RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Темы


Memories

Михаил Гаузнер

 

МАЙЯ ЯВОРОВСКАЯ И ЕЁ СТИХИ


В этом году исполняется 56 лет после того, как я окончил механический факультет Одесского политехнического института. Многие мои однокурсники стали высококлассными специалистами: среди нас есть академики, профессора, известные конструкторы, изобретатели, крупные руководители производства. Но только два из них нашли себя в области, далёкой от техники. Они стали журналистами и именно в этом ярко проявились.

Об одной из них, моём самом близком друге Евгении Марголине, я уже писал – он был прекрасным журналистом, как сценарист документально-публицистического кино стал лауреатом Государственной премии СССР, писал замечательные и искренние стихи.

В этом очерке я хочу вспомнить другую свою однокурсницу, которой тоже, увы, уже нет с нами – Майю  Яворовскую,  журналиста  и  поэта.

В институтские годы мы не были с Майей близкими друзьями, но всегда относились друг к другу с симпатией. Она выросла в небольшом городке Томашполь; в нём же родилась и жила до переезда в Одессу моя мама (помню в их разговоре живой интерес мамы к Томашполю через 30 лет, поиски общих знакомых фамилий, трогательные подробности).

 Отец Майи, профессиональный военный, погиб на фронте. В одном из ранних стихотворений Майя писала о себе:


                          Кто я? Безбожница и грешная,

                          хоть и крестила бабка маленькой.

                          Славянской крови так намешано!

                          Я – полька, чешка и украинка,

                          кто я еще – сама не ведаю…

                          Не знаю, от кого мне влито

                          презрение ко всем покорным

                          и ненависть к антисемитам…


После переезда в Одессу Майя с жадностью впитывала всё, что было для неё новым в нашем городе – театры, филармонию, музеи, выставки, одесскую архитектуру, море, юмор, живую одесскую речь.

Моя однокурсница и друг Инна Гурович (Зильберберг), с которой мы дружим и часто общаемся до сих пор, была одной из самых близких подруг Майи и оставалась ею всю жизнь. Вот что по моей просьбе написала Инна о Майе:

«Бывают люди, которым не надо ничего объяснять, они уже давно тебя поняли. Разве можно забыть её преданность и заботу обо мне, когда в 1955 году умерла моя мама и я заболела. Тогда Майю вместе со всем курсом отправили в колхоз. Каждую субботу она приезжала оттуда ко мне, привозила виноград и свою добрую,  немного с  крестьянской  хитрецой  физиономию.

Майя нравилась ребятам, но так сложилось, что она не обзавелась семьёй. Меня всегда поражали её мудрые советы о семейной жизни, о воспитании моей дочери.  Я ни разу не пожалела, что следовала им.»

После окончания института Майя была направлена в Новосибирск, где неплохо проявила себя как конструктор. Потом была работа в проектном институте и на заводе в Донецке. Параллельно она стала печататься: сначала в  заводских многотиражках, потом – в городских газетах. Основные темы – культура, искусство. Два года заведовала литературно-музыкальной частью Орского драмтеатра  на Урале. С 1969 года – профессиональная журналистская работа в Майкопе в газете «Адыгейская правда» и на радио.

Видимо, ощущая недостаток профессиональных знаний, Майя поступила на филфак Ростовского университета, заочное отделение журналистики которого окончила в 1972 году.

Всё чаще публикуются в местной печати и звучат на радио её стихи, которые она пишет со школьных лет. В 1987 г. Майя стала одним из организаторов Майкопского литобъединения, в 1989 – форума молодых поэтов Кубани.

В 1991 г. вышел её первый сборник стихов «Сполохи мои осенние», в 1997 – сборник «Осенний перезвон». Обе эти книжки со своими автографами Майя мне подарила.

Впоследствии Майя Яворовская становится членом Союза журналистов России.

В полюбившуюся ей Одессу Майя иногда приезжала – её тянуло сюда всё то, что стало много лет назад открытием для юной студентки. Опять слово Инне Гурович:

«В 1985 г., когда Майе и нескольким её подругам по общежитию исполнилось пятьдесят, они съехались в Одессе, и это было незабываемо. Майя устроила им такую экскурсию по Одессе,  особенно по Литературному музею, что они ходили, раскрыв рты».

На наши традиционные сборы однокурсников Майя старалась приезжать; если не могла, присылала свои обращения (иногда – стихотворные), которые зачитывались вслух и очень хорошо воспринимались. Вот отрывок одного из них (1993 г.), в котором явно чувствуется разочарование всеобщим развалом в обществе:


                           Наше ремесло не для прокорма,

                           не даёт нам белый «мерседес».

                           И по содержанью, и по форме

                           ты с ним там, где сел, так там и слез…

                           И бегут таланты за границу

                           счастья долгожданного искать –

                           может быть, поймать перо Жар-птицы,

                           может, помянуть чужую мать.

                           Нам-то легче вместе собираться,

                           легче вспомнить, легче позабыть…

                           Ах, как пахнет белая акация!

                           Где ты, наша молодая прыть?


Многие стихи Майя посвящала своим подругам – однокурсницам.  Вот два из них о любимой Одессе:


                              Я салютую юмору Одессы

                             каскадом рифмы, фейерверком слова,

                             и каждый день цветы носить готова,

                             как безрассудный молодой повеса,

                             За возвращенье из житейских мук

                             одним совсем простым словечком «Или!»,

                             которым одесситы восхитили

                             и полонили в свой веселый круг.

                             Вопросом отвечая на вопрос,

                             предпочитаю медленно спешить –

                             кто знает, как с ответом дальше жить,

                             и кто во что сует свой длинный нос?

                            Как в голод - хлеб и как арык - в пустыне,

                             одесский юмор - кстати. И - к столу.

                             Не зря Жванецкий говорит в пылу,

                             Что он и в Антарктиде не остынет.

                             Я салютую юмору Одессы.


Постепенно в стихах появляются горькие нотки – видимо, сказывается усталость от преодоления житейских трудностей, скудности материальных возможностей, личной неустроенности, одиночества.


                             А моря нашего и нет!

                             Остались только грязь да лужа,

                             не чайки, а вороны кружат

                             и каркают на белый свет.

                             Он тоже скоро станет чёрным,

                             и лишь какой-нибудь чудак

                             нам нарисует за пятак

                             с каким-то трепетом покорным

                             то, наше, море... Май в цвету.

                             зеленый шепот на Приморском...

                             И в акварели той, неброской,

                             Узнаем вдруг Одессу … ту…


В девяностых годах начались проблемы со здоровьем – развился диабет. Пришлось ампутировать ступню, а потом и всю ногу. Резко ухудшилось зрение. С огромным трудом удалось обменять её квартирку на четвёртом этаже без лифта на первый этаж, чтобы она могла иногда выезжать на коляске во двор, в парк.

Майя пыталась продолжать активную творческую жизнь. У неё дома проводились заседания литературной студии, она с трудом, почти не видя, пишет, иногда публикуется. Жить становится всё труднее – вторая половина девяностых больно ударила по большинству из нас, а одинокой и тяжело больной женщине бывало совсем невмоготу.

Мы старались помочь Майе, как могли, хотя сами, мягко говоря, не процветали. Одесситы «пускали шапку по кругу». Присылали с оказией деньги и наши однокурсники, эмигрировавшие в Америку. Мы организовывали переводы денег через друзей в Москве, т.к. из Украины в Адыгею переводить было ненадёжно и очень долго. Но всё это, конечно, не могло решить главную проблему – прогрессирование болезни.

Точку на этой жестокой истории поставила нелепая случайность, оборвавшая её жизнь. Майя на костылях подошла к двери, которую неожиданно и резко открыл сосед. Падение, перелом единственной оставшейся ноги,     её ампутация, отказ почек. В 2001 году Майи не стало.

К сожалению, детей у Майи не было. Память о ней наверняка сохраняется у её подопечных по литературной студии и знакомых, помогавших ей в те труднейшие годы. Кроме того, поэт навсегда остаётся в своих стихах.

Стихи говорят об их авторе больше, чем любое внешнее впечатление, любой рассказ постороннего. В них есть всё: неустроенность и сострадание, пронзительная лирика и не сложившаяся личная жизнь, боль от потерь близких, понимание своих проблем и горечь от них, вера       в победу добра над злом, искренность, открытость, не покидающее чувство вины и многое, многое другое. А в конце – стены комнаты, сжимающие её мир «до собачьей будки…».

Жалко, горько, обидно за такого хорошего  и талантливого человека – Майю Яворовскую.

В память о ней предлагаю вниманию читателей некоторые из её стихов.


                                              *  *  *

                             Подвывает в печке весело.

                             Жмёмся к ней мы, я и кот.

                             Грусть меж нами ноги свесила –

                             гоним, гоним - не идёт.

                             Ей ведь тоже, грусти, холодно,

                             тоже норовит к теплу.

                             Ходики стучат, как молоты.

                             Нижут время на иглу.

                             Очень жаль, что эти ходики,

                             эта печка, даже кот -

                             не мои. В прокате, вроде бы.

                             Здесь знакомая живёт..


                                               *  *  *

                             Напишите мне, пожалуйста,

                             очень доброе письмо,

                             затуманьте вашей жалостью

                             и обшейте, как тесьмой.

                             Чтоб смеялась я и плакала,

                             повидаться к вам рвалась,

                             чтоб кусочком самым лакомым

                             жизнь казалась подле вас...

 

                                                *  *  * 

                           Был. И нет. И никогда не будет.

                          Не придёт, не спросит: «Как живёшь?»

                          Не промокнет в дождь и не простудит

                          горло. И теперь уж не нальёшь

                          ты ему в стакан гранёный водки,

                          чтоб огнем согрела до костей.

                          Он, кляня дырявую погодку,

                          не займёт рассказами гостей.

                          Время для него остановилось

                          крыльями  --  на сложенных руках.

                          Я понять хочу, а мысль забилась,

                          как зверёныш, пойманный в силках.

 

                                                    *  *  *

                                                            М. Лукашевской

                           Доверчивые дети не стареют,

                           верны себе и в пять, и в пятьдесят,

                           и защищаться так же не умеют,

                           как не умели много лет назад.

                           Им чаще достаётся на орехи,

                           их ранят чаще, а порою – бьют,

                           и всё же их доверчивость – доспехи,

                           к которым зло и грязь не пристают.

                           Доверчивою слабостью сражённый,

                           к ногам бросает рыцарь меч и щит.

                           Отныне он не воин, а Влюблённый,

                           незащищённость эту защитит.

                           Да, нынче время тех, кто резво ходит

                           по головам, как будто по ковру.

                           Доверчивость пока еще не в моде,

                           но скоро будет. Право же — не вру!

                           Ведь даже эти  мнимые колоссы,

                           когда их больно о земь громыхнут,

                           забыв о спеси, милостыню просят,

                           за жалостью к доверчивым идут.

                       

                                                *  *   *

                         … тянется к тебе навстречу

                          моя продрогшая душа

                          и, руки положив на плечи,

                          тепло вбирает неспеша.

                          Отогревается с мороза,

                          щемит, купаясь в доброте,  

                          и как весенняя мимоза                     

                          вдруг расцветает в темноте.

 

                                             *  *  *

                          Негаданнного счастья перебои...

                          В сыром лесу, на солнечном лугу

                          я восхищаться, кажется, тобою,

                          как раньше восхищалась, не могу.

                          Что мне открылось, говорить не буду,

                          что не открылось – тоже промолчу.

                          Тебе хотелось быть извечным Буддой,

                          а я давно тебя не золочу...

                          Я ухожу. Так будет лучше, право,

                          но прежнее не скоро позабуду.

                          Пусть остаётся крохотная слава

                          у моего развенчанного Будды.

 

                                              *  *  *

                          Разломилась дверь – и ты приехал!

                          Ты вернулся. Весел. Жив. Здоров.

                          Бородища –  молодца потеха!

                          Вот рванулся, робость поборов,

                          Так рванулся, что лечу навстречу,

                          позабыв про злые пустяки,

                          и у нас сегодня  целый вечер

                          и четыре нежные руки.

                        Я тону. Я гибну. Пропадаю...

                        Растворилась, как волна, в тебе.

                        Будет у нас завтра? Я не знаю.

                       Нынче –  благодарна я судьбе

 

                                               *  *  *

                       И протянулся проводок незримый,

                       и потекло взаимное тепло,

                       и кажешься себе неотразимой,

                       глядишься смело в каждое стекло

                       и лихо отметаешь чистый разум,

                       эмоциям подчинена, как раб,

                       и хочется заполучить все и сразу,

                       забыв, что счастья огонек так слаб…

 

                                         *  *  *

                       Да, все тогда сошли с ума.

                       И музыка. И полутьма.

                       И свадьбы ненасытный пыл.

                       И все, кто пил. И кто не пил.

                       И танца резвый пируэт...

                       Глаза твои, как мягкий свет, –

                       в глаза мои. Душа зашлась.

                       Внезапно вспыхнула. Зажглась

                       и потянулась напрямик,

                       услышав тот счастливый крик

                       твоей мятущейся души,

                       и не могла не поспешить

                       на этот древний вечный зов.

                       То страсть звала или Любовь?

                       Не вдумалась тогда она,

                       не рассудила. И вина

                       её была совсем не в том...

                       А в том, что разломала дом,

                       Тобой построенный давно,

                       но только с Ней, а не со мной.

                       А я разрушила всё в нем.

                       Теперь мы, трое, врозь живем…

 

                                         *  *  *

                                    Вращаясь в беличьих кругах,

                           встречаясь на бегу, нечаянно,

                           мы пишем на черновиках

                           всю нашу жизнь. Всегда случайно,

                           надеясь, что настанет час –

                           и начисто все перепишем,

                           что кто-то остановит нас, –

                           и мы увидим и услышим

                           весь окружающий нас мир

                           в его пьянящем многоцветье,

                           настроим струны наших лир –

                           и запоём на все столетье...

                           Увы! Живём, когда живём,

                           ни петь, ни видеть не умея,

                           не управляя колесом,

                           остановить его не смея.

                           Так, на бегу, и упадем,

                           к чистовику не приступая,

                           так, начерно, и проживём,

                           себя круженью уступая...

 

                                         *  *  *

                           А Женщиною я и не была,

                           лишь наряжаться под нее пыталась,

                           трудилась, как рабочая пчела,

                           не вызывая ни любовь, ни жалость.

                           Не надевала ярких украшений.

                           Колье, кольцо, сережки, диадема –

                           Всё это не мое, прошу прощенья,

                           на шее у меня –  одни проблемы.

                           О, с ними я и в дружбе, и в ладу,

                           но их в каратах невозможно мерить.

                           Гадаю, что и в рай не попаду,

                           И ад регалий женских не доверит.

                           Да, женщиной я послана на Землю,

                           но, видимо, забыли положить

                           мне чары женские. Я жизнь без них приемлю.

                           А хорошо бы Женщиной пожить...

 

 

                                             *  *  *

                         Теряю близких – за грехи, наверно,

                         плачу я эту цену дорогую.

                         И холод, потрясенная, целую,

                         а на душе невыносимо скверно.

                         Дом опустел, а стены лезут в очи.

                         Я раньше их совсем не замечала,

                         они служили пристанью, причалом,

                         стояли неприметно, между прочим.

                         Сейчас их много, очень много стен,

                         сжимают мир мой до собачьей будки.

                         Короче стали месяцы и сутки,

                         но жду, как раньше, добрых перемен…                                  

 

Надеюсь, что после опубликования в этом очерке стихи Майи Яворовской обретут новую жизнь.                  





<< Zurück | Gelesen: 353 | Autor: Гаузнер М. |



Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Autoren