RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

 

       Михаил Гаузнер

 

Рассказ об отце

 

Мой отец Яков Давидович Гаузнер прожил большую, интересную и достойную жизнь. Как многие представители его поколения, в молодости он учился и работал. Сначала окончил Одесский машиностроительный техникум, потом – Одесский индустриальный институт, работал на машиностроительных заводах Одессы. В 1938 г. был назначен начальником механического цеха завода «Кинап».

 

Отец в молодости

 

Когда началась война, отец большую часть времени стал проводить на заводе, приходя домой только поздним вечером, либо работая сутками. Большая часть оборудования завода находилась в цехе, руководимом отцом. Наиболее нужные станки готовили к отправке в тыл вместе с частью коллектива, а на оставшихся отец организовал обработку корпусов мин, необходимых для обороны Одессы.

Немецкие войска приближались к Одессе, участились налёты и бомбардировки города. Основным их объектом был, по-видимому, порт, через который шёл основной поток эвакуации. Мы жили на Ланжероновской (тогда – ул. Ласточкина). Большой точностью бомбометания немецкие лётчики, видимо,

не отличались (или не очень к этому  стремились), и часть бомб попадала на наш квартал.

Удивительно, какими яркими могут быть детские воспоминания. Мне тогда было всего пять лет, но и сейчас перед глазами встаёт совершенно чёткая картина: ранним утром ребята из нашего дома выбегают из подвала, служившего бомбоубежищем, и собирают на тротуаре осколки бомб. А матери загоняют их домой, эмоционально оценивая и детей, и немцев, и всё остальное… Помню рваные края осколка, который дали мне подержать старшие ребята. Он казался мне совсем не страшным.

С крыши дома на углу Ланжероновской и Екатерининской (в нём много лет были кассы Аэрофлота), ограждённой вычурными псевдоготическими зубцами, велась стрельба по немецким самолетамЖелезная дорога была уже отрезана, и отец получил посадочные талоны на пароход,  на котором должны были отправить последнюю часть станков и оставшихся людей. И опять яркое воспоминание: солнечный день, голубое небо, у меня за плечами игрушечная двухстволка и сшитый мамой рюкзачок, мы с родителями по запруженной людьми Таможенной площади идём на посадку. В это время начинается налёт на порт, а толпу на площади отбомбившиеся самолёты обстреливают из пулемётов. Помню крики, панику, бегущих людей. Меня схватил провожавший нас младший брат моей мамы, служивший на артиллерийской батарее на даче Ковалевского, мы укрылись в каком-то парадном, а потом долго искали моих родителей. В это время пароход, чтобы не быть неподвижной мишенью, снялся с якоря и вышел в море. Как потом выяснилось, это событие спасло нам жизнь – пароход «Ленин» в открытом море подорвался на мине, и практически все люди погибли.

Местом назначения завода «Кинап» был город Йошкар-Ола. Несколько десятков прибывших туда людей, в том числе и мы, были размещены в зале местного музея. Зимой зал не отапливался, спали на полу. Отец был назначен начальником механического цеха оборонного завода № 297, изготовлявшего прицелы и дальномеры.

Цех разместился в недостроенном корпусе какого-то предприятия, в котором были только стены. Станки устанавливали прямо на землю, как-то закрепляли и запускали. Одновременно делали крышу и поочерёдно – фундаменты станков. Отец работал сутками, спал урывками, домой приходил раз в несколько дней.

Фронту требовалось всё больше прицелов, а станки размещать уже было негде. Тогда отец предложил построить что-то вроде антресоли (высота стен это позволяла) и там установить легкие станки. Это рискованное решение сначала было принято «в штыки», и отца предупредили, что в случае неудачи он ответит за это по всей строгости. Тем не менее часть цеха была перекрыта антресолью, и выпуск деталей для прицелов увеличился.

Потом «узким местом» завода стал оптический цех, который изготавливал линзы. Работали там в основном шлифовщики, полировщики и другие специалисты, эвакуированные с ленинградским ГОМЗом – самым крупным и практически единственным оптико-механическим заводом СССР.  Эти мастера всегда были элитой и всех, не принадлежащих к их узкому кругу специалистов-оптиков, считали невеждами. При этом технологический процесс изготовления линз оставался архаичным и поэтому не позволял существенно увеличить их выпуск. Отцу пришлось ломать эти устоявшиеся традиции и организовывать процесс так же, как было принято при изготовлении любых других деталей. Естественно, что такие действия «чужака-неспециалиста» вызвали противодействие многих; отцу и тут пришлось действовать решительно и бескомпромиссно. А когда требуемый результат был достигнут и количество изготовляемых линз резко возросло без ухудшения их качества, отношение к отцу стало совсем другим, и опытные мастера-ленинградцы признали его правоту и авторитет. Конечно, в военное время такие действия отца могли в случае неудачи очень плохо для него закончиться. Но, как и в предыдущем случае, он осознанно шёл на этот риск ради достижения цели. Во время работы в оптическом цехе (№ 4) он оставался начальником механического цеха (№ 3), мотаясь из одного цеха в другой на прикреплённой к нему бричке (цехи были на разных территориях завода). В этот период отца в шутку называли начальником цеха № 7  (3 + 4), не существовавшего на заводе.

После того, как производство линз было налажено, отец вернулся к своим основным обязанностям начальника механического цеха. В 1943 году, во время битвы под Сталинградом, отец вступил в партию. За успешное выполнение заданий Государственного Комитета Обороны по увеличению выпуска артиллерийских, танковых и авиационных оптических приборов для фронта ряд работников завода получил правительственные награды. Отец был награждён орденом Трудового Красного Знамени. На заводе часто бывал начальник 4-го Главка Наркомата Вооружения генерал Добровольский. Он оценил инженерные и организаторские способности отца и предложил назначить его главным инженером одного из самых крупных оптико-механических предприятий Наркомата – завода № 356 в г. Свердловске. Отец был вызван в Москву на собеседование с Наркомом Вооружения Д.Ф.Устиновым (который при Брежневе был Министром Обороны) и зав. отделом оборонной промышленности ЦК ВКП(б) Сербиным. Впоследствии отец рассказывал мне об этих встречах и давал очень высокую оценку обоим руководителям. Сербин принял отца точно в назначенное время (около 12 часов ночи) и беседовал почти час. Он попросил помощника принести им чай с сухариками и неторопливо говорил с отцом как бы на отвлечённые темы, интересовался его мнением по самым различным вопросам, практически не затрагивая профессиональной тематики. Видимо, Сербин был весьма опытным партийным работником высокого ранга и неплохим психологом.  Отец потом говорил, что тогда его ненавязчиво как бы вывернули наизнанку. В конце беседы, прощаясь, Сербин пожелал отцу успехов, так и не сказав ничего о новом назначении. Генерал Добровольский, выслушав рассказ отца, сказал: «Значит, с ЦК согласовано. Надо идти к Устинову».

В  отличие от Сербина, Д.Ф.Устинов был профессиональным руководителем-производственником высокого уровня. Ему было всего около тридцати лет, когда он был назначен Наркомом Вооружения. До этого Устинов был директором знаменитого ленинградского Металлического завода, а ещё раньше - главным конструктором этого предприятия. Конечно, такой стремительной карьере способствовало уничтожение Сталиным  руководящих кадров в конце тридцатых годов, освободившее места для новых назначенцев, но в данном случае выбор был, по мнению отца, очень удачным. Устинов схватывал суть вопроса с первых же фраз, не терпел многословия и сам был краток, чётко выражая свои мысли. Он внимательно выслушивал мнения подчинённых, позволял им возражать ему, но когда принимал решение – требовал неукоснительного его выполнения. Был жёстким, часто – резким, иногда – грубым. Во время первой встречи с отцом он довольно подробно изложил своё понимание роли и функций главного инженера крупного завода.  Устинов считал, что текущими вопросами выполнения плана должен руководить начальник производства под контролем директора завода. Дело главного инженера – руководство подготовкой и осуществлением технических решений на всех этапах, от конструкторского бюро и экспериментально-исследовательских лабораторий до технологических служб,  и внедрением этих решений в действующее производство. Главное –  видеть перспективу и готовить её осуществление. И это говорилось в 1944 году, в разгар войны, когда, казалось бы, «не до жиру – быть бы живу»! В конце беседы Устинов поздравил отца с высоким назначением, пожелал успеха и разрешил при необходимости обращаться к нему, если возникнут серьёзные проблемы. Впоследствии отцу несколько раз пришлось этим воспользоваться, когда на уровне Главка вопрос нельзя было решить, и нужен был выход на армию, правительство или ГКО, и Устинов активно помогал. К отцу он относился очень хорошо. Бывая на заводе или принимая отца в Наркомате, он при хорошем настроении называл его по имени и на «ты», хотя сам был на пару лет младше. В те годы это воспринималось как должное и на фронте, и в тылу – отец был подполковником, а Устинов – генерал-полковником. При этом он мог позвонить на завод по «вертушке» в 2 часа ночи; не застав отца, приказать дежурному по заводу соединить его с отцом, лишь недавно пришедшим домой, и требовательно спросить, почему тот не на заводе. В ответ на несмелое напоминание отца о времени суток он вспылил и раздражённо сказал: «У тебя сейчас 2 часа, в Красноярске – 4, в Хабаровске – 7. Что, я должен к вам всем приспосабливаться? У меня сейчас 12 часов, Наркомат работает, и извольте все быть на месте!». Так что кротостью нрава Устинов, как и многие руководители военных лет, не отличался. Но главные его качества безусловно заслуживали уважения.

Когда отец прибыл на завод, там шла подготовка к освоению аэрофотоаппаратов новой конструкции, которые должны были поставить на штурмовики и бомбардировщики взамен старых, «цейссовских».  Эти аппараты были необходимы для получения более достоверной информации об объектах огневого поражения – войсках, боевой технике, железнодорожных составах и т.п., а также о результатах бомбометания. Освоение аппаратов задерживалось, возникали проблемы на всех его этапах. Видимо, поэтому и понадобилось заменить на заводе главного инженера. Отец несколько дней просто ходил по службам и цехам завода, не вмешиваясь ни во что - знакомился с людьми, с существующими порядками. Помню его рассказ о начальнике одного из цехов, который буквально влетел к отцу и стал кричать: «Я их всех, гадов, отправлю в лагерь, если будут продолжать саботировать!» Оказалось, что незадолго до этого начальник цеха получил «похоронку» на брата, погибшего на фронте, а возмутили его немцы-военнопленные, работавшие в его цехе на станках (специалистов-станочников направляли на завод вместо лесоповала, где они умирали от холода, как мухи). «Они в начале смены подолгу возятся, ничего не делают, а наши рабочие уже успевают за это время кучу деталей обработать!» Отец, старший брат которого тоже погиб на фронте в первый год войны, возмутился, но потом решил сам проверить. Он в начале смены пришёл в этот цех и со стороны понаблюдал за немцами. Действительно, они достаточно долго раскладывали в определённом, удобном им порядке инструмент, чертежи, заготовки, не начиная обрабатывать детали. Но зато потом, не делая лишних движений, вроде бы не торопясь, они методично делали работу. К обеду выяснилось, что немцы изготовили в среднем в полтора раза больше деталей, чем наши рабочие, трудившиеся быстро и безостановочно, но без немецкой систематичности. Больше претензий к немцам у начальника цеха не было. Ознакомившись с заводом, отец с присущей ему энергией взялся за дело. Видимо, его руководство было эффективным, т.к. в требуемые сроки аппараты были изготовлены, поставлены на испытания в боевых условиях и показали прекрасные результаты.

При этом произошёл интересный случай, о котором отцу рассказал генерал Добровольский. Дело в том, что в ВВС приказом Ставки была введена система оценки результатов бомбометания (за что-то лётчик получал звание Героя, за что-то – орден Ленина т.д.). Результаты нужно было обязательно подтвердить аэрофотоснимками. Немедленно увеличился процент сбитых немцами наших самолётов, т.к. лётчики, стремясь сделать чёткие снимки, снижались и попадали под огонь зениток. Тогда Главный маршал авиации (так тогда назывался командующий ВВС)  Вершинин издал свой приказ, регламентирующий минимально допустимую высоту для аэрофотосъёмок и предусматривающий за нарушение этого приказа наказания вместо поощрений. Однажды ему представили очень чёткие снимки результата какого-то удачного бомбометания, за которое лётчикам полагались высокие награды. Он рассвирепел и велел вместо наград строго наказать их за низкую высоту фотографирования, т.к. такие чёткие снимки иначе получить невозможно. Тогда ему доложили, что высота была допустимой, а качество снимков обеспечено аэрофотоаппаратами нового типа, освоенными заводом в Свердловске. Вершинин приказал представить группу работников этого завода к правительственным наградам и сам подписал представление. Так отец был награждён орденом Отечественной войны I степени, который тогда получали только боевые офицеры.


 

После окончания войны завод стал переходить на выпуск новой продукции – тоже для армии, но с учётом её перевооружения в мирное время. Поэтому период 1945-1947 г.г. оставался достаточно напряжённым. Потом отец стал думать о возвращении в Одессу и обратился с этой просьбой к Устинову. Тот сказал, что в Одессе заводов их Наркомата нет, но он может перевести отца в Киев на завод «Арсенал», где предложил ему на выбор должности директора или главного инженера. Однако отец пытался настаивать и через несколько месяцев обратился к Устинову уже с просьбой отпустить его из Наркомата. Дело в том, что отец встретил в Москве К.Полонского, начальника Главкиномехпрома, в который входил Одесский завод «Кинап», и тот предложил ему должность главного инженера этого завода. Устинов резко сказал отцу, что из системы Наркомата он его не отпустит, а если ещё раз услышит просьбу о переводе, он её удовлетворит, переведя отца на должность мастера цеха в Красноярск. Только в 1949 г. отцу удалось убедить Устинова, и его по согласованию с ЦК перевели в Одессу. В соответствии с существовавшим в те годы порядком отец представился заведующему промышленным отделом обкома партии. Тогда впервые он почувствовал официальный, а не бытовой антисемитизм по своему адресу. Партийный чиновник холодно сказал, что отца сюда не приглашали, и здесь есть свои, национальные кадры. Взбешенный отец позвонил Полонскому. Тот посоветовал ему не обращать внимания и спокойно работать, а с обкомом разберется ЦК, с которым согласован перевод отца в Одессу. Действительно, через короткое время отца вызвал уже не зав. отделом, а секретарь обкома по промышленности, и сказал, что отец неправильно понял его сотрудника, а в Одессе очень нужны руководители с таким опытом и заслугами.

Отец начал работать, как он умел, напряжённо и энергично. Цитируя героя популярной тогда пьесы Симонова «Так и будет», он писал маме (мы оставались ещё в Свердловске), что в родной Одессе «небо особенно голубое, а трава особенно зелёная». Два с половиной года отец приезжал с завода не раньше десяти-одиннадцати часов вечера, часто работал и в выходные. А директор завода, с которым мы жили в одном доме, приезжал в шесть.

В конце 1951 г. из Москвы неожиданно приехала комиссия Министерства госконтроля, возглавляемого тогда Мехлисом, которого в народе называли «опричником Сталина». По смехотворному поводу, не имевшему никакого отношения к обязанностям главного инженера завода, комиссия рекомендовала  снять отца с работы. Начальник Главка Полонский, которому позвонил отец, сказал, что Министр кинематографии такой приказ не подпишет, поэтому спокойно работайте. Через некоторое время был получен приказ Мехлиса (не имевший прямой силы без приказа отраслевого министра). Отец выехал в Москву и там узнал, что Полонского (тоже еврея) накануне освободили от работы с какой-то формальной, а по сути издевательской мотивировкой. Полонский был опытным и знающим руководителем, начальником Главкиномехпрома и до, и после войны; при нём было освоено производство отечественной кинопроекционной, осветительной, монтажной, проявочной и другой аппаратуры.

После возвращения отца в Одессу он был освобождён от занимаемой должности и несколько месяцев не мог нигде получить работу. В это время были сняты руководители ряда одесских заводов – евреи: главный инженер завода радиальных станков Я.М. Богаковский, главный инженер завода фрезерных станков им. Кирова М.И.Вайнштейн, директор вино-коньячного завода  М.П. Бердичевский и многие другие. Стало ясно, что это – одно из проявлений начавшейся кампании «борьбы с безродными космополитами», которая потом увенчалась «делом врачей-убийц». Отец обращался ко многим хорошо знакомым с ним руководителям машиностроительных заводов Одессы с просьбой о трудоустройстве, но никто из них не решился взять его на работу; некоторые из них даже перестали его узнавать. Только главный инженер завода «Полиграфмаш» Иван Осипович Синявский, не знакомый с отцом раньше, сам пригласил его в качестве главного технолога, оформив ст. инженером с небольшой зарплатой, и отец с радостью согласился. Потом Синявский был назначен директором механического завода продовольственного машиностроения и взял отца туда начальником техотдела, а затем главным технологом завода.

Завод выпускал тогда достаточно простую продукцию – конвейеры, зернопогрузчики, банкомоечные машины. Отец стал одним из инициаторов и руководителей освоения заводом более сложной продукции, потребовавшей серьёзного обновления оборудования, повышения квалификации инженеров и рабочих. Завод начал изготовлять автоматические линии для прессования   и сушки сахара-рафинада, гомогенизаторы для молочной     и консервной промышленности и другое оборудование. Будучи в основном технологом и организатором производства, отец всегда обращал внимание на конструктивные особенности изготовляемых машин, их эффективность, современность и технологичность. Он был автором нескольких изобретений, большого количества усовершенствований. Об одном изобретении хочу рассказать подробнее, т.к. мне самому пришлось в нём участвовать. Упомянутая выше автоматическая линия для прессования и сушки сахара выпускалась по чертежам, разработанным в Германии ещё в начале 30-х годов.  В сушильном агрегате площадью в несколько десятков квадратных метров на разных уровнях перемещались с помощью цепей лязгающие тяжёлые вагонетки с сахаром. Это устройство было очень трудоёмким и металлоёмким.

Отец стал думать об изменении его конструкции и рассказал об этой задаче мне, начинающему конструктору-станкостроителю. Я предложил отцу карусельную компоновку сушильного агрегата. Он «загорелся» этой идеей, и мы дома «в четыре руки» начали разрабатывать конструкцию. На обеденном столе установили наклонно чертёжную доску, оперев её на две стопки книг,   и полуодетыми (было очень жарко) набрасывали варианты. В результате получился современный компактный агрегат с гидравлическим приводом, позволяющий полностью автоматизировать загрузку, сушку и выгрузку сахара.  Мы подали по этому устройству заявку на авторское свидетельство. «Знающие люди» говорили отцу, что  при получении авторского свидетельства только на наши имена агрегат не будет внедрён. Вот если бы мы включили  в авторский коллектив руководителей специального КБ продовольственного машиностроения  – разработчика проекта, руководителей завода-изготовителя и сахарного завода, тогда разработка, изготовление и внедрение этой автоматической линии стали бы реальными, а авторы получили бы весомое авторское вознаграждение. Мы не вняли советам скептиков, не считая возможным включить в авторский состав «пристяжных», не имеющих никакого отношения к созданию изобретения. В результате «реалисты» оказались правы. В 1960 году мы получили положительное заключение Всесоюзного НИИ Продмаш, а затем авторское свидетельство, Госплан СССР выделил целевые средства на разработку проекта. Расчёт экономического эффекта от внедрения этого изобретения позволял получить максимальное вознаграждение в 20 тысяч рублей – огромные деньги в то время, но агрегат не был ни разработан в КБ, ни изготовлен. А я получил урок приоритета моральных принципов над материальной выгодой, которому старался следовать всю свою жизнь.

Интересы отца не ограничивались работой на заводе. Он многократно выступал на страницах газет «Радянська Україна», «Чорноморська комуна», публикуя материалы с предложениями о внедрении передовых методов производства и  ускорении освоения новых изделий. Он обосновывал необходимость ликвидации небольших и малоэффективных, порой полукустарных цехов на многих одесских заводах и замены их крупными специализированными производствами с современными технологиями и оборудованием. Рентабельность таких производств и качество их продукции значительно выше.    В качестве примера можно привести созданный в Одессе через несколько лет завод «Центролит». Отец выступал также против необоснованного отрыва производителей от заказчиков, предлагая организацию некоторых изделий в одесском регионе.

Будучи прекрасным организатором и руководителем, отец умел сосредоточиться на главном,    не размениваясь на мелочи. Конечно, в этом очень помогал ему опыт технического руководства крупным оборонным заводом в военные и послевоенные годы. Он был неплохим психологом и знал, с кого нужно жёстко потребовать, а кого достаточно похвалить, чтобы люди работали с полной отдачей. Недостатки и неудачи работы руководимого им коллектива,  общаясь с начальством, всегда брал на себя, старался не допускать наказания подчинённых «через его голову», но сам при необходимости мог строго отчитать. Сотрудники очень уважали отца и обращались    к нему не только по производственным вопросам, но и  с личными проблемами, и он всегда в меру своих сил    и возможностей им помогал. Хочу привести отрывок   из воспоминаний  моего  школьного  друга  Э.М. Горбатова:

 «… Меня всегда тянуло к людям нерядовым, отличающимся особым умом, беседа с которыми доставляет не только удовольствие от общения с приятным человеком, но и открывает глаза на многие вещи, учит пониманию жизненных ситуаций. А Яков Давидович, также как и его жена, без сомнения относились к людям явно не ординарным. В этом я неоднократно убеждался и во время домашних бесед,  и позже,   уже   работая   под  его  руководством. Но вначале о том, как я попал в отдел, руководимый Яковом Давидовичем. После окончания техникума,  работы в г. Молотове (Перми) и службы   в армии я вернулся, наконец, в Одессу. К сожалению, устроиться на машиностроительный завод по специальности (а я закончил машиностроительный техникум)  мне не удалось, и я поступил на работу   на завод сопротивлений, считая это очередным, но не продолжительным этапом жизни. Яков Давидович, знавший меня с детства, сам предложил мне помочь перейти на завод, в котором он возглавлял технологический отдел. Это оказалось непростым делом из-за двух тесно связанных между собой причин: государственного и бытового антисемитизма, процветавшего тогда  в стране братской дружбы народов, и явно отрицательного отношения к приёму евреев на работу со стороны главного инженера завода Г.Н. Кригеля. Сказывались как его боязнь за своё место, так и очень неприятный (мягко говоря) характер Григория Ноевича (кстати говоря, чистокровного еврея). Но тем не менее Яков Давидович выбрал благоприятный момент, когда главный инженер был в отпуске и он его замещал, и оформил моё поступление на работу в руководимый им отдел главного технолога. Конечно, он при этом рисковал получить очередную нахлобучку от главного инженера и наверняка получил её, но дело было сделано,     и я вышел на работу.

Через пару недель главный инженер пожелал познакомиться с молодым технологом, принятым  на работу во время его отсутствия, не ожидая вначале, что под  фамилией   Горбатов   скрывается   очередной   еврей. Я был вызван на ковёр, но Яков Давидович срочно пригласил меня в свой кабинет и, не объясняя причину, отправил с поручением  на другой завод. Через пару дней главный инженер опять пожелал увидеть меня, и вновь меня не оказалось на заводе,  т.к.   я в аварийном порядке опять был куда-то послан. Естественно, это его насторожило. По всей вероятности, было поднято моё дело, и правда вскрылась…  До окончания испытательного срока, во время которого меня по закону можно было уволить без проблем, оставалась примерно неделя. На ковёр вместо меня был вызван вначале сам Яков Давидович с требованием дать мне отрицательную характеристику, после чего я, как не выдержавший испытательный срок, был бы немедленно уволен. После его отказа на ковёр были вызваны сначала Эмиль Александрович Эльштейн, его заместитель, а затем А. Воловник, начальник бюро, в котором я работал. Нужно отдать должное им обоим: несмотря на требование высокого начальства, чреватое при его невыполнения определёнными неприятностями, оба отказались его выполнить. Мне была письменно дана отличная характеристика, оснований для увольнения не было, и я был оставлен на заводе. Обо всём этом я узнал значительно позже, через много лет, когда уже был достаточно близок и к Эмилю Александровичу, и к Саше Воловнику. Тогда же я узнал, что главной причиной их отказа в выполнении требования главного инженера было их глубочайшее уважение к Якову Давидовичу   и, естественно, нежелание допустить несправедливость.

Многое забылось за прошедшие почти полвека,  но те первые шаги и те навыки, которые были мне тогда привиты, даром не пропали и остались со мной навсегда. Яков Давидович обладал ясным, явно нерядовым умом, который помогал ему в выборе правильных решений в сложных ситуациях. Он всегда отличался масштабностью суждений и не любил размениваться на мелочи. В нём всегда чувствовался крупный руководитель. Своей главной задачей Яков Давидович считал дать людям, работавшим с ним, основной толчок  к действию, правильное направление. Несомненным его достоинством как руководителя было умение подбирать в отдел прекрасных исполнителей. Всю текущую работу в отделе вели его заместители. Им Яков Давидович полностью и не без оснований доверял, но решение наиболее важных, глобальных вопросов оставлял за собой. В отделе благодаря его руководителю была создана очень дружественная рабочая атмосфера.Методы работы Якова Давидовича я, став руководителем, принял на вооружение, т.к. научился понимать, что доверие к руководителям подразделений только улучшает и облегчает работу коллектива. В том, что завод из полукустарного предприятия превратился в современное, значительная заслуга именно Я.Д. Гаузнера».

Я считаю, что человека характеризуют не только крупномасштабные поступки, но и его поведение в обычных житейских ситуациях, и вышеприведённый рассказ   Э.М. Горбатова это подтверждает. Ещё один пример, вроде бы – мелочь. В день 8 марта отец приходил на работу пораньше и клал на стол каждой сотрудницы отдела (а их было достаточно много)   открытку с добрыми пожеланиями и несколько шоколадных конфет, большой кулёк которых заранее «доставала» (из-за их дефицитности) моя мама.

Об одном из проявлений отношения к отцу его сотрудников расскажу. Перед наступлением пенсионного возраста отец подолгу болел – сказывалась напряжённая работа в военные и послевоенные годы. Не считая возможным оставаться в этих обстоятельствах главным технологом, отец попросил освободить его от этих обязанностей и перевести на менее масштабную работу с неполным рабочим днём. Надо отдать должное тогдашнему директору завода – он просил отца остаться на работе в любом качестве, которое тот сочтёт возможным. Своим преемником отец предложил назначить достаточно молодого инженера А.С. Клименко, который несколько  лет работал с отцом руководителем одного из бюро, а затем – заместителем главного технолога. После своего назначения   А.С. Клименко предложил отцу, чтобы в кабинете главного технолога они разместились вдвоём. «Нет, Саша, – сказал отец, – это неправильно. Надевай длинные штаны и становись руководителем, а я перейду в общий зал». На следующий день отец вышел на работу уже  в новом качестве и, конечно, у него были  невесёлые мысли по поводу возможного изменения отношения к нему  – ведь он уже не начальник. Таких примеров известно было немало. О том, что он застал на работе, отец рассказал нам вечером, придя домой, и голос его дрожал. Письменный стол и кресло, к которым он привык за много лет, накануне вечером «его ребята» перенесли  в общий зал, отгородили шкафами отдельный уголок  и обустроили его, как могли. На столе стоял отцовский чернильный прибор и букетик цветов. Отца, как он сказал, «слеза прошибла». Думаю, что этот случай красноречиво говорит об отношении к отцу и не требует комментариев. Правда, такое отношение нужно было заслужить…

После перехода на пенсию отец в течение ряда лет приходил на завод, проводил занятия с бывшими сотрудниками, а если новые руководители просили его совета – всегда помогал. Нередко мои друзья и знакомые приходили к нам, чтобы пообщаться с отцом, рассказать ему о своих проблемах и получить совет. А просто бесед отца «за жизнь» с моими друзьями и подругами было так много, что сейчас и вспомнить трудно. Все они, как и моя жена, прекрасно к нему относились. Их привлекали к отцу не только глубина суждений и жизненный опыт, но и мягкий юмор, оптимизм, меткие характеристики людей. Иногда, особенно в молодости, отец бывал вспыльчивым, даже резким. Но он быстро «отходил», никогда не был злопамятным; если бывал не прав – извинялся, не считая это проявлением слабости. Ярко выраженный лидер, он сам был очень обязательным, организованным; о его трудолюбии я уже неоднократно упоминал. По сути своей отец был достаточно мягким и деликатным человеком, но руководящая работа, особенно в тяжёлые и сложные военные и послевоенные годы, не могла не оставить следа в его характере.

Он был прекрасным мужем и отцом, но особенно сильно раскрылось его умение любить своих близких, когда он стал дедом. Часами он мог рассказывать моей дочери сказки, придуманные им самим истории (иногда – на предложенную ею тему, «по заказу»).  

 


Очень нежно  и трепетно относился к ней, переживал по поводу её болезней, сложностей при поступлении в институт и других проблем её жизни, по мере сил старался помочь в их решении. И она платила деду полной взаимностью. Когда моя дочь довольно рано вышла замуж, её муж тоже стал относиться к «деду» (как называли его в семье сразу после рождения внучки) с симпатией и уважением.

 

Интересы отца были широкими и разнообразными.   В командировках, особенно в Москве и Ленинграде, он старался почти ежевечерне бывать в театрах; особенно любил он БДТ, театры им. Вахтангова и «Современник». Именно он приучил меня к посещениям Третьяковки, Музея им. Пушкина, Эрмитажа (в Третьяковку он в первый раз повел меня сам и показал наиболее любимые картины). Впоследствии я бывал в них при каждой возможности – сначала сам, потом с дочерью. Очень любил отец хорошие книги. В годы работы у него оставалось мало времени для чтения, но после выхода на пенсию он читал очень много. Мы выписывали почти все «толстые» журналы и довольно живо обсуждали с ним публиковавшиеся там новинки. Интересовался фантастикой (редкость для его возраста), психологией, медициной. У меня сохранился многостраничный конспект, сделанный отцом по впервые опубликованной в новосибирском журнале «ЭКО» книге Дейла Карнеги «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей». Подробно законспектировал отец и книгу академика Микулина   «Активное долголетие»  (со своими комментариями),  и лекции       К.П. Бутейко о волевой нормализации дыхания. Просматривая эти конспекты, я как бы вновь возвращаюсь  к разговорам с отцом и вновь поражаюсь широте его интересов. А ведь он тогда уже был серьёзно болен.

 

Родители неоднократно бывали в экскурсионных поездках (тогда они были доступны и пенсионерам). Ездили несколько раз по Волге, были на Волго-Балте, в Ленинграде, в Риге. Потом, когда здоровье уже не позволяло, отец старался не пропускать телепередачи «Клуб кинопутешественников», шутливо ворча: «Мы уже стали домашними телевизионными животными». Мои друзья и подруги очень любили общаться с отцом. Даже когда они были ещё совсем молодыми, отец беседовал с ними «за жизнь» как с равными. Их привлекали его разумные суждения, широта интересов (и понимание наших), оптимизм, меткие характеристики людей, мягкий юмор. Бывало, что они приходили к нему, когда я был  в отъезде, и с удовольствием разговаривали.

 

Отец не раз принимал участие в наших шутливых пикировках и соревнованиях на знание высказываний героев Ильфа и Петрова, Бабеля и часто оказывался на уровне. Однажды, когда за столом случайно сложилась неловкая ситуация, чреватая обидой и испорченным настроением, отец процитировал к месту фразу из популярной тогда в нашем кругу книги Б. Балтера  «До свидания, мальчики»      и этим мгновенно разрядил обстановку.  Мы с отцом были по-человечески очень близки, похожи внешне, даже голоса наши часто путали. Я не помню с его стороны нравоучений и других «воспитательных моментов». Просто своими рассказами     (а ещё больше – поступками)  он показывал мне, как нужно жить и работать, как относиться к людям. Его суждения  о событиях были всегда доказательными, он умел слушать собеседника и убеждать его.

 

 

 Поэтому многое из изложенного на этих страницах я написал, основываясь на рассказах отца (а отдельные моменты – по рассказам его сослуживцев либо моей мамы). Возможно, в каких-то деталях память меня подвела, но основные события изложил верно. И, конечно, описал свои собственные впечатления и воспоминания, которые    на удивление хорошо сохранились в моей памяти. Вот одно из последних.

 

Осенью 1985 года, за несколько месяцев до смерти отца, мы гуляли с ним по бульвару. Ходить и дышать ему уже было трудно, но мысли оставались поразительно чёткими. Разговор зашел о провозглашённой недавно перестройке. Отец сказал примерно так: «Горбачёв берётся сразу за многое, хочет резко изменить всё. Так не получится. Нужно определить главные звенья этой цепи    и взяться за них с умом, без метаний, сосредоточив все силы только там. Кавалерийский наскок ничего хорошего не даст – разрушить легко, а построить очень трудно. Боюсь,  что это вызовет много бед». К сожалению, жизнь подтвердила правильность суждений отца.

 

         Много лет отец тяжело болел. Близкая подруга моей жены и моя, прекрасный врач Валерия Гедражко приложила много сил для продления жизни отца. Я попросил её написать о нём с точки зрения врача и друга семьи. Привожу написанное ею полностью:

 

«В преклонные годы, во время сменяющих одна другую тяжёлых болезней Яков Давидович сохранял достоинство, был терпеливым и исполнительным пациентом, который слегка иронично отзывался о своих хворях. Присущая ему широта взглядов, любознательность, дух исследователя, редкое чувство такта облегчало труд врачей.Борьба за жизнь этого человека была  сочетанием усилий врачей, семьи, друзей и, главное, – пациента. Даже в последние дни жизни, когда силы покидали его, он не терял присутствия духа. Навсегда запомнилось, как после каждого осмотра его артистической лепки кисть с чуть влажной кожей ложилась на мою руку и он говорил: «Никакого уныния, Лелечка, ещё поборемся» и – тут же – «Что у Вас, как мама, дети?».

 

В памяти всех нас осталась сила духа Якова Давидовича, пронесенная им через все радости и невзгоды долгой и счастливой жизни».

 

Наверное, только с возрастом по-настоящему понимаешь, какое влияние оказали на тебя родители и близкие. Я все чаще вспоминаю притчи и поговорки, услышанные в детстве и юности от бабушки и деда, вижу их добрые, заботливые улыбки.. Часто всплывает в памяти голос моей любящей,  умной, общительной и энергичной мамы; её рассказы о людях и характеристики ситуаций я оценил в полной мере только тогда, когда ее не стало.  Но все же наибольшее влияние оказал на меня отец.

 

          Вот уже 28 лет, как его нет с нами. Я сам давно стал пенсионером, многое переосмыслил, более глубоко понял, «примерил» к себе. Не раз, когда бывало нелегко, подводило здоровье, наваливались житейские неурядицы, передо мной как бы появлялось лицо отца, я почти наяву слышал его голос, и это помогало мне преодолевать трудности. Я очень благодарен судьбе за то, что у меня был такой отец. Пусть этот очерк будет данью его памяти.

 




 





<< Назад | Прочтено: 420 | Автор: Гаузнер М. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы