RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Евгений Сапегин

 

СТРАНЫ. ГОРОДА. ВСТРЕЧИ.

 

1. Стаканчики гранёные…

Мой друг вдруг замолчал, лицо приняло мечтательно-задумчивый вид, глаза уставились куда-то вдаль сквозь стену. Ну, думаю – опять что-то вспомнил!


    – Эй! Стакан-то поставь, прольёшь! – Он очнулся, и произнёс:
    – Эх… я сейчас вспомнил… как я первый раз после моей… э…
    – Эмиграции – помог я.
   – Ну, не люблю я этого слова… после моего отъезда в Германию, приезжал в наш город…


Я тогда успел навестить всех своих друзей, помянуть тех, кого уже не застал, к сожалению… да… о чём я… А! Так вот, пришёл я в цирк, в репетиционную комнату к ребятам, с которыми работал в оркестре. Все сидят хмурые, курят, денег ни у кого нет, зарплата не скоро. Я зашёл, народ оживился, всё-таки давно не виделись! Тары-бары, как там жизнь?  Поболтали, ещё закурили, я вынул пузырь из сумки – ребята воспрянули из тоски. Кто-то моментально расстелил газету, появились стаканы, хлеб толстыми ломтями, начатая банка с кильками в томате - сразу видно ритуальные, привычные действия. Так вот! Ты помнишь эти стаканы? Ни в одной стране не было таких стаканов – огромные, из зеленоватого толстого стекла, гранёные, слегка кривоватые, тяжёлые. И, когда я служил в армии, у нас было принято пить из таких стаканов (а других и не было), надо было особым образом брать выпивку – ладонь сверху, стакан держишь, как камень, чокаться нужно нижней частью, и звук при этом, будто камнем чокаешься!..


    – Да, помню я эти стаканы. Во времена нашего детства такими стаканами продавали семечки. Мы тогда ещё расшифровывали СССР – Стакан Семечек Стоит Рубль… Да… потом таких стаканов не стало, продавцы семечек стали использовать стаканы не такие большие - семечек поменьше, но по такой же цене. А сейчас вообще, чуть ли не напёрстками продают…

 
    – Вот! Эти стаканы, как символ той, прежней моей жизни! В Германии можно найти всё, стаканы любого вида – хоть из Венецианского стекла, любой ёмкости, расписанные, вычурные, а таких, из оконного стекла – днём с огнём не найдёшь!


    – Ну так давай выпьем из твоих красивых стаканов, пока они не расплавились в наших руках, скоро водка закипит, полчаса уже разговариваем, никак не выпьем. Выпьем из твоих замечательных нынешних, не чокаясь, за упокой старых, тяжёлых!

 

Выпили, хорошо закусили, посмеялись, закурили, открыли окно, и полились бесконечные разговоры о жизни. Всё-таки лет пять не виделись. Каждому есть, что рассказать. Мой друг уехал из социалистической  среды, а теперь привыкает к капиталистической. Ко всему надо привыкать, приспосабливаться. Ему есть, что рассказать, но больше его интересует, как живут друзья, оставленные в нашем, родном городе. Его интересует всё, и как там поживают наши старенькие учителя, и как тот или другой наш общий друг. Как город, какие изменения…


Наконец, мой старый друг наливает очередную чарку и поднимает тост.

    – Я хочу выпить за то, что жизнь моя разделена на две части… И в той и в другой было и хорошее и плохое. В нынешней жизни изобилие товаров, налажен быт, прекрасная квартира, интересная работа, нормальное финансовое положение, но… и ностальгия! В той жизни остались беззаботные детские годы, огромное количество друзей, прекрасные студенческие дни, первая любовь… и, вообще, моя молодость… Я не могу отделить вторую половину от первой, это невозможно! Поэтому, давай выпьем за жизнь вообще, все-таки, это чертовски хорошая штука!..


Когда я уезжал из Германии домой, мой друг попросил меня:

   – Приезжай обязательно ещё, желательно каждый год. Ты привозишь с собой большую часть моей прежней жизни. Ты – ниточка, которая связывает меня с друзьями, с прошлым…  И обязательно найди и привези пару стаканов, о которых мы говорили…


Вот это-то и оказалось самым сложным – найти именно такие стаканы! Ну нет ни у кого из моих знакомых такой посуды! Странно, эти стаканы такие массивные, им не должно быть сносу. Однако, они, видимо,  уже или умерли своей смертью или были выброшены на помойку, как ненужное старьё. С большим трудом мне удалось найти один стакан – из толстого зеленоватого стекла у друзей моих друзей…

 


Едва я ступил на платформу Мюнхенского вокзала, после объятий, мой друг спросил:

 

        – Привёз?
        – Конечно, я же обещал.

 

 


Пришло время распаковывать чемоданы, и, о ужас! Вместо стакана в чемодане лежали мелкие осколки!  Эх… Всё-таки две пересадки и чья-то небрежность лишили меня удовольствия вручения подарка…


…Стаканчики гранёные
Упали со стола
Упали и разбились,
А с ними и жизнь моя…     


 

 

 

2. Страна, в которой есть всё… почти

В Хорто мы въехали поздно, где-то около полуночи. Дорога была утомительной – почти весь день ехали по горным дорогам, с прекрасным асфальтовым покрытием, но очень узким и, что самое неприятное, абсолютно без бордюров – мне, на пассажирском месте было жутковато ехать по краю пропасти! В ушах – непрерывный звон цикад от Игуменицы и до конечной цели нашего путешествия «из Варягов в Греки».

… Я гостил у моего старинного друга и коллеги Вилли в Мюнхене, когда он неожиданно предложил мне составить ему компанию в поездке в Грецию на фестиваль, где Вилли должен был принять участие в качестве аккомпаниатора. Не буду описывать наше путешествие на машине из Мюнхена до Венеции, далее, на пароме до Игуменицы и до Хорто опять на Вилькином Фольксвагене.

 

Мы долго думали: переночевать в машине или, всё-таки въехать в Хорто и побеспокоить мирно спящих горожан. Но, оказалось, что мы плохо знаем местные нравы – Хорто встретил нас ярким светом фонарей и окон, музыкой, танцами и пением. Оказывается, вся активная жизнь в греческих городишках начинается вечером и продолжается до глубокой ночи. Но мы очень устали, и, добравшись до гостиницы, завалились спать.

 

Раннее утро встретило нас солнечным светом, криками чаек в тишине и великолепным видом из окна гостиницы. Изумительной красоты море поразило чистотой воды, видно было каждый камешек на дне! Вилька самодовольно хмыкнул:

   – Ну, и как тебе квалитет моря?

   – Да-а! Это не смердящие каналы Венеции, это совсем другое дело!


По пояс в море стоит у баркаса жирнющий мужик в очках, и, лениво переругиваясь с женой, стоящей на берегу, перебирает снасти – собирается рыбу ловить. Потом я узнал, что его зовут Толстый Никос. После возвращения с рыбалки он пойдёт спать до вечера, как все добропорядочные греки, а жена будет продавать рыбу, которую раскупят в считанные минуты! А Никос вечером будет пить, петь и буйствовать, как все, опять же, добропорядочные горожане…


Фестиваль в Хорто – это традиционный ежегодный форум молодых музыкантов, танцоров, актёров из разных стран – Греции, Германии, Албании. Всем этим занимается очень известное на Пелионе (полуостров) семейство Хациникосов. Нас встретила суровая, статная пожилая дама – графиня Хациникос. Её стараниями мы уже через час переселились в комнатку со всеми удобствами во дворе частного дома. Этакая маленькая гостиница на три комнаты. Хозяева, приятная пара пенсионного возраста, объяснили где, что, показали газовую плитку, где можно приготовить еду, душ, холодильник – в общем всё, что нужно для полу спартанского существования. Люди мы скромные, готовку пищи я взял на себя, едим мы на террасе,  в саду, среди цветов, апельсиновых деревьев, ну что говорить – рай!

 

А море! Какой же рай без моря! Море чистое и тёплое, где ещё такое найдёшь? Только в раю! Через три дня мы так загорели, что в темноте уже нас не было видно.

 

Греция, оливы, Хорто,

Толстый Никос, Вилька в шортах,

Воздух, чистая вода.

Вмиг заботы и невзгоды,

Насморк, долг, прогноз погоды,

Все проблемы, словно годы

Улетели в никуда!

 

  Пока я фотографирую, мой друг с удовольствием делает мою работу


Ежедневно мы с Вилькой ездим в какой-нибудь новый уголок полуострова Пелион. Везде по-разному интересно и везде свои красоты. Лето, жара, конечно, ездить душновато, скорее хочется к морю. Едем, вдруг впереди мужик едет на велосипеде В СВИТЕРЕ !! В такую жару?! И только, когда подъехали, расхохотались. Он был без рубашки, но весь обросший густыми рыжими волосами!


Вильке врачи строго настрого предписали ежедневно пить сок яблочно-морковно-свекольный. Поэтому мы с собой взяли солидное количество компонентов и соковыжималку. Однако, в один прекрасный день Вилли говорит:

     – Морковка кончилась, поехали по магазинам!


А что нам ещё делать, и так целыми днями ездим. Поехали, в одном магазине поздоровались с продавцом, э… Вилька у меня (!) спрашивает:

     – А как по-гречески «морковка»? – Я пожимаю плечами и наобум говорю:

     – Карота…


К моему удивлению он понял меня и показал на 2-3 полузасохшие маленькие морковки. Вилька жестами показал, что нам нужно много. Нет, больше нет. Поехали в другой магазин, там я уже, как заправский грек спрашиваю:

     – Кароте?  – продавец покачал головой и сказал:

     – Нэ. 

Ну, понятно. Нет, значит нет. И так в каждом магазине. А их, между прочим, не так уж и много на всём полуострове.


Помрачнели. Вдруг, я остановился и хлопнул себя ладонью по лбу!

     – Какие же мы дураки! Нас же предупреждали, что у греков всё наоборот – покачивание головы и «Нэ» означает «Да!». Кивок головой и «Охи» - означает «Нет!»

 

Вилька захохотал – а, представляешь, что он подумал о нас? Приходят два идиота, спрашивают морковку, он отвечает – Да, есть, а они со скорбными лицами уходят прочь!


С морковкой разобрались. Позже встал другой вопрос – где купить свёклу? То ли греки свёклу вообще не едят, то ли по другим причинам, но свёклы нигде нет! Решили зайти в Хорто в маленький ресторанчик на берегу моря, там хозяин – единственный человек, который понимает по-немецки. Но тут другая закавыка… он всегда пьян! У нас было ощущение, что стакан он вообще никогда не выпускает из руки, он уже прирос к коже. Очень внимательно он Вильку выслушал, сказал, что, конечно же, свёкла у него есть! Что-то грозно крикнул своей жене на кухню, вытащил из-под стола четверть (огромную бутылку – четверть ведра) с какой-то мутной жидкостью. При этом лицо его приняло благоговейное выражение и он торжественно произнёс:

     – Узо!


Узо – это анисовый самогон, от одного запаха которого меня мутит! Наш усатый хозяин опять что-то прикрикнул на кухню, и нам принесли два стакана… Было понятно, что, если мы не выпьем, то нанесём смертельную обиду человеку. Я пытался проглотить хоть глоток, долго держал во рту, всем видом показывая, что я смакую этот божественный напиток. Хозяин выпил и с грозным видом пошёл на кухню. Мы, не сговариваясь, воспользовались этим и вылили бурду в стоящий на полу горшок с фикусом. Хозяин вернулся с двумя тарелочками.

      – Что это?

      – Ну, вы же хотели свёклу, моя жена сварила вам!

 

Вилли долго разъяснял, что ему нужно делать сок из свежих, сырых корнеплодов. Усач опять внимательно выслушал, затем снова наполнил наши стаканы и изрёк:

     – Морген!  - То есть, завтра. Хорошо. Виртуозно повторив трюк с фикусом, мы рассыпались в благодарностях, и пошли домой.

 

На следующий день мы опять появились в задней комнате ресторанчика. Усатый хозяин так же сидел за столом, такой же пьяный, и, похоже, нас не узнал. Всё повторилось, и то же обещание:

      – Морген!

 

Мы жили в Хорто 2 недели, и каждый день ходили к усатому мужику, которого уже нарекли Герр Морген, и каждый раз он твёрдо обещал – Морген!  Так мы и не получили свёклы в Хорто…

 

Пока мой друг репетировал с танцевальным коллективом в частном музее Хациникосов (он же и концертный зал Хорто), я занимался «хозяйством» - готовил обед. Хозяев дома не было, а я оказался перед неожиданной проблемой. Собрался кое-какой мусор, который нужно было куда-то выбросить, а никаких признаков мусорного контейнера я не обнаружил. Осмотрел весь двор – ничего похожего. Расширил территорию поисков и увидел ряд симпатичных мусорных контейнеров у соседнего 8-миквартирного дома. Аккуратно всунув свой пакетик, я с чувством выполненного долга отправился к своим кастрюлям. В это время за спиной я услышал истошный вопль, затем женский визг и поток греческих выпадов явно в мою сторону. Обернувшись, я столкнулся с совершенно разъярённой фурией-соседкой! В море бранных слов, которые я, естественно, понять был не в состоянии, чаще всего слышались: Скупидия!  Карпузи! Ангури! Пататес! И опять скупидия!!.. Я совершенно растерялся перед таким яростно-визгливым шквалом, попытался что-то объяснить на единственно знакомом мне иностранном языке – итальянском, куда там! Мой слабый голос потонул в пучине греческих ругательств… и я позорно бежал с поля брани!

 

Поздно вечером, когда хозяйка вернулась домой, я опять услышал знакомый визг соседки – пошла вторая серия скандала. Наша хозяйка и соседка стояли в классической позе – руки-в-боки, и орали друг на друга на совершенно не понятном нам языке.


Позже, хозяйка, разгорячённая неожиданным развлечением кое-как нам объяснила, что эта мегера давно уже достаёт её своими претензиями, давно уже надо было её поставить на место! Ишь ты! Мусор ей в ящик кто-то подбросил! Подумаешь! Какой-то наглый итальяшка! Да среди моих постояльцев сроду итальянцев не было!

 

Вилька тихо угорал от смеха, глядя на мою пунцовую физиономию, а я не знал куда спрятаться…

 

Солнце опускалось в пучину моря, окрашивая всё вокруг в неописуемые краски заката. Волшебная красота ландшафта как будто специально не торопилась угасать, чтобы мы могли запомнить её именно такой. И мы с Вилли пришли к решению: если будем живы – обязательно ещё когда-нибудь  приедем  в   Хорто.  Завтра рано   утром мы отправимся в обратный путь.

 

Кали нихта, Толстый Никос,

Кали нихта, Хациникос,

Доброй ночи, море, пляж,

Пелион и горный кряж.

Сколько жить на свете будем,

Милый Хорто не забудем…

 




3.  ХОЧУ  ХАРЧО!

После окончания нашего обучения в музучилище, все мои друзья разъехались по разным городам и городкам. Тогда в Ашхабаде не было музыкального ВУЗа – консерватории, поэтому честолюбивые мои сокурсники ринулись на приступ консерваторий, находящихся в ближайших республиках, а самые честолюбивые – попытались «взять» Москву и Ленинград. Кому-то это удалось, а остальные оказались, по распределению,  в разных городишках нашей республики. Друзья разъехались, но дружба-то осталась! О сотовых телефонах никто и не мечтал тогда – в 1966 – 67 годы. Да и «городских» телефонов было не много. Хорошо, что почта работала исправно. О своей жизни в тот период я уже писал в рассказе «Городок и его обитатели». А о жизни моих друзей я получал представление только по письмам. Мой лучший друг и сокурсник Вилли, который, волею чиновников Министерства культуры, оказался в Кум-Даге, посёлке «городского типа», в своих уморительных письмах писал мне обо всех наших знакомцах и о своих приключениях. Конечно, о приключениях, иначе эту жизнь не назовёшь. Всё-таки начинается новая, самостоятельная жизнь с её непредсказуемыми поворотами.

 

Я не большой любитель писать письма, у Вилли это получалось намного лучше. Соотношение нашей переписки, примерно – 1:3. Вот например, наугад, открываю письмо Вилькино:
        « Здравствуй, Женя! Эх, ты, сволочь! Ну, почему ты мне не пишешь! Знаешь же, подлец ты этакий, что я не вытерплю и напишу первым. Мне сказали, что ты бросил заниматься по специальности. Эт как понимать? А!? Ответствуй! Ужели не хочешь ты, вонючий подонок, несчастный высмородок, пролезть в консерваторию? Или ты надеешься на старого, доброго Вилли, который тебя протолкнёт без экзаменов? Сейчас же садись заниматься! Паршивец! Позанимался? Молодец…»

И так далее и тому подобное. Пусть вас не смущает обилие нелестных эпитетов, это так… понимать нужно наоборот! Мы грубо обзываемся, но между нами нежнейшая и крепчайшая дружба. Мы используем иногда заведомо «неграмотные» слова, но это тоже наш «стиль».



Наугад открываю одно из своих писем:
«Здравствуй, Сволочь! Надеюсь, что ты не будешь в претензии, что я тебя назвал с большой буквы. Оказывается, вы все сволочи. Вот! Не хотите писать мне, пока я сам не напишу. Ну да ладно, сжалился, сам пишу. Настроение чемоданное. Ты и сам, наверное, заметил – письмо без обычных «вежливостей» в начале письма…  // …Сегодня вечером к Полине Тихоновне (это моя квартирная хозяйка) приходил гость – мужчина весьма преклонного возраста. «Черты его отличались субтильностью, совершенно исключавшей возможность каких-либо мыслительных процессов» (С.Ликок). С первых же минут он вцепился в меня, как таёжный клещ и начал изрыгать из себя лоцманские познания моря жизни. Само собой разумеется это был монолог лекционного характера.      

Начал он с допроса:
      – Ты куришь?
      – Нет.

На его лице появилось разочарование (если только оно вообще может появляться на лице). Потом в его бычьих глазах промелькнула искра надежды.
      – Пьёшь?

После моего отрицательного ответа его морда ещё больше помрачнела, и он с трудом выдавил из себя:

     – Молодец.

Полагая, что разговор окончен, я поднялся, и это было роковой ошибкой, ибо последовавший за этим монолог мне пришлось выслушать стоя. Вот выдержки из его вдохновенной речи:
«…Вот, к примеру, я почему такой здоровый? – Потому, что до тридцать одного года я не знал, что такое курить и пить. А уж потом зачал (!?)…»
«… А те друзья, что пьют с тобой по ресторанам – не друзья. Настоящий друг придёт к тебе и спросит: Есть у тебя 10 копеек? – Нет. Тогда на тебе 20. Вот это друг! Другое дело, ежели в тюрьму сядешь или, там, в концлагерь – там один загнёшься. Вот послушай меня – когда сядешь в тюрьму (!?), сразу ищи друзей. (Тут Полина Тихоновна вмешивается: Да зачем же ему в тюрьму-то?). Ты, Полина, молчи. Ты не знаешь, а я знаю. Обязательно сядет в тюрьму, или война будет – тут уже ежели в плен попадёшь или убьют (!??) – без друзей пропадёшь!..»

Теперь мне кажется, что я просто обязан убить его, если он ещё раз придёт! А как твоё мнение?..»

Слава Богу, я больше никогда не видел этого человека!



Из писем моего друга, я понял, что при такой нагрузке (36 учеников), времени не остаётся ни на что более. По 12 учеников в день – чистой работы 9 часов! А если учесть, что он поступил на заочное отделение Ташкентской консерватории и нужно время на самостоятельные занятия – это уму не постижимо! Но он как-то умудрялся и работать, и учиться, и мотаться на поезде в Ашхабад, где у него любимая живёт. Они с коллегой Овезом снимали на двоих квартиру. Вилли по сути своей филантроп – вечно кому-то до зарезу нужны деньги, кто-то обещал достать (тогда всё нужно было «доставать», ибо в магазинах ничего путного нельзя было купить) либо штаны современные, либо плащ болоньевый, который должен быть у каждого уважающего себя индивидуума. В результате, почему-то оба компаньона всегда сидели без копейки в кармане. В квартире не было ни телевизора, ни радиоприёмника. Вилька писал, что он, наконец-то, купил транзисторный приёмник, который великолепно принимает все существующие в эфире помехи и более ничего! Вилли всегда очень любил хорошо покушать, так денег нет – пойти куда-нибудь… Вот так они и сидят дома – голодные, растущие организмы. Так и представляю Вилькину физиономию – глаза в потолок, мечтательная улыбка, слюна скопившаяся во рту…


      –  Слушай, Овез, а мука у нас есть?
      –  Есть. – С надеждой отвечает тот.
      –  Давай, сделаем лагман! А что, мука есть, сделаем лапшу, две картофелины где-то валяются, банка тушёнки, правда подозрительная… вон луковица есть! Соль есть! Живём!


Овез сглотнул слюну:
      –  А ты умеешь лагман делать! Я никогда не пробовал…
      –  Э… а что там делать – мука есть, тесто сделаем, лапшу сварим вместе со всем, что в доме есть, и поедим по-человечески!


Замесили тесто, вбухав туда всю муку, которая неизвестно сколько стояла в шкафу.
      –  Э, Вилли, а как же… надо же раскатать тесто, а нечем.
      –  Ну что за пораженческие настроения! В пятницу сухач пили? Где бутылка?
      –  В мусорном ведре…
      –  Так вымой её и – вперёд! Хорошо, что мы так и не договорились, кто пойдёт мусор выносить!

 

Раскатали лист теста, который норовил всё время прилипать к клеёнке на столе.
      –  Так, самое ответственное дело – нарезать лапшу, она должна быть не очень тонкая, я видел в Ташкенте. Давай нож!
      –  Какой нож? У тебя же был складной?
      –  Чёрт! Я же его оставил в Ашхабаде… Чем же резать будем… Овез… а у тебя ножницы есть?
      –  Должны быть… старые… – Вилли попробовал, мнётся тесто, но не режется!
      –  Давай так – ты двумя руками держишь тесто… нет, не так – растягивай в разные стороны, а я резать буду!

 

Сизифов труд!  Резали они лапшу часа полтора, и на лапшу она не очень была похожа. Но трескали они этот, к слову сказать «лагман», с превеликим аппетитом, а потом пили чай и хохотали, вспоминая свои поварские потуги.


Вы скажете, что я не был свидетелем этого приключения и поэтому не могу представить физиономию моего друга в момент голодных грёз? А вот тут вы не правы – могу, потому что, спустя 22 года я увидел своими глазами… Короче, было это так.


Вилли уже несколько лет жил в Германии, неумолимое время не могло изменить его филантропическую суть, и там он продолжал помогать всем нуждающимся в его помощи. Много знакомых ашхабадцев переселилось в Германию, и всем так или иначе Вилли помогал. Кому советом, кому рекомендациями, кому помогал устроиться на работу, найти жильё, короче, чем мог, помогал. Я приезжал несколько раз по его вызову к нему в гости, ну и прирабатывал немножко в фортепианном магазине с мастерской у старого Вилькиного знакомого Котовского. Однажды Вилли говорит:
      –  Давай поедем, навестим наших ашхабадских друзей. Давненько их не видели. Там три семьи поселились недалеко от Гамбурга. Проветримся маленько, полюбуемся замками старинными, там есть что посмотреть! Работы всё равно летом мало, Лёня Котовский и сам справится.


Наутро Вилли приехал за мной (я жил прямо в мастерской), весь жёлтый какой-то, держится за живот. Что-то съел несъедобное.


      –  Ничего, а полежу на заднем сидении, а ты будешь за шофёра. На заправках везде есть туалет, так что доедем, помолясь.


Так и ехали, от заправки до заправки. А путь не близкий – от Мюнхена до Гамбурга. Доехали благополучно, нас встретили обильно заставленным столом, но Вилли только пил чай с сухариками. Не буду вдаваться в подробности, но мы навестили всех друзей в разных городах, полюбовались красотами природы и архитектуры. И везде нас встречали с ашхабадским гостеприимством, везде обильный стол с яствами и питиями, а Вилли, страдалец, представляю, какая это мука была для него! Чай и сухари, наверное, ему потом снились в кошмарных снах. И так он мучился все пять дней, что мы мотались по гостям. Его состояние меня всерьёз растревожило. Наконец, мы отправились в обратный путь. Вильке стало слегка лучше, дорогой уже настроение стало подниматься, а потом он затих, ну думаю, заснул. Посмотрел назад, что-то не так, я испугался и остановил машину. Вот тогда-то я и увидел эту мечтательную физиономию с глазами обращёнными куда-то вдаль, с капелькой слюны в уголке рта.


       –  Давай завтра купим баранины, зелени и сварим Харчо – тихо проговорил Вилли – ты не представляешь, как я хочу Харчо!

Я расхохотался, если мечтается о еде, значит будет жить!      


Дальнейший путь показался весёлой прогулкой. На следующее утро мы отправились на поиски баранины. Если вы думаете, что это дело простое, то глубоко заблуждаетесь! В Германии есть всякое мясо – свинина, говядина, оленина, мясо любой птицы вплоть до страусятины! Нет только баранины… Хорошо, что Вилли вспомнил о Турецких магазинах. Мы нашли баранину, правда, в рецепте речь шла о мякоти, а нам продали мясо с костями. Я дал обещание, что срежу мясо с костей… Но я поторопился – нож не желал срезать мясо и его оказалось недостаточно, я работал час, а кости остались мохнатыми от кусочков мякоти. Не беда, мохнатые кости пригодятся для какого-нибудь другого блюда. Но мяса надо докупить. Мы поехали в другой турецкий магазин, нам продали опять с костями, но в последний момент Вилли спросил у продавца, не может ли он нам отделить мясо от костей.
      –  Kein Problem! – Мясник за две минуты очень острым ножом отделил абсолютно чистые кости! Вот что значит профессионал!

 

Харчо мы старались делать, ни на шаг не отдаляясь от рекомендаций в кулинарной книге. Помню, что мясо надо очень долго варить. Всё это я делал в мастерской, где я собственно, проживал. Естесственно, хозяин, Лёня позвал своих друзей, мы с Вилькой своих, и на следующий день гости собрались на обед. Правда, утром, зашла жена Лёни, заглянула в кострюлю, где вчера варилась баранина, постучала до твёрдой, белой от жира корке и сообщила:
      – Вы с ума сошли! Это – и брезгливо показала пальцем – есть нельзя! – Во всяком случае эту корку надо выкинуть! – И гордо ушла. Я обиделся и испугался…

     

Но! Когда в бульон добавились все специи! И запах дошёл до ноздрей соседей! И когда холодная водочка была налита в стаканчики! И все гости замолчали, и кроме стонов и ахов за столом ничего не было слышно! Я понял, что всё мы сделали как надо! Немцы тут же потребовали рецепт и название этого блюда!

 

P.S.  Много позже я узнал, что Харчо по-грузински означает Суп из говядины!

 



 

 

4.  ВСТРЕЧИ…

Когда я первый раз приехал к моему другу Вилли в Германию, в один прекрасный день он говорит:

       – Я обещал тебе, что ты будешь работать в Германии? Так вот, ты  будешь работать в Германии!
       – Вилли, но я думал это шутка. Я… боюсь. Я же не знаю языка…
       – Ну и что? Ты же не языком будешь работать!

Короче, на следующий день он привёз меня в музыкальный магазин, который приметил как-то по пути, проезжая по городу. Зашли в магазин «Пиано Рональд Швегерль», ожидая, что нам придётся разговаривать с суровым стариком, Вилли промямлил на своём, ещё плохом немецком:
      – Нам бы поговорить с хозяином…
      – Слушаю вас – ответил молодой человек в джинсах. – Вилли уточнил:
      – Нам нужен господин Швегерль…
      – Я слушаю вас, – повторил  молодой. – Несколько сбитый с толку Вилли сказал:
      – Вот, не найдётся ли работа для настройщика у вас…

Швегерль, деловито уточнил:

     – Шварце? По чёрному? Может быть…

     – Ну да, он здесь в гостях у меня, так почему бы ему не подработать немножко?

   – Инструменты у вас с собой? Можно посмотреть? – Видимо, удовлетворённый осмотром,  хозяин подвёл нас к одному пианино и сказал:

    

– Вот этот инструмент надо настроить и интонировать, уж очень противный тембр у него. Потом поговорим.

Вилли жалостливо на меня посмотрел:
– Ну, уж ты того… постарайся…
– А я всегда стараюсь, сам знаешь…

Пока я расправлялся с инструментом, видимо китайского производства, Вилли и Рональд оживлённо о чём-то беседовали. Закончив работу, я поиграл, как обычно,  Швегерль подбежал, сам сел за инструмент, попробовал его:
      – О-о! Совсем другой звук! Теперь я его смогу продать!


Не знаю, кто был больше доволен – я, Швегерль или Вилли! Думаю – Вилли. Когда мы ехали домой, он ёрзал от возбуждения за рулём, и с улыбкой от уха до уха восклицал:   

    – Знай наших! А то – мо-ожет бы-ыть… – передразнил Вилли! – Я горжусь тобой, старик!



Я начал работать в магазине Швегерля. Потихоньку начал и язык учить – задавал много вопросов Вилли, обо всём, что касается работы. Не обошлось и без курьёзов. Например, я спросил у Вилли – как по-немецки «тряпка»? Он почесал в затылке:
      – Бабушка, вроде, говорила «Lumpen»…


Как-то Швегерль послал меня настроить пианино у его клиентов. Мне понадобилась тряпка, я гордый, от того, что могу задать вопрос по-немецки, попросил у них Lumpen. У них на лице полное недоумение – а что такое Lumpen? Полный провал Штирлица! Больше-то я слов немецких не понимаю. Пришлось показывать знаками –  руками, как я что-то вытираю. Непонимание. Наконец маленькая девочка догадывается:

– Ab wischen? – И с торжеством говорит матери: Lappen!              

Оказывается, много лет назад, во времена молодости Вилькиной бабушки, тряпка называлась Lumpen. Теперь никто не знает этого слова, и тряпка теперь называется Lappen!


В другой раз, по телефону Швегерль меня послал в центр, на Мариенплац, там есть в ряду магазинов пошивочная фирма, как я услышал, «Ида», там какая-то вечеринка намечается, Швегерль им поставил на прокат пианино. Шагаю, смотрю – ничего похожего! Возвращаюсь – нет такой фирмы. Только вчера Вилька мне посоветовал переспрашивать по буквам: «бухштабирен битте». Я нашёл телефон-автомат карточный, карточка у меня была. Позвонил Швегерлю – да есть, говорит, там такая фирма «Ида». Ну я ему и влепил: «бухштабирен битте!» Он говорит:
       – I , vie Erich;  D , vie Dora;  I , vie Erich; R , vie Richart.


Чёрт бы побрал его с его произношением, оказывается фирма называется «EDER» !! А он это произносит, как ИДА…
Не хуже английского, честное слово.


Как-то мне пришлось настраивать пианино у профессора каких-то общественных наук. Очень интеллигентный дядечка проводил меня к пианино. Первым делом я поинтересовался, не говорит ли он по-итальянски (уж этот-то язык я знал чуть лучше, чем немецкий). Оказывается, он очень прилично говорит по-итальянски. Начал он с того, что спросил:
       – Какая сейчас погода в Италии? – Нашёл же что спросить – я никогда в Италии и не бывал.
       – Не знаю, давно там не был, – почти честно ответил я, однако твёрдо решил до конца оставаться «итальянцем».


Профессор не стал мне мешать и ушёл в другую комнату. Я настраиваю старый инструмент, под настройку очень хорошо думается. Вдруг на память мне пришёл эпизод из фильма о Штирлице, где он говорит, что во время родов, его радистка Кэт будет кричать «Мама» по-рязански… и в этот момент громко лопается старая басовая струна! И я от неожиданности кричу: @@ твою мать!! Из соседней комнаты появляется профессор и говорит:
      – Но вы же не итальянец? – Я хохочу:
      – Но я и не говорил, что я итальянец, просто по-немецки я очень плохо говорю, я – русский.


Почему-то немцы очень хорошо относятся к русским. Даже те мои клиенты, которые во время войны были у нас в плену – никогда ни одного плохого слова не говорили о русских. Вот и у этого профессора ко мне сразу возрос интерес, и мы долго ещё разговаривали о том, о сём…
    

Мне пришло задание от Швегерля. По факсу, у Вильки очень слабо пишет факс, давно надо было заменить картридж. В факсе - адрес, время и очень срочно. Я нашёл на карте район, нашёл на каком автобусе туда ехать, но такого дома на карте нет! Дом 46.  А на карте только 34 дом, потом пустошь. Ладно, автобус заканчивает свой маршрут где-то около 20 дома, дальше я пошёл пешком, думаю, может карта старая и теперь построены ещё дома. Путь не близкий. Действительно, дальше – пустошь, заросшая кустами. Повернул назад, у кого бы спросить? Мимо меня пронеслись на велосипедах какие-то дети – девочка и мальчик. Ну, с моим языком, я у них точно ничего не узнаю. Потом у них произошло столкновение – мальчишка убежал вместе с своим велосипедом, а девочка упала, ушиблась, и на велике цепь у неё слетела. Она сидит на тротуаре и плачет. Какая-то старушенция подошла, стала её гладить и успокаивать (а я как раз подхожу), и слышу, как она её успокаивает, отряхивает, что-то ласково говорит ей по-немецки, усаживает на скамейку, вытаскивает из сумки банан и суёт ей в руки. Потом засучивает рукава кофтёнки, деловито переворачивает велосипед и глубокомысленно осматривает, что там можно сделать с цепью. Я восхитился – надо же, божий одуванчик, а какая хватка! Я остановился, может у неё спрошу? А она на меня недобро так посмотрела:
     – Чего вылупился! Пи@дуй куда шёл – гаркнула мне по-русски! – Я засмеялся:
     – Межет помочь?
     – Тю! Да ты русский что-ли? – изумилась бабуля, – Прости, милок, мне так уже надоели эти фрицы, все глазеют, а помогать никто не хочет!
     

Я открыл свой чемоданчик, слава Богу, инструментов у меня там полно всяких, мы с ней моментально всё сделали, я заодно затянул все разболтанные гайки, и девочка радостно поехала догонять своего обидчика.

 

Показал я бабульке свой факс, она посмотрела и говорит:

      – Выкинь свой факс, ни хрена не видно, такого дома здесь нет и не было никогда, скорее всего тебе нужен дом с номером 4 b, а не 46, так что шуруй назад!.. – Я поблагодарил её и повернулся уйти.

     – Нет, постой… – Сунула мне тоже банан – сядь, отдышись маленько… хоть поговорить с нормальным человеком...

      – Мы со стариком жили в Самаре. Я на заводе тридцать лет оттарабанила, думала, как и все, что так всегда будет…  А как возраст пенсионный забрезжил, так меня, досрочно на пенсию вытолкнули… А он, старик-то, старше меня, так он уж два года на пенсии… был. Работал он в милиции. Насмотрелся, какая она теперь, милиция-то… Хуже бандюков… В кино-то совсем другая жизнь у ментов, а в действительности всё не так. Там честным людям не место – не выживут. Выдавливают таких, как инородное тело. Всё продаётся, и все продаются. Короче, два года только на пенсии побыл и помер…

Помолчала.

      – Когда я ещё на заводе работала, приезжал один инженер из Германии, вроде опытом поделиться, вот он с моей дочкой и… поделился.  – Бабулька засмеялась, и вроде помолодела сразу. – Ничего не скажу – мужик, видать, неплохой, видный из себя. Быстро у них всё произошло, мы со стариком и моргнуть не успели, а уж и увёз он её к себе. В Германию. – Бабка спохватилась – да ты ешь банан-то, чего сидишь!

      – Да ем я, мамаша…

     – Марфа Васильевна я. Здесь меня все Мартой зовут… Ну, Марта, так Марта. Как хошь зови, только в крематорий не суй – перефразировала поговорку Марфа Васильевна.

      – Во время войны насмотрелась я этих фрицев, тоже разные среди них были, не все – сволочи. А не люблю я их – как вспомню войну, так и видеть их не хочу. Думала ли когда-нибудь, что жизнь свою буду заканчивать вот так… 


Марфа Васильевна загрустила совсем, подложила левую руку под локоток правой, прислонилась щекой к ладошке – ну ни дать, ни взять,  русская деревенская бабка.

      – Вроде здесь хорошо, и культурно все ведут себя, и порядок во всём… а поехала бы назад, не задумываясь! Всё здесь хорошо – а всё чужое…

    – Марфа Васильевна, вы вспоминаете молодость свою, вот и хочется вам туда вернуться. Сейчас-то нет уже того, что было, и старого города уже нет, и там уже всё чужое… Так что остаётся нам с вами только вспоминать, и вздыхать…

      – Да, после смерти старика моего, совсем тошно было, вот дочка и уговорила, увезла меня в Неметчину… а и здесь не лучше… хорошо, хоть внучка появилась – оживилась Марфа Васильевна – мы с ней вместе учились – она разговаривать, а я немецкий учила, а куда деваться, общаться-то с внучкой надо как-то. Правда, я её потихоньку русскому учу, зять ничего не говорит, но смотрит косо…

      – Сколько внучке-то?

     – Да уж в школу пошла… – Марфа Васильевна вдруг вскочила – Ой, засиделась я, сейчас внучка  из школы должна прийти, а я разболталась тут. Ну, прощевай, сынок, спасибо тебе.

       – Мне-то за что?

       – Не скажи… поделилась с тобой, и, вроде самой легче стало…

Вечером другу моему Вилли рассказал я о встрече на улице, о симпатичной Марфе Васильевне. Первое, что он спросил:

     – Телефон её взял?

     – Ох, ёжкин корень! И не подумал! Досадно…

 

 

5.  БРИЛЛИАНТЫ В КОНТЕЙНЕРЕ

 1. Я сразу почувствовал, что день начался неправильно, всё не так, как обычно. Обычно шеф приезжает и тут же начинает петь. Поёт псевдо оперные арии на тарабарском языке, аккуратно вставляя туда матерные русские слова. Правда, обитатели дома, на первом этаже которого расположен наш магазин, всё равно не понимают ни слова по-русски. Но поёт он так смешно, что у всех сразу поднимается настроение.


– Добрый день, герр Котовски! – Приветствует шефа Макс, хаусмайстер, то есть дворник, сторож, мастер на все руки – и всё это в одном флаконе.

– Доброе утро, Макс, замечательная погода сегодня! – Так бывает обычно, но сегодня Леонид, явно не в своей тарелке. Он молча прошествовал через заднюю дверь, буркнул приветствие, и схватился за телефон.


Леонид Маркович Котовский – владелец фортепианного магазина «Пиано Котовски». Когда я приезжаю на лето в Германию, я живу в этом магазине, точнее в мастерской при магазине. В мои обязанности входят настройка и ремонт пианино и роялей, которые продаются и сдаются на прокат, ну и их содержание в чистоте.

– Лёня, что случилось?

– Поставь чайник, у тебя в холодильнике есть чего пожевать? Мне сегодня не до завтрака было, жрать хочу, как зверь!

– Ну ты же знаешь, у меня всегда есть хлеб, колбаса…

– Опять колбаса – засмеялся шеф – Фаня сказала, что нельзя каждый день есть колбасу – это яд.

– Ты-то должен знать, что я девять месяцев в году не вижу колбасы у себя на родине – ну нет её у нас в продаже! А я люблю немецкую колбасу и буду нажираться на целый год вперёд!

– Ладно, ладно – разве я против, ставь чайник, сейчас всё расскажу!


В мастерской есть всё для жизни – есть раскладушка, холодильник, плитка, раковина, рядом, перед чёрным входом есть уютный туалет. Что ещё нужно советскому человеку в капиталистической стране! Есть и работа, неплохо оплачивающаяся, между прочим. Правда только 2-3 месяца в году, именно на такой срок дают гостевую визу…


Через несколько минут мы сидим за верстаком, застеленным газетами (всё-таки годы прожитые Лёней в СССР приучили его к минимуму удобств), попиваем чаёк, и Лёня, который не может долго находиться в унынии, бодренько рассказывает:

– Вчера было воскресение, а ты знаешь, я не могу сидеть долго без дела. Вот я и решил привести свой гардероб в порядок. Накопилось огромное количество шмоток, которые я не ношу давно. Полно обуви, ещё в хорошем состоянии, но неприлично же ходить долго в одном и том же! Я решил выкинуть кое-что, а кое-что засунуть в контейнер для помощи нуждающимся гражданам… В основном, приличные ещё туфли.

– То есть, ты хочешь сказать, что есть такие контейнеры в городе, где бедные люди могут вытащить то, что им понравится?

– Да, такие контейнеры есть, но вытащить из них ничего нельзя. Там, что-то вроде клапана – засунуть можно, а вытащить нельзя. Время от времени специальная служба относит заполненные контейнеры в некую церковь, там вещи сортируют, иногда люди могут найти совсем неношеные вещи, и совершенно бесплатно забрать их себе… Так вот. Вечером я заметил, что Фаня мечется по дому в сильном возбуждении…

– Лёнчик, а где твои старые башмаки?

– Дорогая, ты же сама сказала, что их давно надо выбросить! – Фаня упала на стул, и, каким-то сдавленным голосом прохрипела:

– И ты… их выбросил?! 

– Ну да! Ты же…

– Лёня… ты идиот… я в них спрятала своё бриллиантовое кольцо! – Фаня говорила всё громче, и в конце уже орала – я спрятала в них единственную по настоящему ценную вещь! Кольцо, которое стоит десять тысяч долларов, которое ты мне подарил на серебряную свадьбу! Придурок!

– Зачем?! Зачем ты его туда засунула? И мне ничего не сказала!


Я захохотал! Как представил себе ситуацию, ну просто не мог остановиться.

– Да, ты смеёшься… а мне было совсем не до смеха! Когда Фаня валялась в истерике, мне совсем было не до смеха!! Я думал она меня убьёт!..

 


Вечером я ужинал у своих друзей, которые хорошо знали семейство Котовских. Новость повергла всех в шок!

– Как! Лёнька выкинул кольцо, которым Фаня так хвасталась перед своими знакомыми, и стоимость которого она заявила в двадцать тысяч?! Она этого не переживёт!

– Ладно – не переживёт. Ещё как переживёт, это железная баба! Кстати вы знаете, какая у неё была девичья фамилия? Фаина Адмирал!

– Вот как, Адмирал! И какого же ранга?

– Безразмерного!


Пока компания довольно ржала, я пожалел, что рассказал им о происшествии. Всё-таки, Лёню мне жаль, и ситуация, конечно, идиотская. Он же не виноват, что Фане стукнуло в голову именно там спрятать ценную вещь!


На следующий день работа идёт, как обычно (то есть – никак не идёт, лето – никто не покупает фортепиано. Летом люди тратят деньги на путешествия. Лёня сидит за столом и мучает телефон.


– Ффу!.. – вытирает мокрую лысину шеф – нашёл я этого мужика – владельца фирмы, занимающейся контейнерами. Его самого не было, я поговорил с его женой. Рассказал ей всю правду, она обещала поговорить с мужем, вечером с ним конкретно договорюсь.


Следующим утром, от скуки я решил отреставрировать старенькое пианино, давно стоящее в мастерской, и не спеша, начал его разбирать, когда во дворе хлопнула дверца машины, и послышалось молодецкое пение матерного характера. Вошёл шеф, в прекрасном настроении:
     – Привет, ОйгОн! – Он почти каждый день называет меня другим именем (для собственного развлечения), впрочем, я от него не отстаю:
      – Доброе утро, Леопольд! Смотрю – у тебя сегодня хорошее настроение?
      – Настроение – как у хорошего настройщика – настроенное!


Вчера переговорил с этим контейнерщиком, завтра в 9 – 00 он в моём присутствии откроет ящик, и я найду свои башмаки. – Он прошествовал в бюро и оттуда послышалась ария Герцога из оперы «Риголетто» в его интерпретации: «@@ красавиц, @@@@@...» и т.д.


На следующий день, Маркыч (как только я его не называл, и Макарыч, и МаркОвич, последнее очень понравилось Фане, она даже однажды его ласково назвала – моя МаркОвка, он побагровел и ушёл прочь!), на следующий день Маркыч вообще не появился в магазине. И мне пришлось обслуживать потенциальных покупателей, как на зло выбравших именно этот день для посещения магазина. Я прилежно поиграл на всех инструментах, выставленных в магазине, настоятельно посоветовал одно, особенно приятно звучащее пианино, и даже продал (!) его. Правда, посоветовал им завтра оформить покупку и доставку у Котовского. Мне за это от Котовского полагался провизион, но, учитывая обстоятельства, я не стал на этом настаивать.


Лёня пришёл на следующий день. Опять мрачный.

– Мы с Фаней приехали в 8-30… вокруг контейнера валяются шмотки, среди них мои башмаки… Конечно же, я вызвал полицию, объяснил им ситуацию. А этот мерзавец вообще не явился! Конечно же это он решил инсценировать разграбление контейнера неизвестными злодеями, ведь, кроме него никто не мог вскрыть контейнер, только он знал о кольце. И достали только вещи, лежавшие выше башмаков и сами башмаки! Этот паразит, сволочь, по телефону ответил полиции, что он сегодня вообще никуда не выезжал, потому что, якобы машина у него сломалась… И мне не понравилось, как со мной разговаривали полицейские – конечно, они сразу услышали акцент в моей речи… Я им сказал, что я – солидный человек, гешефтсмен, конечно, я не коренной баварец, как этот негодяй, но это не значит, что со мной можно так пренебрежительно разговаривать. Короче, полиция не собирается ничего делать по этому делу… Вот так-то…


…Моя виза заканчивается, мне пора возвращаться «в родные пенаты». По этому поводу мы собираемся в китайском ресторанчике, чтобы хорошо… э… покушать. Взаимно благодарим друг друга за приятно проведённое время и надеемся на будущие встречи…

 

2. Когда на следующий год я приехал в Германию, я сразу попал на свадьбу. Коллега Наум отдавал замуж старшую дочь. Естественно, все коллеги и друзья были приглашены. Вы бывали на еврейской свадьбе? Я был первый раз. В шикарном ресторане, в огромном море родственников из всех уголков мира – маленький остров - жалкая кучка коллег. Тем не менее, тамадой был всё-таки наш – шеф, Леонид Маркович. В этом океане горланящей толпы родственников не нашлось охотников вести процедуру:

– Да вы что! Все будут есть и веселиться, а я буду сочинять тосты? Благодарю покорно!


Надо отдать должное чувству юмора Котовского – свадьба очень быстро вошла в нужное русло и веселье потекло бурным потоком! Очень скоро гости почувствовали себя «в своей тарелке» и (как и в синагоге), стали громко обсуждать свои насущные дела, мало обращая внимания на молодожёнов. Подвыпивший старичок – родственник со стороны жениха спрашивал отца невесты:

– Нёма! Я стесняюсь спросить с вас – зачем, когда вы держите микрофон, оттопыриваете средний палец? Вы на что-то намекаете?..


А свадьба катится по нужной дорожке, набирая темп. Спиртное льётся в стаканы, еда подкладывается в тарелки и исчезает с невероятной быстротой. Все уже очень громко разговаривают, музыка гремит, тамада наяривает на пианино.

– А вы знаете, какой форшмак делает тётя Витя! Её золотые руки надо положить в Национальный банк! Так что, если где-нибудь вы увидите несчастную женщину – инвалида без обеих рук – знайте, это тётя Витя!

– Мажьте масло! Мажьте масло!

– Да мажу я, мажу!

– Но я же вижу – вы кладёте куском!


Совсем захмелевший «стеснительный» старичок всё пристаёт к Науму:

– Нёма, а кроме пальца у вас ничего не оттопыривается? Соня, перестань меня дёргать – я имею в виду его карманы…

Пока официанты меняют приборы, гости направляются в фойе – покурить, рассказать пару анекдотов. Недалеко от нашей группы курящих, на диванчике, в одиночестве сидит Ида. Муж её уехал в Израиль к больной маме. Ей очень хочется послушать, о чём мы говорим, кажется, левое ухо у неё стало больше, впрочем, может мне так только кажется…


– В Баку в  магазине игрушек, после обеда сидит продавец, пьёт чай, покупателей нет – самое время подремать.  Заходит расфуфыренная дама с маленьким мальчиком.

– Слушаю Вас!

– У сынишки день рождения, он выберет себе игрушку. – Мальчишка долго осматривает полки позади продавца, наконец,  показывает пальцем:

– Хочу вон того медведя!

– Продавец достаёт медведя…

– Нет, хочу вон тот самолёт! – Продавец, кряхтя, достаёт самолёт…

– Нет, не хочу самолёт… Хочу… во-он ту, наверху, машинку!


Толстый продавец придвигает стул, карабкается на него, тянется к машинке и… с грохотом падает! Тяжело поднимается, потирает ушибленное место и говорит:

– Гражданка, вы меня извините, но, мальчик, я …


В это время Иду хлопает по плечу подруга:

– Идка, пойдём скорее, там та-акой торт на столе! – Ида с сожалением и досадой смотрит на хохочущих мужчин и нехотя поднимается с дивана…

 

… Я опять в магазине Котовского, всё по-прежнему, я так же живу в мастерской, встречаюсь со старыми друзьями, чему несказанно рад. После обеда, «сервированного», опять же на застеленном газетой верстаке, Лёня, удобно устроившись на стуле, говорит:

– Ну, давай, закуривай! – И прикрывает глаза, на лице блаженная улыбка.

– Лёня… я бросил курить и трубку даже не взял в этот раз… – Котовский подскочил, улыбка сползла с его лица.

– Шутишь! Ты с ума сошёл?! Я девять месяцев каждый день вспоминал запах твоего табака, и тебя с трубкой! А теперь ты говоришь бросил?! Кто ты после этого?


Я вижу, что это не поза, он действительно расстроился. Ну что же, пришлось следующим утром пойти в магазин, купить трубку и мой любимый табак «Sweet Mango» фирмы Даннеманн. И когда Лёня, распевая свои идиотские и очень смешные песни, зашёл в магазин, остановился, и, нюхая воздух, удовлетворённо сказал:

– Ну вот – Ойген приехал!


После обеда, раскуривая очередную трубку я попросил:

– Давай рассказывай, как вы тут жили, что хорошего произошло, пока меня не было. Кстати, как закончилась эпопея с украденным кольцом? Или всё так и осталось?

– А чем закончилась… Я отомстил этому баварцу! Ты помнишь Гену, беглого прапорщика? Так вот, мы с ним придумали план, а Гена (большой любитель и знаток вооружений, взрывчатых веществ и прочих трихомудий), с большим удовольствием взорвал этот грузовик! Конечно, – поспешил сказать Лёня – никого в машине не было. Да и особого вреда грузовику взрыв не нанёс, но задний мост был повреждён.

– Вот это да! Ну, ты удовлетворён?

– Ну, конечно, я рад, что эта гнида получила по морде, фигурально выражаясь… но… кольцо-то я не вернул этим…


Работы в этом году было много, заказов на ремонт было достаточно, да и продажа инструментов шла прилично. Но обеденное и послеобеденное время, проведённое с трубкой в зубах и наши разговоры – это священное!


Подходил к концу срок моего пребывания в Германии, жалко было уезжать. Расставаться со старыми друзьями ужасно не хотелось, я понимал, что, скорее всего, это мой последний визит в эту, так тепло встретившую меня, страну.

 

Но неумолимое время идёт не смотря ни на что… Напевая свои невообразимые песни, в магазин влетает Котовский:

 

– Елисей! Ты будешь очень смеяться! Фаня таки нашла кольцо!!  В тумбочке!...

 

Мы долго смеялись, вспоминая все перипетии этой эпопеи, потом помолчали и я произнёс:

– А как же быть с этим баварцем – контейнерщиком? Значит, зря вы его взорвали? – Лёня философски, менторским тоном сказал:

 

– Воровство, даже неудавшееся, должно быть наказано…

И он, ей богу, прав…

 Ашхабад, Март 2017





<< Назад | Прочтено: 334 | Автор: Сапегин Е. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы