RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Л. Бипов  

Не мои университеты,

или  Инженер - это звучит гордо!

МЕМУАРЫ В ЭЛЕКТРОННЫХ   ЭПИСТОЛАХ  (МЭЭ)

 

Серобуромалиновая папка «Инженерная поэма»

 

 Эпистола 15. «Пришёл, увидел, полюбил»

(инженерная лирика)

 

                   

                           Здравствуйте, дорогой Читатель!

 

        Вначале, как всегда у меня, небольшое и немного запоздалое предисловие.  Что такое лирика, конечно, знает каждый, а вот что такое инженер в наши  годы, неплохо бы уточнить.  В переводе с французского языка, откуда к нам и пришло это понятие, слово «инженер» означает «смышлёный, изобретательный». Наверно, поэтому многие агенты по снабжению, счетные работники, делопроизводители, курьеры и просто нужные люди в советских отделах кадров часто числились инженерами. Льщу себя догадкой, что и я показался руководству  кафедры  нужным человеком, тем более что должность «инженер» была самой низкооплачиваемой для лиц с высшим техническим образованием. То ли оно было не высшим, то ли не техническим, но так было.

 

                  1.Москвича потянуло на малую родину

 

       Кафедра керамики всегда притягивала к себе своих выпускников, и я не стал исключением. Уж очень хотелось поработать рядом с учителями-профессорами, а заодно и стать кандидатом наук. «О, если бы молодость знала, а если бы старость могла!» (тоже французское!). По возвращении из Сатки подался в Менделеевку.


       Тут вроде бы случилась ирония судьбы.  В самом деле, она вновь свела меня с Виктором Львовичем  Балкевичем (см. Эпистола 11.«Путевка в жизнь»). Он еще раз пригласил «сотрудничать». По заданию атомного ведомства  совместно с кафедрой радиационной химии он проводил работу с весёлым кодовым названием «Захоронение». Я, конечно, согласился, хотя пришлось вспомнить, как я утешал друга Лёню Карпиловского,  против воли отлучённого от атомной техники. «Не горюй! Всё—к лучшему. Представь себе финал: угрюмые чиновники приносят твоим родителям свинцовый комбинезон со словами: «Это осталось от вашего сына Лёни». Шутил, а теперь и самому пришлось искать утешение. И находил его в надежде на будущую диссертационную тему. При этом во мне всё ещё оставался жив огнеупорщик, который ждал и дождался-таки применения. А в памяти об «атомном периоде» остались только имена физхимовских соавторов «неоконченной симфонии»: Минаева, Писарёва, «босса» Аполлона Гордиевского, белый халат и талоны на спецпитание.


      Возвращение к огнеупорам произошло так. Виктор Львович одновременно с «атомной» проводил ещё и работу с Подольским огнеупорным заводом по технологии карбидкремниевых электронагревателей.  Вот на эту тему я и перешёл. Поскольку  как для формования нагревателей, так и для их обжига при температуре около 2000°C требовалось необычное оборудование, эксперименты приходилось проводить на заводе.

 

      Тема нагревателей предлагалась  последовательно диссертантам А.А.Темногрудову, И.Я.Гузману, Г.А.Серовой. Однако каждый после непродолжительных, но мучительных «опытов на себе», проведенных в заводских условиях, от этой работы отказывался. В самом деле, как может понравиться людям с достаточным жизненным опытом работа в другом городе с часовой поездкой в электричке и пешим переходом двадцать минут от станции до завода, причём в любую погоду.


        А как может понравиться постоянная зависимость от цехового начальства в проведении экспериментов? Ведь для этого нужно использовать производственные мельницы, смесители, прессы, печи. Наконец, нужно, чтоб договоренность и разрешение, достигнутые вчера-позавчера, соблюдались сегодня, чтобы  не было пустой поездки. При отказе в проведении опыта можно было прочесть в глазах начальника: «Цех — это вам не научная лаборатория! План прежде всего!»

 

       И всё же молодость и заводская закалка взяли верх, и я эту работу не бросил, а напротив, всё больше в неё втягивался. Трудности становились привычными, а оттого и легче переносились.В конце концов я полюбил эту свою работу. А что может быть лучше для инженера? Правда, нужно было немало терпения, а частенько, как говорится, «наступать на горло собственной песне», не щадить самолюбия. Легче всего было бы обидеться и бросить начатое дело. К счастью, этого не произошло.

 

       Попав в интересную и тогда ещё во многом не изведанную область керамических электронагревателей, я получал радость от экспериментов, изобретательства и последующей «борьбы за внедрение». В ней я договорами был связан как с обоими заводами-изготовителями нагревателей (вначале с Подольским, а затем и с Запорожским), так и с их многочисленными потребителями: от обычных заводов и лабораторий до промышленных гигантов вроде «АвтоВАЗа». При этом я, естественно, расширял свой научно-технический, да и просто житейский кругозор, а среди коллег-исследователей и заводчан находил замечательных друзей.


             2.Силикатчик принимает электротермическую веру


     «Нагревательское крещение» я принял в области формования «глобаров», которое было тайной американской фирмы «Карборундум». Над её разгадкой советские специалисты бились с 1935 года и к тому времени остановились на порционном вибротрамбовании в картонных трубках. Структура нагревателей получалась неравноплотной, «зеброидной», что служило предпосылкой к преждевременному их перегоранию в службе. Виктор Львович предложил применить гидростатическое прессование водой в резиновых формах-оболочках. А для этого с помощью друзей из «НИИСтройкерамика» изготовил опытную установку, а к ней приспособил...меня (шутка). О своей эффективности судить не стану, но установка определённо не подошла для обжатия крупнозернистой абразивной массы. Мало того, что не достигалась равномерная засыпка массы в оболочку (она  нами по-домашнему называлась «чулком»), так вот ещё остроугольные абразивные зерна карборунда прокалывали оболочку, а сквозь образовавшиеся отверстия в массу проникала вода. Опыт прекращался. После серии таких опытов завершился и мой бесславный опыт гидростатического  прессованиия, которое только-только выходило на передовые рубежи технической керамики. И всё же  в период «чулочной практики» мною исподволь изучалось производство нагревателей со всей его «экзотикой». Это позволило Виктору Львовичу поручить мне диссертационную тему о физико-химических основах этого необычного для керамики производства.

 

        Однако вскоре Виктор Львович уехал преподавать во Вьетнам, и я стал работать под руководством заведующего кафедрой Дмитрия Николаевича Полубояринова в качестве, как писалось в отчётах по теме «Карбидкремниевые электронагреватели», ответственного исполнителя (к слову, разве кому-то нужны безответственные?).

 

        Наша совместная с Подольским заводом работа была направлена на коренное усовершенствование технологии и расширение ассортимента нагревателей для промышленных печей. Она была поставлена на «три кита», какими были: пластическое формование выдавливанием взамен вибротрамбования, обжиг прямым электронагревом взамен косвенного вокруг угольной трубы-электрода и эффективное устройство нагревателя, а именно цельное вместо составного.

 

       Формование выдавливанием через мундштук  в отличие от вибротрамбования в бумажные формы практически не ограничивало возможные диаметр и длину нагревателей, однако к началу работы оно было, освоено только для мелких лабораторных нагревателей КЭНА (типа «силит») и проводилось только из мелкозернистой массы. Задача заключалась в разработке состава и условий выдавливания крупнозернистой массы, обеспечивающей повышенную плотность и, как следствие, повышенную стойкость к окислению, а с ней и увеличенный срок службы нагревателей.

 

      Прямой  электрообжиг привлекал тем, что  позволял преодолеть прежние ограничения  возможных размеров промышленных КЭН. Эти ограничения, как уже указывалось, были обусловлены недостаточными  размерами отечественных труб-электродов, необходимых для обжига.

 

        Впервые прямой электронагрев  для обжига пластически  формованных нагревателей  был предложен мною и поддержан начальником цеха Павлом Николаевичем Кудрявцевым. Согласно нашему изобретению, вначале проводят прямой обжиг раздельно рабочих и манжетных трубок, а затем насаживают манжеты на концы рабочей части и проводят скрепляющий обжиг. Таким образом, благодаря  сочетанию пластического формования и прямого  электрообжига  диаметр и длина нагревателей не ограничивались. Освоение этого изобретения, однако, быстро прекратилось. Причина  была простой: у нашего    «хорошего» появился враг — «лучшее», а именно, возникла идея не «гантельного», а «гладкого» трубчатого нагревателя КЭНВ, у которого снижение сопротивления выводных концов достигалось созданием в них металлокерамического стержня из силумина*. Это стало предметом нашего второго изобретения.

(*Силумин - это бинарный сплав кремния и алюминия в нашем случае с температурой плавления около 1000°C. Исходную смесь порошков готовили смешением молотого «подольского»  кремния и  московского распыленного алюминия, который в начале внедрения я получал «по договоренности» и привозил в рюкзаке с троллейбусно-ремонтного завода, что на Каляевской улице. Других источников подобного порошка-крупки в стране  не было).


 Нагреватели КЭНВ были цельными, а значит, более удобными и надежными, чем выпускавшиеся составные КЭНБС. Это вполне понятно, ведь в любом устройстве и вообще в обыденной  жизни именно зона контактов – наиболее вероятный источник отказов и нарушений.


  В  работе по пластическому формованию от смолопекового пластификатора-связующего, при котором для отверждения заготовок  требовался суточный обжиг при 1200°C в коксовой засыпке (Вы, наверняка, согласитесь, что это дело не для особо чистоплотных!), мы  перешли к фенолформальдегидной  смоле – бакелиту, который отверждался на воздухе при 180°C и всего лишь за несколько часов**.

(**Любопытно, что бакелит, подобно карборунду и «глобарам», на свет появился тоже благодаря случаю. Американец бельгийского происхождения Лео Бакеланд в очередной попытке синтезировать природную смолу шеллак потерпел неудачу, но, случайно  разогрев колбу с «неудачей», он получил твердый, но неплавкий и нерастворимый материал, ставший родоначальником всего  многообразия пластмасс. А в пластическом формовании КЭН бакелит, напротив, появился не случайно, а по инициативе ленинградца Д.И.Шрабмана. В заводском производстве он был впервые применен нами как раз при изготовлении КЭНВ).


Однако, как говорится, за всякое удовольствие приходится платить. В нашем случае такой платой было преодоление трудностей  прямого электрообжига.  Они были в том, что бакелит – типичный диэлектрик, а поэтому отверждённые заготовки имели  высокое  электросопротивление. Для инициирования  нагревательного электрического тока в заготовках, то есть для пробоя, требовалось повышенное напряжение.  Печь снабдили мощным трансформатором с напряжением 500 В. (Тут вспоминается  прочитанное  у одного из светил химической электротермии американца Х.Джонса: «Вы никогда не достигнете выдающегося результата, если у вас не будет мощного трансформатора»). С учетом изменения электросопротивления заготовок в процессе обжига был разработан его особый двухстадийный электрический режим и с участием инженера А.Ананьева – автоматическая система управления процессом.


Цельные нагреватели КЭНВ, намного  более простые и экономичные в изготовлении, чем КЭНА и КЭНБ, не всегда были полностью равноценны импортным (как и многие виды советской промышленной продукции), однако они бесперебойно 30 лет выпускались во всёх необходимых для промышленности размерах. Вслед за КЭНВ пошли нагреватели с выводами, пропитанными кремнием КЭНВП,  спиральные КЭНС и U-образные КЭНП. По качеству нагреватели КЭНВП уже не только не уступали, но и  во многих случаях превосходили импортные аналоги. С пуском конвейерной печи и реконструкцией производства на Подольском заводе годовой выпуск КЭН по технологии пластического формования и прямого электрообжига составил 60 тыс.шт.  И всё это время кафедра  неотрывно осуществляла, как написалось бы в отчёте, научное обеспечение этого производства. (Тут так и хочется сказать, перефразируя Маяковского: «Мы говорим кафедра – подразумеваем Бипов, мы говорим Бипов — подразумеваем  кафедра»).


        В середине 70-ых годов Всесоюзный институт огнеупоров (ВИО), головной по КЭН, принял решение заложить нашу менделеевско-подольскую технологию КЭНВП в проект второй очереди цеха нагревателей на Запорожском огнеупорном заводе с годовой мощностью 200 тыс.шт. Она была построена и пущена в годы Перестройки. На ней для формования нагревателей была применена «менделеевская» масса М-90 и  мощный пресс ПО-20А с усилием 800 тонн, уже освоенный нами на Подольском заводе, для обжига – «подольская» конвейерная печь, а для пропитки выводных концов — механизированная установка ВИО. В принятии этого решения и проектировании производства активная роль принадлежала Юрию Александровичу Полонскому и Вилорию Константиновичу  Захаренкову. Здорово нас поддерживал и подписывал необходимые «письма запорожцев в инстанции»   Игорь Петрович Малышев.


  На этом закончилось  «мирное  противоборство» кафедры и ВИО. Более того, началось тесное взаимодействие. Для украшения текста хочу представить это фантастическим примирением Давида и Голиафа. А если продолжить подобные сравнения, то можно сказать, что сила кафедры  была прежде всего в постоянной и неразрывной связи с производством — Подольским заводом. Как  у Антея с матерью Землей (Геей).


       И всё же сотрудничество кафедры и ВИО по нагревателям случалось и раньше, например, когда на  Тольяттинском «АвтоВАЗе» впервые в автомобильном производстве раздаточные печи для алюминиевого литья решили отапливались не газом с его пожароопасностью и шумом, а карбидкремниевыми электронагревателями. Проектанты, вероятно, исходили из близости Куйбышевской ГЭС. Тут-то и пригодились наши нагреватели-аналоги американских «Нортонов». Дело было весьма серьёзное, проводилось под контролем замминистров «чернометаллического» и «автомобильного». А ведь правду говорят: ничто так не сближает, как общая угроза провала.


    После очередного акта об успехе на «АвтоВАЗе» Дмитрий Николаевич Полубояринов предложил мне написать об этом заметку в многотиражку «Менделеевец». Были в ней такие высокопарные заключительные строки: «Бегут по дорогам страны сотни тысяч  автомобилей «Жигули». В каждом из них не менее 25 кг деталей и узлов из алюминиевых сплавов, и в каждом килограмме сплава частица труда менделеевцев». Рядом с печью на комбинированной фотография стояла «мисс кафедры» того времени Наташа Девятайкина-Нагаюк с улыбкой и с крупноразмерными нагревателями в руках. Во все времена и у всех народов реклама — двигатель прогресса!

 

                                   3. «Кадры решают всё!»

       В процессе внедрения, как и в воспоминаниях, главное — люди.  Наверно, поэтому «люди»– первое слагаемое в формуле мемуаров, данной  классиком этого жанра Ильей Эренбургом: «Люди+годы+жизнь» и вынесенной им на титул своего знаменитого трёхтомника. Вот и я последую этой формуле.


     Первый успех в «перестройке» производства КЭН, а именно внедрение в непрерывное  трёхсменное производство новых нагревателей  КЭНВ, не был бы достигнут без энтузиазма Павла Николаевича Кудрявцева, который, к несчастью, «сгорел на работе».  Мы с ним работали   дружно в  полном  согласии в большом и в малом. Смешно вспомнить, что он принял даже такой совет: вывесить на стене его кабинета сводку ежемесячного выпуска новых нагревателей. Пусть каждый, кто входит, от рабочего до директора завода,  увидит, как идёт внедрение новых нагревателей. Особую роль Павла Николаевича во внедрении новой технологии я смог оценить, когда начальниками цеха были не соавторы. Не было бы успеха как без повседневной работы в цехе молодых лаборантов кафедры Валентины Сидоровой, Ларисы Шаляпиной и особенно Юрия Кудрявцева, так и без серьёзного и заинтересованного участия в ней заводчан Ольги Григорьевны Осинцевой, Фаины Ефимовны Сорокиной, Вадима Дмитриевича Шедогубова и многих других.


         Особо хочется отметить роль главного инженера завода Дмитрия Самойловича Рутмана, давшего «зелёный свет» нашему «опытному локомотиву». Более того, для опытов по внедрению КЭНВ нам была передана производственная печь, причём, как советская власть землю колхозникам, то есть в «вечное и безвозмездное пользование»*. 
                                                                                                                                                   

(*Правда, как только было освоено производство КЭНВ «нашу» печь перевели на работу «по плану». Вот и тут у нас, как у колхозников: «хлеб — государству!». Для выпуска партий приходилось «выбивать» наряды в «Союзогнеупорснабе». А фондов-то на промышленные КЭН у нас не было, в основном они были у... Стоп! Это уже ДСП!)


      Говоря о реконструкции производства нагревателей на Подольском заводе, как не вспомнить с благодарностью разработчика конвейерной печи для обжига КЭНВ  Владимира  Ивановича  Громова, создателя печи для пропитки выводов Николая Николаевича  Иванова, электрика Вячеслава Вячеславовича Кузнецова, ставшего впоследствии начальником цеха, и уж, конечно, представителей рабочего класса, поистине «героического», если учесть тяжёлые условия их труда: Владимира  Ивановича Щербакова, Сергея Герасимовича  Самодурова, Михаила Владимировича Бушуева и других  беззаветных активистов этой «нагревательной перестройки».


      На «большой земле», то есть  на кафедре, «подольская фракция» всегда пользовалась вниманием и приоритетом в получении черных халатов, мыла и реактивов, включая этиловую «огненную воду». И опять по-маяковски: говорю –   кафедра, подразумеваю – Валентина Яковлевна Пименова!


      Заведующий кафедрой всегда принимал меня и моих помощников без задержки и радушно. Иначе и быть не могло,  ведь это был Полубояринов Дмитрий Николаевич!


       Хотя Виктор Львович в этой работе не участвовал, но свои зерна успеха «в пашню нагревателей» он заложил. И это – не фигура речи, а предложенный им зерновой (трехфракционный) состав карбида кремния для нагревателей. Этот их признак потом оставался неизменным. А сам Виктор Львович оставался руководителем моей диссертации, соавтором научных статей и докладов вплоть до её запоздалой защиты. Никогда не забуду, что именно он ввёл меня в область керамических электронагревателей. Вместе с тем я рад, что позже, используя свой многолетний опыт по нагревателям из карбида кремния, смог оказать помощь его группе в создании  более высокотемпературных (вплоть до 1700°C) спиральных нагревателей из хромита лантана. Пусть это будет ему моей, хотя бы частичной своеобразной благодарностью.

 

                         4. « Борьба на двух фронтах»

 

        Наша  «борьба» шла, как говорится, на двух фронтах. На одном фронте – с руководителями производства  КЭН, которые, скажу прямо (как бы я их искренне ни уважал), не проявляли горячего желания расширять производство новых нагревателей, ведь это требовало реконструкции цеха, а следовательно… На другом фронте – с потребителями КЭН, которые  в  случае перехода  от импортных КЭН к отечественным лишались  части  валютного  фонда. Не  хочется  думать  о них   плохо, но, согласитесь,  всегда  приятно  иметь  на счету  валютные  средства, а уж как  ими  распорядиться… Главный  аргумент  этого «противника»  был  в  том, что у  новых   нагревателей  срок  службы  меньше, чем у импортных. Он не хотел считаться с тем, что в массовом  производстве  нового изделия неизбежен этап освоения. Причем здесь освоение – вовсе не газетное  слово, а понятие теории надежности. С ней-то и пришлось мне познакомиться и  впервые  применить  к  керамическим электронагревателям  такие понятия, как надёжность, внезапный и износовый отказ, вероятность отказа и другие.  А чтобы располагать достоверными  данными о службе наших нагревателей,  пришлось взяться по договору с ВИО за разработку информационной  системы контроля службы КЭН у потребителей. Информация поступала от потребителей КЭН в  ВИО и позволяла проводить объективный  анализ условий и сроков службы нагревателей.


       При  оценке стойкости импортных нагревателей следовало иметь в виду, что они  работали в импортных же печах, разработанных в строгом соответствии с техническими характеристиками нагревателей. Прежде всего количество установленных нагревателей соответствовало допустимой тепловой («ваттной») нагрузке на нагреватели, то есть не более  5-7 Ватт на квадратный сантиметр  рабочей (накалённой) поверхности. В противном случае  температура самого нагревателя настолько превышает температуру в печи, что он резко окисляется и быстро перегорает. (Простите за цифры, но ведь  без них нет никакой  инженерии.  Рассказ был бы вроде кошелька  без денег). 


       Важно, что и отношение заводских  потребителей  к  импортным нагревателям  было несравнимо   более  бережливым, чем к отечественным. Хочу привести  случай из моего общения с потребителями, недовольными отечественными КЭН. В лаборатории автозавода имени И.Лихачева, желая похвалить импортные нагреватели, утверждали, что нагреватели «Глобар» в американской печи хорошо работают, поэтому их не меняли уже несколько лет. Спрашиваю, часто ли используется печь. Отвечают, четыре-пять рабочих смен в  месяц: они, видите ли, берегут американские нагреватели и саму печь. Американская печь, в самом деле, была очень хорошей, чего нельзя было сказать об отечественных печах с КЭН. Это были либо самодельные установки, либо  заводская печь Г-30, в которой наши цельные КЭНВ заменяли составные КЭНБС. Число нагревателей в печах обычно бывало в 1,5-2 раза меньше положенного по допустимым «ваттным нагрузкам». Если в первом случае это объяснялось дефицитом нагревателей, то во втором случае  было  ошибкой разработчиков печи. После того как ошибка  была исправлена и в модернизированную печь Г30А вместо прежних шести было установлено девять нагревателей,  сроки службы КЭНВ  резко возросли.


       Переход  от  составных  нагревателей  к цельным, то есть от  худшего к лучшему, как это всегда бывает, сопровождался  проблемными  «мелочами», в которых, как  известно, и  прячется дьявол. Горько признавать, но за долгие годы наши цельные нагреватели, в отличие от импортных, так и не были укомплектованы специальными контактными зажимами («хомутиками») и токоподводящими  плетёными лентами. Недоступная фондовая плетёнка из алюминий-магниевого сплава  и зажимы из специальной стали так и остались предметом моей  профессиональной  зависти, а  марка плетёнки  ПАМГ навсегда  осела  в какой-то  ячейке моей памяти. А ведь в ней могла бы остаться строфа из лермонтовского «Демона» или хотя бы фраза из «Золотого телёнка». Видать, уж слишком сильно  предавался «борьбе» за внедрение.

 

        Другой характерный пример – проблема тары. Импортные нагреватели упаковываются в специальный  гофрированный картон, который у нас был материалом фондовым и для изготовителей КЭН был недоступен. (Другое дело – макароны или печенье: для них фонды на такой картон были!). Именно из-за проблемы с тарой завод не решался расширить производство наших довольно хрупких длинных спиральных нагревателей КЭНС*.

(*Кстати. Каждый английский спиральный нагреватель упакован в коробку из гофрокартона с распорками. Объём коробки в десять раз превышает объём нагревателя).


       Особо для молодых. Фонд в наше время – это вовсе не деньги и не акции, как теперь, а количество дефицитных материалов, изделий и запчастей, выделяемое предприятию правительственными органами снабжения. Что-то вроде карточек на продовольствие в военное время. А в дефиците  была  практически  вся промышленная  продукция: от автомобилей до швейных  машин и  от бумаги до краски для полов. Проще говоря, «недефицитная»  продукция вообще  не  производилась.  Такова  уж была логика  нашей «безналичной» экономики. При этом мы гордились, что космические корабли  летали  и оружие на складах    накапливалось. В самом деле, у нас  была страна чудес, страна героев!


  Таковы были лишь некоторые гримасы жизни, которая в  противовес «серой теории» обычно представляется «вечно зеленым древом». А отдохновение приносило мне обращение именно к теории. Так, чтобы самому понять, откуда взялись значения допустимых «ваттных нагрузок», а затем предъявить эти знания потребителям наших нагревателей, занялся я рассмотрением условий лучистого теплообмена в печи с КЭН. Работа была увлекательной и почти круглосуточной.   Результаты работы были опубликованы  и получили положительную оценку от руководителя лаборатории КЭН ВИО Н.И.Воронина в его письме на имя Дмитрия Николаевича Полубояринова. Он отметил, что нами получено  расчётное обоснование важнейшего  параметра  эксплуатации КЭН, а это весьма актуально в отношениях изготовителей с потребителями. Похвала, прозвучавшая из ВИО, конечно, вдохновляла.


  Познакомившись вначале с теорией надежности, а позже и с системным анализом, поработав по проблеме допустимых тепловых нагрузок, я, химик-силикатчик, на собственном опыте убедился, что  правду  говорят в народе: учение – свет!


  Между тем, ресурс наших нагревателей  со временем повышался и при правильной  эксплуатации достигал  общепринятого  для  импортных. Более того, в контрольных испытаниях, регулярно проводившихся на истринской испытательной базе ВНИИ электротермического оборудования, стойкость повышалась,  и в конце концов был показан исключительно высокий результат – 3000 часов работы  при 1450°C на нагревателях. Этот факт был весьма убедительным.  Спасибо нашим коллегам-электротермистам Е. Могилевскому, М. Каландадзе  и А.Марфину, которые  тщательно и добросовестно проводили испытания КЭНВ и представляли о них объективные отчёты.


       Три тысячи часов стойкости  и три тысячи выпущенных за год нагревателей  при положительных отзывах от многочисленных предприятий-потребителей – это уже, как говорят на телевидении, момент истины. И вот тут уж проблемой внедрения отечественных  КЭН взамен импортных занялся Подольский комитет Народного контроля в лице почётного чекиста товарища В.Громова. От него пошли письма Л.И.Брежневу и А.Н.Косыгину. Наивно считать, что они дошли до адресатов, но референты и соответствующие начальники этой проблемой занялись активно. С ними происходили  мои встречи как на заводе, так и на кафедре.


        Запомнились  реакции слушателей, как натуральные, так и наигранные. Так, один из руководителей  Главогнеупора  Б.Н.Воеводин, прослушав мой «рассказ с показом», упрекнул директора завода: «Ты не понимаешь своего богатства! Ты ведь по золоту ходишь! И не действуешь!». (Обращение к  нижестоящему «на ты» на заводах было общепринятым. Оно как бы подчёркивало общность дела.)


        Приезжал к Дмитрию Николаевичу Полубояринову директор ВИО Александр Карлович Карклит и выражал недовольство моим «внедренческим напором». Запомнилась его «рецензия»: «Ваш сотрудник переоценивает возможности новой технологии». А вообще говоря, Александр Карлович относился к моей работе уважительно, как он говорил, «в стиле наибольшего благоприятствования».


     Вспоминается важная встреча на кафедре с главным инженером Главогнеупора Алексеем Петровичем Панариным. Алексей Петрович приехал после посещения Подольского завода. Он высказал мнение, будто ещё рано говорить  о расширении производства  наших цельных нагревателей. На это Дмитрий Николаевич ответил: «Мы работаем и доказываем преимущество новой технологии несколько лет. Если вас результаты до сих пор не убедили, мы работу прекращаем». Алексей Петрович тут же: «Что Вы, что Вы! Дмитрий Николаевич! Вы не так поняли. Непременно продолжайте, ведь это так для нас важно!». Обе стороны расстались  довольными, по-дружески.  Я даже заметил Алексею Петровичу, что в молодости работал под его началом на «Магнезите» и что он с тех пор внешне не очень изменился. Он с улыбкой объяснил, что это вообще характерно для лысых. (Теперь уже и сам я тешу себя этой истиной).


       Надо сказать, что Дмитрия Николаевича таким сердитым и резким, как на той встрече, я никогда не видел и даже не представлял. Но прежде всего меня поразила его принципиальность и смелость в отношении с властью. Ведь как-никак, а для кафедры керамики и огнеупоров  Главогнеупор  косвенно всё же был  властью. Самой важной  и, пожалуй, решающей была моя встреча на заводе с посланником из Правительства.  В заводоуправлении мне сказали, что это был референт А.Н.Косыгина, уж не помню, то ли Бацанов, то ли Баталин.

 

                                             4. И вновь немного о себе

 

            После того как я начал активно работать с Подольским огнеупорным заводом, практически оказался вне типичной институтской жизни, которую вели почти все мои друзья-однокашники. Хотя я пребывал в должности научного сотрудника, по существу  работал  как инженер, чему я и учился в институте, а затем на саткинском «Магнезите». Прежде всего, я видел нужность и продуктивность своего труда. После мучительных «внедрений» приятно было сознавать, что каждый день и ночь выпускается какая-то (пусть и не всегда совершенная)  продукция, возникшая из твоих собственных или совместных с сотрудниками идей и усилий. Я был вовлечен в «борьбу». Можно поспорить с Марксом, что именно борьба составляет счастье жизни, но в самом деле, она мне была интересна, а ведь  это, пожалуй, – самое главное в жизни инженера.


       В «борьбе» меня морально поддерживали мои учителя. Так, Рафаил Яковлевич  Попильский  однажды признался: « Мы Вам частенько завидуем, ведь Вы на заводе занимаетесь живым делом, на практике видите результаты своих разработок». Дмитрий Николаевич Полубояринов, желая меня похвалить, заметил: «Это хорошо, что Вы занимаетесь внедрением. Изобретений у нас немало, а ведь ценность имеют только внедренные».


       Вспоминается эпизод, связанный с преобразованием менделеевского института в университет. На торжественном заседании по этому поводу  выступил глава российского силикатного сообщества академик Михаил Михайлович Шульц. Он предупредил будущих выпускников университета  не зазнаваться и не смотреть свысока на инженеров. Тут он рассказал о себе. Когда принимали какой-то объект космической техники,  он дал важные советы, после чего Главный конструктор похвалил его словами: «Товарищ академик, вы—  настоящий инженер!». «Более высокой похвалы у меня никогда не было»,—признался академик-силикатчик М.М.Шульц. А для её официального подтверждения  на восемьдесят девятом году жизни ему, учёному с мировым именем в области химической термодинамики и в науке о силикатах было присвоено звание «Заслуженный инженер России». Это стало официальным венцом его карьеры!


      А вот эпизод из «самого себя, инженерного».   В середине «лихих девяностых» мы с женой  были на Выставке достижений народного хозяйства СССР, превращенной в торговый центр. Пошли покупать кастрюли  в павильоне «Металлургия». От былой могучей экспозиции там осталось лишь несколько небольших стендиков. Больно было видеть такую метаморфозу, ведь металлургия была самой могучей отраслью экономики СССР. Именно в этом павильоне  я когда-то получал все свои четыре медали. Я искренне загрустил, и тут жена говорит:

         - Смотри, вон твои нагреватели!

        И в самом деле, в павильоне, где уже не осталось ни чугуна, ни стали, ни блюмсов, ни рельсов, наши менделеевско-подольские «палочки-выручалочки» лежали под стеклом и преспокойненько переживали «лихие девяностые». Ну разве не приятно такое видеть инженеру-силикатчику! Если не верите мне, мемуарщику,  поверьте моей жене, которая видела эти нагреватели еще  на рисунках в заявках на изобретения.


           Из вышеизложенного следует, что (а) инженер — это по-прежнему звучит гордо и (б) инженер-мемуарщик  Л.Бипов от скромности не умрёт.

                С благодарностью за внимание и глубоким уважением,

                                                             Ваш Л.Бипов

 

 







<< Назад | Прочтено: 325 | Автор: Бипов Л. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы