RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

М. Бельфер

 

МОЁ ВОЕННОЕ ДЕТСТВО.

МЫ - «ВЫКОВЫРЕННЫЕ»

 

Мое счастливое детство закончилось с началом войны.

В нашей семье только наладилась благополучная жизнь, к которой долго стремились мои родители. Отец закончил Военно-транспортную академию и в декабре 1938 года защитил диплом. Причем, он был первым в академии, кто защищал диплом на английском языке. По его желанию продолжил службу в академии. Уже летом 1939 года мы переехали из академического общежития на Васильевском острове в прекрасную трехкомнатную квартиру напротив Таврического сада. Окна квартиры смотрели прямо на музей Суворова.

По меркам предвоенного времени нашу семью можно было отнести к категории среднего достатка, что определялось наличием отдельной квартиры с телефоном, патефона, радиоточки и двух велосипедов. Почти ежедневное посещение Таврического сада с его каруселями, «американской горкой» и лодочной станцией было моим любимым занятием. Родители знакомили меня с музеями и театрами, каких было предостаточно в Ленинграде. Особое впечатление произвели на меня пригороды нашего города и, прежде всего, Петергоф и Пушкин.

И вот 22 июня 1941 года оборвалась наша радостная жизнь, как и всех жителей Советского Союза. Для большинства это произошло внезапно, хотя слухи о возможной войне распространялись, но речь шла о короткой победоносной войне, и никто не представлял, какие трудности нам предстояло пережить вскоре.

Утром 22 июня в нашем пионерском лагере планировалось торжественное открытие смены, на которое должны были приехать родители. Однако после завтрака был объявлен обычный выходной день. Мы помчались играть в футбол и играли до самого обеда. Я был в самом младшем отряде, где были дети от 8 до 11 лет. Все игры проводились под руководством пионервожатого или  спортивного организатора. Мы изрядно устали, пробегав без отдыха несколько часов.

После обеда появились наши родители. Они были непривычно возбуждены, обсуждая ошеломляющую новость – нападение фашистской Германии на нашу страну. Их запоздалый приезд объяснялся тем, что до выступления наркома иностранных дел

В.М. Молотова официально не было объявлено о начале войны, а это произошло только в 12.00. После этого сообщения родители могли поехать в лагерь.

Пионеры спокойно отреагировали на эту страшную весть, так как были уверены в скорой победе, о чем много читали в книгах, смотрели кинофильмы и театральные постановки. Только два пионервожатых, Борис и Николай, - участники Финской кампании, побывавшие в боях, встретили эту новость очень тревожно. Два студента-добровольца, провоевав в составе лыжного батальона, хорошо представляли все тяжести боевой обстановки.

Торжественное открытие лагеря не получилось, но с родителями мы увиделись и с удовольствием расправились с привезенными гостинцами. Начиная со следующего дня, началось оборудование «щелей», которые мы должны занять в случае налетов вражеской авиации. Работы выполнялись старшими ребятами и приезжавшими родителями, которые в какие-то дни не были на работе. Кроме того, пионеры старшего отряда стали дежурить по ночам.

Не прошло и 10 дней, как ночью нас разбудил страшный грохот. Мы выскочили из наших домиков и увидели огромное зарево, которое охватило всё небо. Взрывы продолжались почти до утра. Остаток ночи мы не спали. К счастью, ни одна бомба в наш лагерь не попала. Это был массированный налет вражеской авиации на аэродром авиационной дивизии, которая дислоцировалась недалеко от лагеря. Спустя многие годы я узнал, что почти все самолеты этой дивизии были уничтожены на земле. Им не удалось подняться в воздух, чтобы вступить в бой.

Вскоре прошел слух, что совсем близко от лагеря был выброшен вражеский десант. Правда, о его деятельности никто ничего не рассказывал. В то время было много слухов. Они внезапно появлялись и быстро забывались.

У нас произошли некоторые изменения. Пионервожатые Боря и Коля ушли добровольцами на фронт. Несколько парней из первого отряда также попытались стать добровольцами, но им отказали в военкомате, так как им не исполнилось 18 лет. Жизнь в лагере стала неспокойной. Теперь мы тоже участвовали в оборудовании «щелей», а иногда дежурили по ночам.

Первого июля руководством Ленинграда было принято решение об эвакуации из города детей, стариков, больных, а также промышленного оборудования и культурных ценностей музеев. Нас доставили в Ленинград и отпустили по домам, но ненадолго. В скором времени в академии стал формироваться интернат. Количество детей было значительно больше, чем было в лагере, а их возрастной состав был от 2 до 17 лет.

Тем не менее, обстановка в городе изменилась. Начиная с 23 июня, фашистская авиация пыталась нанести воздушные удары по центру города. Впервые им удалось это сделать лишь 6 сентября. Однако пригороды постоянно подвергались  бомбовым ударам.

В конце июля первый эшелон Военно-транспортной академии был готов покинуть  Ленинград. В его составе были дети интерната, в числе которых был я и моя двухлетняя сестра Валя.  Нужно сказать, что нас перевозили в обычных пассажирских  вагонах, что было исключением в военное время, но для  нас это было возможным. Дело в том, что до войны Военно-транспортная академия готовила не только военных специалистов, но и  организаторов всех видов транспорта народного хозяйства. Так, накануне войны управления всех железных дорог возглавляли ее выпускники. Начальником эшелона был назначен «целый» генерал (генерал-майор Сальников), заместителем – полковой комиссар Шавров.
В последних числах июля мы сели в вагоны по группам, сформированным по возрасту (в интернате отрядов не было). Погрузка проходила на Московском вокзале. Провожали родители. Они, печально улыбаясь, желали нам доброго пути. Мне было поручено смотреть за сестренкой, хотя это было не просто, т.к. мы были в разных группах, следовательно, и в разных вагонах. Мое состояние было двойственное: жалко было расставаться с родителями и любимым городом, но хотелось увидеть что-то новое интересное.

Поезд пошел не по Октябрьской дороге, а по Северной, т.е. не на Москву, а на Вологду – Ярославль. Большую часть пути я простоял у окна. Помню, что в голове звучала какая-то мелодия, и меня преследовала мысль, что я обязательно вернусь. На остановке у Волховстроя появились два немецких бомбардировщика. Они сбросили несколько бомб на станционные помещения. По команде начальника эшелона мы оставили свои места и залегли под вагонами. Любопытство было столь велико,  что, невзирая на грохот взрывов, мы стремились разглядеть вражеские самолеты. В какой-то момент они пролетали так низко, что можно было разглядеть  лица летчиков.

Больше приключений по пути следования не было. На третьи сутки рано утром мы прибыли на станцию Любим Ярославской области.  Выглянув из вагонов, мы увидели  огромное количество подвод и толпу собравшихся посмотреть на нас. Местные жители, слегка окая, громко здоровались и часто повторяли: «Выковыренные приехали». Это новое слово, услышанное впервые, мне приходилось часто слышать в период жизни в эвакуации.

Стало ясно, что далее мы поедем на этом транспорте. Нас распределили по подводам, из расчета три – четыре человека со своими вещами на каждую подводу.

Нашими извозчиками были, в основном, молодые ребята, а иногда деревенские мальчишки, уверенно выполнявшие свои обязанности. Узнав, что мы из Ленинграда, они часто задавали вопрос: « На чем вы там ездите?». Им очень понравилось слово – трамвай. Они назвали свои повозки «лесными трамваями».

Поместить наш интернат предполагалось в селе Закобякино, до которого было более 35км. Так называемая проселочная дорога изрядно утомила нас. К нашему счастью, стояла теплая летняя погода, и дорога была в проезжем состоянии, и все же мы очень устали.

Нас разместили по группам в разных избах, некоторые находились в близлежащих деревнях. Младшая группа, где находилась моя сестренка, была примерно в 3 км от нашей группы. Так началась моя жизнь в эвакуации, вдали от Ленинграда, где оставались мои родители.

Закобякино оказалось крупным густонаселенным селом – 120 домов. Вокруг села поля, засеянные злаковыми, бобовыми растениями и овощами. Однако, самая большая площадь была отведена льну. На заливных лугах паслись коровы, молодые бычки, козы. Отдельно паслись кони. В деревне была семилетняя школа, запущенная старая церковь и чайная. Больше всего нас привлекала чайная, где можно было поесть блины с медом или вареньем, а также попить желудевый кофе или чай. На прилавке были и другие продукты. Нужно сказать, что в интернате кормили, не так уж плохо, по тем временам, но хотелось сладенького.

Жизнь в интернате напоминала пионерский лагерь. Каждое утро после завтрака проводилось построение на линейку, куда выводились все группы, кроме самых маленьких – ясельных детишек. После построения мы обычно шли на работу в колхоз. Ребята моего возраста теребили в поле лен, собирали коноплю, вику т.п. Иногда мы выполняли другие работы.

Возглавлял интернат некто Челикин – мужчина среднего возраста, который появился почти сразу же после нашего приезда в Закобякино. Вел себя он, как большой начальник. Ходил в военной форме, но без знаков различия, обязательно с портфелем под мышкой. Со всеми держал себя строго официально. На каждом построении он читал мораль на самые различные темы. Обычно заканчивал свое выступление призывом быть бдительными. В первый год войны шпиономания была в разгаре. Его повышенная бдительность порой приводила к казусам.

Однажды утром на линейке он объявил, что мальчики на работу не пойдут, а будут выполнять особое задание. Девочки ушли на работу. Мальчики и юноши (в старшей группе были юноши и девушки 16 – 18 лет) остались в ожидании сообщения Челикина. Он объявил, что в районе кладбища появился очень подозрительный человек. Мы должны обнаружить и задержать его. На всякий случай, мы вооружились различными металлическими предметами, включая прутья и старые ржавые ножи, которые можно было найти по дороге к кладбищу. Подойдя к кладбищу, мы разомкнулись и плотной цепью двинулись вперед. В скором времени был обнаружен пожилой мужчина в старых поношенных брюках и в красной, заметной издалека, рубашке. Он стоял около могилы и что-то громко бормотал. Наш директор скомандовал: «Окружить его!» Увидев надвигающуюся толпу мальчишек, наш «шпион» попытался покинуть кладбище, но мы окружили его кольцом. Челикин подошел к нему и попытался учинить допрос. Бедняга так испугался, что в ответ не мог произнести ни слова. К счастью, быстро появился участковый милиционер. Он обслуживал 12 сел и деревень. Помню, что он пользовался авторитетом и уважением жителей. Он разъяснил, что задержанный по прозвищу «дядя Вася – колесо» - психический больной, не представляющий опасности для окружающих. Мы дружной толпой покинули кладбище. После этого эпизода нашего директора  мы встречали отрывком из только что появившейся песни: «Но кто в нашем крае Чилику не знает?!» Правда, произносили это тихо.

К концу августа обстановка стала меняться. Исчезло значительное число мужчин. Появились беженцы из Польши, которые говорили с сильным акцентом, но все же их можно было понять. Красная Армия терпела неудачи на фронтах, и молодежь рвалась на войну. Из старшего отряда интерната несколько юношей ушли на войну. Было несколько случаев, когда мальчишки пытались бежать на фронт.

Я был в их числе. Правда, мне не удалось далеко убежать, но от станции Любим я и двое моих друзей проехали две остановки в солдатском эшелоне. На следующей станции комендантский патруль снял нас, и мы были отправлены в интернат. О нашем путешествии «на фронт» особый рассказ.

Начались занятия в местной школе, которая была не готова посадить за парты такое количество школьников. Поэтому младших классов было по два в одном помещении. Так, наш третий класс размещался вместе с четвертым. Состав школьников был смешанным: интернатские и местные ребята. Следа от проведенных занятий в этой школе у меня не осталось.

Время шло медленно. Нам, ленинградским мальчишкам и девчонкам, изрядно надоела жизнь в закобякинском интернате. Мы с нетерпением ждали вестей от родителей и надеялись на скорую встречу с ними. Вместе с тем, из Ленинграда стали поступать печальные вести. Кто–кто из родителей наших ребят погиб или был ранен. От многих не было никаких известий. Наконец, в начале ноября пришла радостная весть - первая партия наших родителей прибыла в Кострому, куда в скором времени перевели наш интернат. Тех ребят, чьи родители уже были в Костроме, отпустили по домам. Оставшихся разместили в интернате, который в скором времени стал детдомом и переехал в далекую Сибирь. Я оказался в числе счастливчиков, чьи родители добрались до Костромы. Так закончилась первая часть моей жизни в эвакуации.

Август 2009

 







<< Назад | Прочтено: 415 | Автор: Бельфер М. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы