, молоток, топор, пара досок, гвозди, две- три кельмы, пара вёдер — и начнём работу. За два дня котёл будет готов. Мне нужны роба и рукавицы. Второй котёл не трогайте. До свидания.


Я поехал на канатный завод, благо, что у меня не отобрали пропуск, хотя ко мне привыкли, и охранники пропуска не спрашивали. Я нашёл заводского футеровщика и взял у него рецепт раствора на шамоте. Затем зашёл в ОКС и у Горловского попросил прислать экскаватор на консервированный дом по улице Багрицкого, чтобы погрузить малую растворомешалку, которую обязуюсь через две недели вернуть. Всё сработало. К 11 часам мы были уже с бетономешалкой у котлов. Сразу после обеда был сделан замес раствора, и пошла кладка. Я показал мальчикам изолировщикам, как класть кладку. Сделал два щитка из досок, закруглил их, закрепил их на месте установки форсунки. Уложил на закругление дощечки, сделал под перекрытием лётки, отверстие для форсунки. Без жёсткой перевязки с огнеупорным кирпичом клали красный кирпич на цементном растворе, что раньше не делалось. Кроме того я сделал так, чтобы огонь опоясывал весь котёл прежде, чем попасть в дымоход. С обеда второго дня моей работы в новом качестве мы начали очищать второй котёл и немного прогрели форсункой первый котёл, который начали греть с вечера. Утром ребята начали очищать на стенде первую плеть и после очистки её изолировать. Через полчаса труба уже лежала на стенде и остывала, готовясь завтра отправиться на место монтажа. Второй котёл вошёл в строй через пару дней после первого, так как основная сила бригады уже работали на трубах. На следующий день после пуска второго котла трубы пошли на трассу.


В разгаре было строительство пятого водовода от Беляевской водозаборной станции. Одновременно строили два новых водохранилища, где вода очищалась и хлорировалась. Однажды я побывал на строительстве одного водохранилища. В нём работали два экскаватора, к которым подъезжали КРАЗы, разворачиваясь и разминаясь друг с другом внутри резервуара. Очень сложное сооружение.


Через несколько дней на базу приехал Беккер.

- Мы с тобой сегодня познакомимся с грузовым помощником станции Сортировочная. Мы с ним заключили договор, и он обещал нам помочь в строительстве железнодорожной ветки с Сортировочной к нашей базе. С этими людьми надо дружить. Когда мы будем принимать грузы у нас, они будут считать нам каждую минуту разгрузки вагонов. Ответвление мы уже сделали к нам, но дальше у нас не было шпал, и мы остановились. Идём, посмотрим! Мы подошли к стрелке и от неё пошли по ответвлению к нам. Всего метров 150.

- Моисей Борисович, а тебя не смущает то, что шпалы не антисептированные и лежат практически в болоте? — спросил я.

- Меня смущает, но железнодорожники сказали, что эти шпалы переживут ещё нас.

- Не знаю, не знаю, — засомневался я, а затем понял, что они не рассчитали, что сдадут ветку не сразу: ей предстоит больше года лежать в болоте.

Теперь мы посмотрели, что действительно шпалы в некоторых местах покрылись мхом.

 

Домик, где был кабинет грузового помощника начальника, находился среди крестьянских украинских домиков с дворами и подсобными помещениями. Здесь же находилась касса, где проводились операции раскредитования получаемого груза и оплата отправляемого. Хозяин, Семён Абрамович Богомолов, был на месте. С Беккером он был знаком. Разговор вели по поводу окончания строительства ветки. Беккер просил, чтобы станция взяла на себя строительство ветки, трест оплатит все затраты по разумным ценам. Так как станция в этой ветке также заинтересована, добавятся механизмы разгрузки, увеличится оборот вагонов. Беккер предложил железнодорожникам подумать над этим предложением. Я чуть со стула не упал, когда услыхал согласие помощника начальника станции:

- Завтра пусть зайдёт ваш товарищ, я передам смету расходов и счёт.


На этом мой первый визит (но не последний) закончился. Не прошло и месяца, как первые пять вагонов труб подали на нашу разгрузочную площадку, несмотря на то, что первый день работы удачным не назовешь. Железнодорожники решили проверить ранее уложенные пути. Когда тяжёлый маневровый тепловоз зашёл на нашу ветку, ему удалось пройти метров 30, до первого изгиба пути. Здесь был первый сход тепловоза с рельсов. Я не думал, что сход может так громко звучать. Раздался свист, звон, треск, и машина, как загнанный конь, охнула и затихла. Собрался консилиум железнодорожников. Слева и справа от пути было болото, никакими механизмами подъехать к девяностотонному тепловозу не было возможности. Почему-то все начали меня обвинять в том, что случилось. Я подошёл к начальнику и сказал, что у меня есть стотонный домкрат. Может, приподнимем и потянем в сторону и установим его на пути?

- Неси, попробуем.., — неуверенно сказал начальник.


Я взял своих рабочих, пошёл в склад, получил новый домкрат, поставили его на шпалу. Когда начали тепловоз подымать, он подался усилиям домкрата. Я послал бригадира принести второй домкрат, которым они подтягивали трубы, чтобы с его помощью оттянуть тепловоз к колее, как тут раздался хлопок, и шпала, на которой стоял домкрат, лопнула пополам. Тепловоз второй раз плюхнулся колёсами на грунт. Со склада принесли новую шпалу, повторили все операции, закрепили второй домкрат за ближайшее большое дерево, и тепловоз передними колёсами встал на рельсы. Заревел мотор, тепловоз медленно пополз назад, а пройдя метров десять, опять сошёл с рельсов. К вечеру эпопея с тепловозом была закончена. Мои потери выражались в стотонном домкрате, который попросили у меня машинисты. Со следующего дня началась разборка уложенных ранее путей. Я думал, что дальнейшая работа займёт много времени, но глубоко ошибся. Пришёл мастер, путеец.

- Я хочу, чтобы вы сделали нивелировку трассы путей, хотя бы в эскизе с точками через 10 метров, — обратился он ко мне.

- Когда эскиз будет готов? — спросил он.

Я ответил, что работа будет сделана через полтора-два часа.

- Через два часа я вернусь, — сказал мастер и удалился.


Спустя полтора часа эскиз был готов. Я указал не только расстояние и отметки, но и углы поворотов путей, чтобы разгружаемые вагоны стояли параллельно разгрузочной площадке, а не пересекали её. Когда пришёл мастер-путеец, мы зашли в кабинет, и он на эскизе отметил места, на которые я должен был подсыпать песок и до какой отметки. На выполнение этой работы дал мне два дня. Я по рации сразу передал на диспетчерский пункт заявку и доложил Беккеру ситуацию. В назначенный срок явился путеец, просмотрел трассу, и спустя пару часов подошёл специальный поезд. Впереди были платформы с рельсовыми решетками, рельсы, скреплённые с железобетонными шпалами. С площадок поезда сползали решетки и ложились на грунт. Дорожники схватывали рельсы накладками и устанавливали по одному болту. Когда эта махина дошла до разгрузочной площадки, этот поезд пустой ушел на Сортировочную. Вместо него зашёл другой поезд со щебнем и спец. устройством для подштопывания путей. За этим поездом оставался ровный путь, как на картинке. Сразу пошли путейцы и вставляли недостающие болты в крепления рельсовых решеток.


Через день меня вызвали в кассы. Кассир сообщила мне, что со следующего дня грузы, идущие в адрес нашего треста, будут подаваться на площадку, что мне надлежит подписать акт, что я предупреждён.

- Прошу прощения, — сказал я, — но акт я не имею права подписывать, но завтра акт будет обязательно подписан.


Тогда кассирша сняла трубку и сказала: «Семён Абрамович, Вы велели, чтобы я сообщила Вам, когда придёт представитель треста. Он здесь, — и после паузы она обратилась ко мне: — Вас просит зайти начальник. Он в соседней комнате.

- Я слушаю вас, Семён Абрамович, — обратился я к грузовому начальнику, зайдя в его кабинет.

- Передайте управляющему, что договор я выполнил, чтобы прислал лицо, которое бы имело полномочия подписать расчётные документы и акт приёмки ветки, а также соглашение и правила эксплуатации ветки.

- Обязательно передам и уверен, что завтра утром это лицо будет у вас, — сказал я и ушёл.


Утром я с Беккером был у Семёна в кабинете. Были подписаны соглашения. На первое время, до установки стационарного разгрузочного крана, мы будем принимать только металлические трубы больших диаметров, цемент и грузы внутреннего складского хранения. Железобетонные изделия разгружают и раскредитовывают станции Одесса-товарная и Застава. После официальной части пришёл начальник станции Сортировочная. Мы открыли принесенные нами пару бутылок коньяка, железнодорожники добавили и выпивки, и закуски. Дорога вошла в эксплуатацию.


Трубозаготовительное отделение базы заработало во всю мощь. Пришел из отпуска мастер Фёдор Чиньба. Очень приятный хлопец. Все указания хватал на лету. Мне нравилось, что он был не только исполнитель, но и инициатор. Он взял на себя трубозаготовку, приёмку труб. Со временем я заметил, что несколько человек в рабочее время со второй половины рабочего дня выходили на рабочие места хмельные. Работая с расплавленным битумом, с тяжелогрузными громоздкими трубами, я собрал рабочих перед обедом и предупредил их, что если увижу на площадке пьяных, увольнение последует немедленно. Мастеру велел написать предупреждение в журнал безопасности работ, чтобы все расписались. Когда я проходил по объекту, слышал, как кто-то из пьянчуг кому-то говорил, что я ещё не знаю, что такое руки в горячей смоле, так что, мол, это можно ускорить.


Я опять собрал рабочих и сказал, что этим они меня не испугают, а если кто-то меня пугает (и я назвал фамилию), то может хоть сегодня подать заявление, тем более ему это нужно сделать, так как если со мной случится что-либо, то эта угроза сыграет с ним очень неприятную вещь. К концу дня ко мне подошёл бригадир отделения трубозаготовки.

- Исаакич, не выгоняйте Алексея. Мы с ним поговорили и по-своему предупредили. Я обещаю.


И всё-таки мне пришлось доказать, что не сотрясаю словами воздух. На разгрузке труб, которую мы пока производили гусеничным краном, произошло ЧП. Оно произошло в моём присутствии. Я стоял на земле около кабины крана и наблюдал за разгрузкой. Подвыпивший рабочий, который был на земле и ждал, когда очередную трубу нужно будет отцепить, увидев меня, встал за кран, чтобы я не видел его. Мотор крана ревел так, что разговаривать около него было невозможно. Когда крановщик поднял лежавшую в вагоне трубу, он сдал назад, чтобы моторной частью крана не зацепить вагон при развороте. Рабочий даже не сообразил, что с ним произошло. Кран его толкнул, и сразу нога попала под гусеницу. Рабочий завизжал как недорезанный поросенок. Сделав несколько шагов, я увидел рабочего под гусеницей. Кинулся на место, откуда только что прибежал, и закричал сильнее, чем рабочий, потому что машинист крана рабочего не слыхал и скомандовал проехать вперёд к вагону. Благо, что под краном был песчаный рыхлый грунт. Когда кран освободил ногу, рабочий вскочил и хотел убежать. Я его догнал и ударом кулака сбил с ног. Крановщик подбежал к уже лежащему рабочему и тоже ударил.

- Гад ты, — злобно сказал крановщик, — из-за тебя, паскуда, я мог в тюрьму угодить, — он ещё раз замахнулся на рабочего, но я его остановил.

- Не трогай его, Олег, сейчас его нужно в больницу, чтобы освидетельствовать, что он пьян, и чтобы проверили, нет ли трещины или перелома. Если мы этого не сделаем, эта паскуда может нас заставить кормить его. Пойди и скажи первому же шофёру трубовоза, что мы просим отцепить прицеп и повезти нас в травматологическую клинику С ним поеду я, а вы продолжайте разгрузку. Обеспечив себя бумагами из поликлиники, я прогнал пьянчугу и велел на рабочее место больше не приходить, объявив ему, что он уволен.


Приехав на работу, я отпустил машину и велел бригадиру срочно собрать бригаду.

- Я собрал вас для того, чтобы сообщить, что я, как сказал ранее, не намерен угрожающе сотрясать голосом воздух. Акименко, который нарушил дисциплину и поставил под угрозу жизнь свою и товарищей, я увольняю с работы. Все формальности проведу завтра. Если кто-то не в силах себя сдержать в рабочее время от выпивки, подайте заявление и уходите с этого производства. Ваши товарищи не должны бояться быть покалеченными из-за вас! Мастеру предлагаю провести внеплановый инструктаж. Если вопросов нет, прошу продолжать работу.


Все молча разошлись по рабочим местам. Я пошёл в помещение будущей столярной мастерской. Здесь бригада монтажников собирала деревообрабатывающие станки. Комплект цеха привезли из Киева. Мне нужны были циркулярные и ленточные пилы. Что касается фрезерных станков, строгальных, рейсмусовых, я решил их монтировать позже. Приехал Беккер. Я ему рассказал о произошедшем и передал мой рапорт и документы, полученные в клинике.

- Я, собственно, не для этого приехал, хотя о ЧП узнал от шофёра. Дело в том, что к тебе послезавтра придёт бригада с ЛПД, лечебно-профилактического диспансера. Это алкоголики, которых добровольно или принудительно лечат от алкоголизма. Они будут работать плотниками. Что-то умеют делать, что-то мы должны будем научить. Дело в том, что трасса аммиака, которую вёл наш трест, проходила через огороды частников. Мы действительно нарушили часть выносных туалетов. Сейчас на нас подали в суд, и суд присудил нам восстановить сто восемьдесят огородных туалетов. Комиссия приёмки трассы с нами и говорить не будет, пока мы не восстановим туалеты. Подготовь чертёж, подсчитай материал. Нам дали двое суток, чтобы санузлы в огородах стояли. Придётся пару ночей не поспать. Кормить вас будет автобаза. Утром начинай колотить. Обеспечь, чтобы в смену был один специалист плотник или столяр.


К утру я подготовил чертёж деревянного туалета, подсчитал материал. На каждом из установленных станков я подсчитал расчёт рабочих, которые делали свою операцию, то есть резали и обрезали доски по определённой длине, и набор по определённой ширине, не сбивая их. Когда это я определил, определились небольшие группы, которые собирали отдельные элементы, переходя от одного изделия к другому. Срочно потребовались ручные шуруповёрты и дрели для крепления навесов, ручек, задвижек. Я имел полномочия брать в складе инструмент с последующей выпиской, чем и воспользовался. Пришли рабочие, я провёл с ними инструктаж и некоторые формальности по определению их возможностей. К 10 часам дня линия заработала. Сначала медленно, но затем процессы усовершенствовались, и работа пошла. К обеду уже стояли отдельные комплекты, готовые к монтажу на участке. Конечно, обед, послеобеденная осоловелость людей, которые фактически больны, снизили темпы, но до вечера они дотянули и пошли на лечение.


Пришла группа после лечения. С ней работать было тяжелее, потому что они были несколько заторможенны. Однако через несколько часов работы, которая им понравилась, ритм работы восстановился. Они никогда не работали с такими новыми механизмами и с такой организацией работ. В два часа ночи я пошёл отдохнуть в свою прорабку, в которую Федя Чиньба, мой заместитель, принёс со склада матрас, подушку, а импровизированный топчан мы сбили сами в мастерской.


В шесть часов утра смена ушла на отдых. Я подсчитал количество кабин. Если ничего не помешает, задание будет выполнено. Ко мне прислали ещё одну помощницу. Она занималась раскредитовкой вагонов на станции Сортировочная. Нужно было точно, поминутно записывать номера вагонов, время прибытия вагонов под разгрузку и время их разгрузки. Это была дочь помощницы заведующей склада Марии. Видимо, Беккер надумал эту должность, но она оказалась очень нужной. При всей нашей дружбе со служащими станции они нам пыталась дописать добавочное время на разгрузку и содрать штрафные деньги. За успешное выполнение задания мне лично дали ручную дрель, настольный наждак электрический, столярные тиски настольные, которые мне служат верой и правдой уже полвека.


… Без предупреждения вернулся сын из армии. Рано утром приехал на попутном грузовом поезде. На стол поставил бутылку сухого вина и торт. Этот подарок он купил на все деньги, которые ему дали на питание и билеты. Мать поставила на стол что Бог дал. Посидели и разошлись по своим делам. Он только сказал, что пару дней проведёт без работы, подумает и определится на работу. Затем будет думать об институте.


Когда вечером пошёл проведать дядю, которого не видел два года, дядя предложил ему работу на «Кислородмаше» в конструкторском бюро. Ему казалось, что Витьке легче будет поступить в институт. Я по этому вопросу ничем помочь сыну не мог, поэтому поблагодарил брата за помощь и решил, что Витя принял правильное решение. Так он стал работать учеником слесаря. Чуть ли не год он обслуживал электронный табельщик завода. С первых дней работы Виктор был в восторге от руководителя мастерской Шнайдера. Тот хорошо знал своё дело и одновременно имел золотые руки. Он заставлял электронику работать в машинах, которые в предыдущих сериях машин считали бы фантастикой. Конструкторское бюро сконструировало электронный табельщик, а в мастерской бюро под руководством Шнайдера этот табельщик изготовили и Виктору поручили следить за его работой. Так он доработал до конца лета и пошёл на общих основаниях сдавать экзамены в технологический институт.

Повторилась картина поступления в военное училище в городе Луга. Сначала написали сочинение. Затем вывесили списки допущенных к следующим экзаменам. Виктора в этом списке не было. Софушка пошла в институт, в приёмную комиссию и потребовала на правах и матери, и преподавателя, чтобы ей показали работу сына. Однако в комиссии ей сказали, что показывать работы не положено. Она пошла к председателю, тот ей нагрубил, но затем она его припугнула, что поедет в Москву, но правду найдёт. Тогда председатель поднял трубку телефона и распорядился, чтобы показали работу. Когда Софа нашла нужного человека, он долго копался в бумагах, а затем сказал, что работа утеряна. Поступление в институт было сорвано в этом году. Виктор продолжал работать на старом месте на мизерной зарплате.

В следующем году было принято постановление, что предприятие могло посылать абитуриентов в институты, и их будут принимать без экзаменов, но за учёбу будут платить институту предприятия. Получив документ с предприятия, Виктор пошёл на собеседование. С ним пошёл я. Мы подошли к кабинету, где проходило собеседование, обратились к девушке секретарю. Она зарегистрировала Виктора. Когда записала в анкету всё интересующее её, она указала аудиторию, в которой проводилось собеседование.

- Посидите у аудитории, вас вызовут, — сказала она, обращаясь к Виктору.


У двери сидела одна девушка, приехавшая, как потом выяснилось, из какой-то деревни. Через минут десять её вызвали в кабинет. Беседа длилась минут пять или десять. Она вышла с сияющими глазами.

- Зачислили, — сказала она, хотя её никто не спрашивал. Она села на стул и стала укладывать туда бумаги, которые после собеседования вынесла охапкой. Вызвали Виктора. Я спросил девушку, о чём они беседовали.

- Вообще-то ни о чём. Спросил меня, участвую ли я в самодеятельности, как мы живём. Я ответила, что участвую, живём хорошо.

Вышел Виктор. За несколько минут он осунулся, как старик, лицо было озлоблено.

- Сволочи... Пойдём отсюда, — больше он ничего не сказал.

Я пошёл на работу. Он сказал, что погуляет немного — нужно всё обдумать.

Когда я пришёл домой, жена сказала, что Виктор пришел домой изрядно выпивший. Сейчас спит в спальне. Я не стал его будить, проснётся — сам расскажет. Так и получилось. Он проснулся, мы сели не то обедать, не то ужинать. Я молчал. Говорить стал он первый.

- Что можно сказать о собеседовании... Никакого собеседования не было. Сидел один антисемит и вершил судьбы евреев. Порывшись в моих документах, он начал меня спрашивать то, что он должен был знать из документов. Когда я ему сказал, что закончил десятый класс до армии, а теперь, вернувшись в прошлом году, решил продолжить образование, он мне сказал, что я уже забыл школьную программу и поэтому не сумею заниматься, а набирать абитуриентов, которых нужно будет отчислять за неуспеваемость, они не хотят. Всё, батя! Мои университеты окончены. Не всем суждено быть инженерами, рабочие тоже нужны.

- Согласен с тобой, но не полностью. У меня рабочий стаж уже за двадцать лет, восемнадцать лет я был по образованию техником. На своей длинной дороге строителя я встречал инженеров, которые ломаного гроша не стоят, встречал техников, которые прекрасные были организаторы труда. То же самое могу сказать о рабочих, которые кончали ФЗО и были прекрасные исполнители трудовых процессов и наоборот, были такие, у которых руки были привешены коленками назад. Каждый должен на себя брать нагрузку, которую он может нести. Нести он должен то, что он может нести. До армии я сдал экзамены в институт, но такие дяденьки, которые не дали тебе заниматься в высшем учебном заведении, в армии не дали возможности мне продолжить образование. После возвращения из армии они же меня три раза гнали, и только на четвёртый раз, когда мою работу увидели свыше, мне удалось поступить на вечернее отделение, и ты видел, сколько я сил на это потратил. Нужен ли мне диплом инженера? Не знаю. Я ни разу не был главным инженером строительства. На моих должностях мне достаточно было образования техника. Но специальностью своей я овладел неплохо. Меня приглашают строить те или иные объекты. Можно закончить техникум и быть специалистом своего дела. Не у всех хватает сил и терпения бороться с бюрократами у власти.


Больше я ему ничего не мог сказать. Боль, которую мне причинили пакостники на различных постах моей трудовой деятельности, ещё не полностью меня покинула. Моё счастье, что я полюбил свою специальность. Меня полностью удовлетворяла моя должность. Что касается Виктора, то озлобление его долго не покидало. На работе он зарекомендовал себя исполнительным, дисциплинированным работником — только. Пока работал Шнайдер, он жадно перенимал у него методы подхода и исполнению работ. Он часто помогал своему начальнику и учителю у него дома, когда Шнайдер делал реконструкцию своего жилья. Занимался он этой реконструкцией до того момента, пока в проектно-конструкторском институте не началось наступление на специалистов еврейской национальности. Сначала обком партии направил на должность директора института своего ставленника Антоненко, национального кадра. Техническую и финансовую политику вёл главный инженер института, мой брат. Антоненко спустя некоторое время потребовал от брата определённую сумму денег обналичивать, так как их нужно было передавать в высшие инстанции. Брат отказался это делать. Тогда пришла комиссия из обкома и «разгромила сионистское гнездо», как они назвали эту акцию. Брат был уволен. После этого многие специалисты высшего класса уволились сами и уехали в другие государства. Шнайдер, не закончив реконструкцию квартиры, уехал в Америку. Виктор ещё некоторое время поработал в мастерских, ушёл на завод «Автогенмаш» и овладел новой специальностью в цехе ширпотреба. Он работал в отделении напыления. Получал он денег намного больше, чем в мастерской, но эта работа его не удовлетворяла. Он всё чаще и чаще приходил домой поздно и изрядно выпивший. Затем начал приходить домой побитый. Я с ним побеседовал раз, другой. Он отмалчивался, потупив глаза в пол.

- Батя, что ты мне читаешь мораль? — как-то ответил он, — Мне и самому надоело это. А что мне делать? Ты с матерью меня учили и учите быть честным, а что делается вокруг! А сколько раз эти честные вокруг предавали тебя? Сколько раз они тебя лицом в дерьмо пихали? Ты терпел. А я так не могу. Я решил жить так, как могу. Я работаю, я живу, я никого не трогаю — не трогайте меня!


Я понял, сын идёт по нисходящей. Его можно оторвать от алкоголя только интересной работой, или чтобы попалась порядочная девушка, которая бы могла его завлечь. Но если он ещё опустится, какой порядочной девушке он будет нужен? Один раз за мной прибежала какая-то девица из общежития и сказала, что Виктор там дебоширит. Пошёл туда. Он, мертвецки пьяный, ломился в дверь к кому-то. Спустя какое-то время я его утром забирал из вытрезвителя, затем я его забирал из милиции, когда он в каком-то подвале открыл дверь и улёгся спать. Ночью пришла хозяйка квартиры, и, увидев его, вызвала милицию. Когда утром меня вызвали, я увидел, как у него снимали отпечатки пальцев. Я бы врагу не пожелал такого зрелища. Я решил консультироваться у нарколога. Благодаря тому, что я имел дело с рабочими, которые лечились от алкогольной зависимости, я посоветовался с главврачом. Он устроил мне встречу с главным наркологом города. К врачу мы пошли втроём. Мы с женой сели в стороне в кабинете, врач посадил Виктора около себя, заполнил бумаги, задавая вопросы Виктору. Затем пришли врачи и отвели сына с собой. В отсутствии Виктора главврач начал разговор с нами.

- Я пока не вижу у него признаков алкоголика, — сказал врач. — Видимо, у него произошли какие-то потрясения, его что-то выбило, как говорят, из седла. Одно ясно, что пить ему нельзя. Сейчас его проверяют, почему он так реагирует на алкоголь.


Спустя некоторое время зашли в кабинет врач и Виктор, которому было предложено занять место, которое он занимал прежде. Главврач о чём-то переговорил с врачом, и тот удалился.

- Да, я так и предполагал. На снимке отчётливо видно, что во время принятия алкоголя межмозговые камеры наполняются жидкостью, которая сжимает мозг и вызывает раздражительную реакцию. Тебе, Виктор, абсолютно нельзя употреблять алкогольные напитки, — обратился он уже только к сыну, — ведь живут люди без ноги, или без руки! Кое-кто надевает протез и живёт нормальной жизнью...


Он продолжал говорить, а Виктор, как мышонок, смотрел ему в глаза не моргая, отвечал на поставленные ему вопросы «Да».

- Вот и договорились, — сказал врач в заключение, на этом и закончился наш визит.


Не знаю, подействовал ли на сына этот визит к врачу или он сам начал строже относиться к себе, но какое-то время он держался, а затем опять начал понемногу выпивать. Его работа ему не нравилась, он начал менять бригады, но видно было, что он своей работой не удовлетворён.


К этому времени у нас во дворе произошло некоторое изменение в жильцах и поднанимателях. Умер дважды Герой Союза Артёменко. Долго стоял гараж с его машиной. Гараж нуждался в ремонте, крыша текла, стропила сгнили. Эти стропила держали мой входной тамбур до тех пор, пока тамбур не повалился, потащив за собой входную площадку. Нужно было принимать меры. Вместе с Виктором мы разобрали кусок крыши, выровняли площадку, временно укрепили тамбур. Когда крыша была разобрана, я увидел, что в гараже стояла капитальная стена, которая шла с глубокого подвала, отделяя входную лестницу в подвал от сарая, где сейчас стояла автомашина. Я привёз с работы мешок цемента, немного песка. Камня ракушечника много валялось в подвале. Мы натаскали камня из подвала наверх и доложили полметра стены в сарае, закрыв полностью сарай. Из отходов досок я сделал щиты, утеплив их стекловолокном, отходов которого на участке было полно. Монтажники из швеллера сварили мне раму основания перекрытия не только для тамбура, а на всю ширину нашей надстройки Теперь я уже сделал шесть утеплённых щитов совмещённого перекрытия. За два дня мы с сыном собрали конструкцию, которую обшили плоским шифером. Окна я подобрал из тех, которые когда-то не успел продать мой предшественник при разборке здания собеса на улице Арнаутской. Таким образом у меня получились и тамбур, и кухня.


Конечно, это было для меня большим событием, но не менее значительным было то, что у меня зародилась мысль, что Виктор с большой охотой работает на строительных работах. Мы пристройку делали около двух месяцев. Он ни разу не задержался на работе, ни разу не пришёл хмельным. Работали в основном по вечерам после работы. Я приходил домой — он уже возился на пристройке. К концу работ по пристройке наш двор газифицировали и подключили к природному газу. Квартира превратилась во вполне благоустроенное жильё.


Когда строительство закончилось, Виктор опять начал задерживаться на работе и выпивать. Мы с женой были в отчаяньи. Софушка начала ему искать девушку, чтобы изменить его образ жизни, но ничего не получалось. Не исключено, что многие знали о его склонности к выпивке и остерегались связываться с ним. Переживали не только мы с Софушкой, но и все наши родственники. Однажды Клара Ефимовна, жена моего отца, сказала Софушке, что к её родственнице из Сталинграда приехала племянница. Они договорились, что при согласии Виктора они устроят им встречу. Виктор к предложению отнёсся спокойно. Когда была назначена встреча, он вовремя пришёл с работы подстриженный. Дома побрился, искупался, празднично оделся. Мы видели, что в тамбуре на столике лежал букет цветов. Домой пришёл не поздно, где-то в половине двенадцатого.

- Ну, как? — спросила Софушка утром.

- Нормально, — ответил он.

- Что можешь сказать? — допытывалась мать.

- Что можно сказать при одной встрече? Договорились сегодня после работы встретиться.

- Ну что же, в добрый час, — пожелала Софушка.


На этом больше вопросы не задавались. Он уходил после работы, приходить стал несколько позже, иногда под утро, но пару часов на сон себе оставлял. Недели через две избранница показалась у нас дома. Она пришла сама после работы. Витя с работы ещё не пришёл, какой-то затор был в дороге. Софушка пригласила её в комнату. От чая она отказалась, села и просидела около часа не сказав ни слова, пока не явился Виктор. Он быстро переоделся, и они ушли.

- Какая-то странная, — удивлённо сказала Софушка. Как будто не немая, она представилась, а остальное время молчала.

- Я думаю, они разберутся сами, — успокоил я.


Не прошло и месяца, Виктор сказал, что нас приглашают родители Полины и хотят с нами познакомиться. Мы приглашение приняли и в назначенное время пришли в дом родственников Полины по указанному адресу. Отец избранницы сына был простым рабочим, но в настоящее время уже не работал, был пенсионером, он потерял глаз на производстве. Здесь за столом мы узнали, что мой отец и дядя Полины сотрудничали в Овидиопольском районе, где работал мой отец директором МТС, а дядя Полины — директором совхоза. Оба они уже были на пенсии и не работали. Встреча с новыми будущими родственниками прошла в дружественной обстановке, хотя отец невесты несколько нервничал и предлагал не тянуть со свадьбой. Наверное, его проинструктировали его родственники, которые не могли справиться с Полиной. Мы не возражали.


Свадьба сына, обмен кольцами


Дети взяли отпуск, сыграли свадьбу и поехали в свадебное путешествие по Союзу. По приезде мы переселились в проходную комнату, отдав спальню молодым. Виктор с женой начал искать комнату, чтобы снять на время, пока не найдут или не получат какое-то жильё. Через пару месяцев нашли чердачное помещение на четвёртом этаже с высотой комнаты 1,8 метра. Вода, отлив были, а остальные удобства — внизу во дворе. Они пожили там месяца четыре, и мы опять забрали их к себе. Полина собиралась подарить нам внука через три месяца, и ей подыматься на такую высоту по такой лестнице чёрного хода было тяжело.


Появление внука было торжеством для нашей семьи. Он собой затмил все невзгоды нашей жизни. Жить в проходной комнате — не сильно большое счастье. Но вопрос жилья не решался никак. У нас площадь была на два квадрата больше, чем предусматривалось нормой. Никого не интересовало, что в проходной комнате живёт семья. Но у нас был внук, и это было счастьем. Добавочным жильём и не пахло. Однажды при встрече с одним моим коллегой, Аликом Лившицем, я узнал, что наш коллега, а мой ученик Валерий Мазурин работает заместителем председателя горисполкома.

- Ты знаешь, он мне дал свой номер телефона, который прямой, без секретаря, но я не имею права его кому-то передавать. Я могу с ним поговорить, — сказал мне Алик.

- Ты же сам знаешь, что он из кармана жильё не вынет и мне не предоставит! Но у меня есть возможность достроить комнату на чёрном дворе. Если бы он помог с разрешением, я бы ему был очень благодарен, но мне надо к этому подготовиться, план у меня есть.

- Вот и хорошо, — сказал Алик, — подработай его немного, чтобы было наглядно на что смотреть. Когда будет готово, позвони мне.


На этом мы разошлись. Дома я ничего никому не говорил. Ещё раз начал зарисовки, обмеры. Я решил использовать стену, ограждающую бывший дворовой санузел, через которую по моей подсказке жилуправление переключило для половины квартир дома канализацию. Именно тогда я увидел, что ограждающая стена имеет мощные фундаменты. Когда у меня вырисовался проект пристройки, я позвонил Алику, а он связался с Мазуриным. Мне было предложено быть в определённое время у горисполкома. Мазурин ко мне подошёл сам. Он вырос не только по служебной линии, а из мальчишки превратился в высокопоставленное лицо, потерял свой спортивный облик, поправился, обзавёлся брюшком. Он внимательно меня выслушал.

- Хорошо, я скажу начальнику райжилуправления, чтобы он помог Вам. А Вы на следующей неделе зайдите к нему, он скажет, какие документы нужны, чтобы исполком утвердил проект и выдал разрешение на достройку. До свидания!


Так мы с ним и расстались. Никто из нас не знал, что это была последняя встреча в его жизни. Он стал управляющим банком, построил здание банка на улице Пушкинской угол Троицкой, после чего его убили, подстроив автокатастрофу.


Я сделал всё, что он велел. Начальник райжилуправления Федин принял меня, рассказал, какие нужно предоставить документы к исполкому. У меня появилась новая работа. Одновременно у меня в руках была вручённая мне бумага из райжилуправления с просьбой выдать заключение по строительству пристройки. Мне нужно было восемь или десять справок, половину из которых бюрократы выдавать не желали. Представители этих служб не смотрели мне в глаза при разговоре, а смотрели в руки, ожидая взятки. В квартиру ко мне пришла женщина архитектор. Она даже не посмотрела проект, начала метром мерить мою существующую комнату. Я ей напомил, что я строитель инженер, что весь проект этой квартиры сделан мной, что все размеры в чертеже поставлены. Дал ей расчёты несущих конструкций.

- Не мешайте мне, я сама знаю, что мне делать и как делать, и не указывайте мне!

- Слушайте, я строю дома столько, сколько вам лет всего. Чем вы занимаетесь — я вижу. Но денег у меня для взяток нет, я не ворую и Вам не советую. Всё, что я получаю за работу, я должен буду отдавать за стройматериалы. Если Вы у меня заберёте зарплату, я не буду иметь денег купить материалы и мне Ваше заключение будет не нужно. Так что пишите заключение с указаниями почему нельзя строить, или, простите, не вешайте мне лапшу на уши и покиньте мою квартиру, а я пойду к Вашему главному.


Она посмотрела на меня, как на вещь, собрала бумажки со стола, смотала рулетку и ушла. Через несколько дней ко мне домой зашёл Алик.

- Я разговаривал с Мазуриным, он возмущён тем, что ты прогнал архитектора, — сказал мне Алик.

- Алик, ты же знаешь, что строить мне придётся за свой счёт из денег, которые я зарабатываю. Других денег у меня нет. Неужели Валерка до того дошёл, что собирает подать с таких, как я? Очень обидно. Власть портит людей...


К моему несчастью, начались перевыборы. Началась смена власти. С уходом председателя горисполкома Шурко ушёл и Мазурин. В райисполкоме ушёл начальник районного жилотдела Федин. Моё дело повисло в воздухе. Я решил, что всё погибло. Прошло около полугода. Я узнал, что в нашем райисполкоме главным инженером районного жилотдела стал Володя Квак, с которым я работал в СМУ-10, и решил с ним встретиться. Принял он меня радушно, много расспрашивал о наших общих знакомых.

- Я понимаю, что ты пришёл ко мне не просто побеседовать, повспоминать, как мы беседовали в нашем подвальчике на Деребасовской? — словно опомнившись, спросил он.


Я рассказал ему о моей мечте пристроить комнату. Он знал, что квартиру я построил за свой счёт сам. Отнёсся к моей затее с пониманием.

- Ты сказал, что зависла работа. На каком уровне? Что ты успел сделать при моём предшественнике? Может, я чем-то сумею помочь. Дело в том, что я чувствую, что здесь я долго удержаться не сумею. Но нам терять нечего. Показывай!


Я показал ему письмо, подписанное Фединым, и собранные справки кроме одной — от архитектора.

- Это не беда. Я попрошу районного архитектора, он подпишет. Оставляй эти бумаги у меня, я их направлю на утверждение исполкома. Тебе сообщат.


Володя как в воду глядел: через два месяца в исполкоме его не стало. Он, очевидно, уехал в те места, где трудился после того, как работал в СМУ-10.


За этот месяц дома произошли некоторые события. Софушка мне ранее рассказала, что когда мы были в Москве, она пригласила Кристину погостить у нас. Сейчас Кристина написала письмо и сообщила, что Генрику предоставили отпуск, и «удобно ли нам принять их в течении месяца?». Вечером мы пошли на городскую телефонную станцию и позвонили в Польшу Катульским. Теперь их семья состояла из четырёх человек, появился ещё сынок Михал.


Гости приехали в разгар лета. Конечно, разместиться нам в наших «хоромах» было не легко. Дети с внуком остались в спальне, гостям мы отдали комнату на ночь, сами взяли два матраца и постелили себе в тамбуре. Утром был общий подъём, Виктор уходил на работу, я взял отпуск за прошедший год, чтобы гостям уделить больше внимания. Полина оставалась дома с детьми. Внук Павлик был ещё совсем мал. Позавтракав, мы уходили на пляж и до часу дня были у моря.


Малые Катульские моря ещё не видели, да и Кристина почти не была на пляже. Однако Софушке и Генрику долго на солнце проводить время было врачами запрещено. Несколько раз мы в жаркое время дня садились в порту на катера и плыли в разные стороны в крайние точки. В один из воскресных дней брат в своей машине повёз гостей на 411 батарею, которая защищала Одессу до последних дней при её осаде врагами. Две недели пробежали как один день. Последний день встречи в Одессе мне запомнился на всю оставшуюся жизнь как загадка, разгадать которую никто не может. Поезд на Киев отходил в 17 часов.


Мои гости из Польши, семья Катульских на пляже „Ланжерон»


Мы решили в последний день посетить пляж, сфотографироваться на память. В обычном ритме утром вышли на пляж. Полина с детьми поехала к своим родителям на Таировский жилмассив. Где-то в 11 часов, попрощавшись с морем, Софа с гостями пошла с пляжа на Привоз, чтобы купить продовольствие на дорогу и домой. Я пошёл домой с пляжными атрибутами, чтобы к их приходу проявить заснятую плёнку, а фотографии Генрик сказал, что сделает сам в Ольштыне. Я пошёл домой. В квартире никого не было: тихо, чисто, уютно. Я подошёл в спальне к стенному шкафу взял коробку с фотореактивами и вышел в комнату. На столе я всё разложил и выбрал самые свежие и надёжные реактивы, чтобы не испортить фотоплёнку. Отобранные реактивы я отложил, а оставшиеся уложил в коробку и пошёл в спальную комнату — сложить в шкаф оставшиеся реактивы. Когда я открыл двери шкафа, где только что снял эту коробку с левой полки, с правой верхней полки бесшумно что-то свалилось на пол. И мгновенно это «что-то» с горизонтального положения перекрутилось в вертикальное. Из плоскости в виде доски проявилась объёмная женская фигура. Предо мной стояла старая женщина с лицом мумии. От неожиданности я отскочил с коробкой в руках к окну.


Сначала мне показалось, что она улыбнулась, но впоследствии я увидел сжавшиеся губы, закрытые глаза, руки, сложенные на груди. Всё моё тело охватило какое-то оцепенение. Я внимательно изучал эту фигуру. На ней была серо-коричневая косынка из плотной, похоже — льняной ткани. Белоснежная кофточка-вышиванка, в которой мы похоронили мать. Рукава кофточки были до локтей и оканчивались резинкой, а дальше была сухая рука. От пояса до щиколоток ног была юбка из того же материала, из которой была сшита косынка. Не могу знать, сколько мы стояли молча.


Я посмотрел в окно, переводя зрачки глаз, пошевелить телом не мог. Двор видел прекрасно, на улице проехал троллейбус. В парадную зашли люди, которых я знал по фамилии. Нет, я с ума не сошёл. Сколько времени эта бабка простоит? Что будет, когда с базара придут гости? Я не могу тронуться с места, я не могу выйти из оцепенения! Фигура собой заслонила висящие на стене ракетки бадминтона. Но в какой-то момент фигура начала тускнеть и удаляться в стену. Показались ракетки. Фигуры не стало. Я подошёл к двери шкафа, обнюхал место, где стояло это «что-то». Ни запаха, ни следа не было видно. Я пошёл в ванную комнату и занялся проявлением плёнки. Во время проявления плёнки на листочке бумаги сделал зарисовку того, что я видел, и зарисовку спрятал. Год я никому ничего не рассказывал. На второй или третий день я сделал вторичную зарисовку. Две зарисовки были одинаковые. Эта загадка осталась без разгадки. Наши гости прислали нам письмо с благодарностью и с приглашением навестить их в Ольштыне в удобное для нас время.

Спустя небольшой промежуток времени я пошёл в райисполком и спросил у исполнительного секретаря, не рассматривалось ли моё заявление на исполкоме. Она ответила мне, что опять сменилось начальство, поэтому исполком не собирался, но моё заявление лежит среди многих и ждёт своего времени. Через месяц я записался на приём к председателю исполкома. Эта запись повторялась два раза. Очередь доходила до меня, и пред исполкома, женщина, куда-то убегала. На третий раз, когда секретарь объявила, что приём окончился, я поднялся и быстро зашёл в кабинет. За мной кинулась секретарша.

- Я никуда из кабинета не уйду, пока Вы меня не выслушаете. Третий раз на мне заканчивается приём, — сказал я председателю, глядя ей в глаза.

- Как это может быть? — спросила она секретаршу.

- Этот вопрос по заявлению может решить главный инженер жилотдела, — сказала девушка с таким видом, что она это знает точно.


Председатель исполкома не стала вникать в дело, подняла трубку и сказала главному инженеру жилотдела, чтобы он подписал заявление, а на очередном заседании исполкома они проведут дело через исполком.

- Выдайте документы гражданину, — приказала председатель секретарше, — а Вы зайдите в жилотдел к инженеру, он подпишет.


Всё решилось мгновенно. Секретарша поставила регистрационный номер на каком-то бланке, подготовленном к исполкому, и отдала его мне. Главный инженер подписал его, копию отдал мне, экземпляр оставил с заявлением у себя. Я ушёл на работу, удовлетворённый и в полной растерянности, не зная, с чего начинать.


Однако ничего начать мне не удалось. Нужно было ждать какой-то случайности, чтобы начать работу, но она не приходила. Сначала нужно было ждать решения исполкома, что одновременно являлось разрешением на возведение пристройки. С Виктором мы ещё и ещё раз привязывали наш проект к существующему зданию. Чтобы выдержать уровень полов на одной отметке, нужно было перестраивать существующую крышу. Если этого не делать, нужно будет делать ступеньки из кухни. Был вариант сделать однокомнатную квартиру с наружной лестницей с соседнего двора. Мы не начинали строительства, пока у меня не появился второй внук. Теперь младший внучек спал со своими родителями в спальне, старший спал в нашей комнате. Однако это событие подхлестнуло нас решать вопрос строительства. Подошёл май 1986 года. Второго числа мы сидели на кухне и обедали. В дверь позвонили. Полина, наша невестка, вышла и открыла дверь. На пороге стоял парень и просил, чтобы вышел Виктор.

- Витя, тебя спрашивает какой-то парень, — сказала она и села за стол.


Виктор вышел и через минуту зашёл обратно. В руках у него была какая-то бумажка.

- Меня почему-то вызывают в военкомат, — сказал он, — я сейчас сбегаю и вернусь.


Военкомат от нас был на расстоянии одного квартала. Мы закончили обедать и занялись своими делами. Прошёл час. Виктор не возвращался. Мы с Софушкой решили пойти к военкомату и узнать, в чём дело. Около военкомата никого не было. Дежурный сказал, что это учебный сбор. Мы пошли в направлении оперного театра, походили по бульвару и вернулись в военкомат. Дежурный, уже другой, нам сказал, что вызванные уехали, и когда вернутся — он не знает. Мы пошли домой. На второй день он тоже не пришёл. На третий день нам позвонили в дверь. На пороге стоял незнакомый парень. Он сказал, что он принёс письмо от Вити и подал мятый листок бумаги. Из письма и устного рассказа парня мы узнали, что Виктор в Краснознаменке. Сколько он там пробудет — не знает, но отсюда они уедут в Чернобыль, где произошла катастрофа. Парень сказал, что он тоже был в Краснознаменке, но его отпустили, так как у него был приступ язвы желудка.


На следующий день мы с Софушкой в автобусе к обеду доехали до Краснознаменки. Когда мы нашли войсковую часть, ребят уже там не было. Их погрузили на поезд с оборудованием этой части и отправили в Чернобыль. Когда мы приехали домой, по телевизору сообщали о катастрофе.


Вернулся он через месяц. За это время он неделю был у самого четвёртого реактора, пару недель — в развёрнутом им пункте очистки и дегазации проезжающих машин. Неделю лежал в госпитале в Пятихатке, где их очищали от излишней радиации. Затем посадили в грузовой самолёт и доставили в Одессу. Прямо с аэродрома их погрузили в автобусы и повезли в Краснознаменку, где переодели в их одежду и развезли по домам. Первые дни дома здоровье было нормальным. Затем он почувствовал боль в спине. Далее было всё хуже и хуже. Неделю он походил на работу, а далее слёг.


Его поместили в городскую больницу. Операция прошла нормально, но результатов должных не последовало. Он пару недель поработает — а затем неделю отлёживается. Нам посоветовали обратиться в санаторий Куяльник. Там практиковал массажист Унанов. Он был не только массажист, но и экстрасенс. За чисто символическую оплату он занялся Виктором. Через некоторое время сын начал поправляться. Немного работал, но больше лежал. В какой-то момент Унанов вызвал меня и сообщил, что лечение окончено. Велел принести простыню, полотенце и обеспечить легковую машину, чтобы довезти его домой, где он должен был двое суток лежать на твёрдой кровати или на деревянном щите, накрытом байковым одеялом. На этом щите ему ещё долго нужно будет лежать. Через месяц прийти на обследование.

Виктор — молодец. Он выдержал все испытания и вернулся к нормальной жизни.


К этому моменту прошло уже два с лишним года с того времени, когда я начал работать в УПТК. В тресте произошло много событий, кадровых изменений. Трест набирал мощности. Открылся участок в Крыму, успешно завершились работы по водоводу №6 Беляевка-Одесса, сданы два водохранилища. Полным ходом шла работа по водоводу Никольское-Николаев, где из Днепра вода должна была идти в город Николаев. Наше управление сдало в эксплуатацию бетоннорастворный узел. Я сразу организовал изготовление доборного железобетона, плит перекрытия колодцев, оснований, спецплит для помещений задвижек на николаевском водоводе. Мне поручили построить арматурный цех и цех изготовления панелей домов, которые запроектировала некая проектная организация где-то в Ереване. Я строил цеха, а специалисты работали в помещении треста над технологией изготовления этих домов.


Когда арматурный цех был готов, мы начали выпускать рулоны арматурной сетки плит шламохранилища Николаевского алюминиево обагатительного комбината. Плиты изготовлялись на специальной установке у шламохранилища. Я этих плит не видел, но первые же плиты потребовали транспортное средство, которое бы могло переместить армированную плиту, изготовленную из бетона и латекса размером 4х6 метров. Мои монтажники с задачей справились, я его запроектировал, а монтажники по проекту его изготовили. Ни одна плита не была поломана.


Приехал министр Гидростроя Украины. Работой треста был доволен. Он благословил желание треста изготовлять жилые дома для рабочих министерства. На приёме у секретаря обкома было много сказано лестного о нашем тресте, который возник со строительного участка. Только благодаря энергии и уму его руководителя можно было достичь таких результатов. Он справился с задачей не только в Ильичёвске, но и в Одессе, городе Николаеве, в Крыму. Об этом нам рассказал управляющий на сборе партактива треста с читкой приказа по тресту с объявлением благодарностей, с выдачей премий. Меня не было ни в одном приказе. Видимо, он не забыл мой первый уход из управления. Затем моё предположение подтвердилось, когда награждали какой-то юбилейной медалью.


Но я на управляющего трестом не обижался. Мне нравилась творческая работа в этом тресте, где меня не обижали зарплатой, я своё получал. У меня и мысли не было уходить из треста, и каждый раз я доказывал, что я классом выше многих специалистов треста. События, которые развернулись несколько позже, дали о себе знать. Министр Спецгидростроя перешёл на работу в Минстрой СССР. На его место в Спецстрой назначили его заместителя, который недолюбливал Авербаха за то, что тот по всем вопросом обращался к министру, а не к нему непосредственно. Не исключено, что он видел в нашем управляющем конкурента, хотя это было глупо. Но факт есть факт. Из министерства Гидроспецстроя в наш трест прибыла большая комиссия. Началась большая проверка документов. Несмотря на то, что трест финансово стоял на высоте и министерство имело большие прибыли, Авербаху начали клеить дело о служебных злоупотреблениях: он по прямому договору, по просьбе местной власти обкома партии и облисполкома брал выгодные подряды и выполнял работы. Ему поставили в вину смерть диспетчера Нюси, которая произошла из-за несчастного случая во время переезда, в пути из города Николаева в Одессу. Дело комиссия передала в прокуратуру.


Однако ещё до передачи дела в прокуратуру заявление на уход подал главный инженер треста Миша Фурер. Авербаха отстранили от работы, он с юристом готовил материалы для прокуратуры. Работы в тресте на всех объектах практически остановились. Новое начальство громило трест на глазах областного начальства города и области. Я приходил на работу и уходил. С УПТК треста ушёл Беккер, остался ничего не знавший и не делавший Колбасов.


Я понимал, что здесь моя работа подошла к концу, но ощущения безработного у меня не было, меня многие знали, я многих знал. Обращаться в морстрой или трансстрой у меня даже в мыслях не было, но в том, что работа будет, я не сомневался.

 





<< Назад | Прочтено: 259 | Автор: Дубовой Г. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы