RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Нелли Эпельман-Стеркис


ТАКОЕ ДОЛГОЕ СТРАНСТВИЕ


Осень

Нельзя сказать, что Элла пылала особой любовью к математике. А занесло её на мехмат лишь потому, что там, по слухам, не заваливали инвалидов пятой группы. Так, возможно, и случилось. Когда сдавала вступительную устную математику, то на два вопроса ответила, а вот с третьим вышла заковырка. Элла вызубрила всю школьную программу, а вот решить нестандартную задачу не сумела. Пораскинуть умом не получалось. Вопрос оказался таким: «Подсчитайте сумму очков домино». Она подошла к столу, где сидели преподаватели:

— Я никогда не играла в домино и понятия не имею, как оно устроено, — сочинила Элла.

— А на другие вопросы ответили?

- Да.

— Тогда садитесь.


Элла блестяще ответила на остальные вопросы, решила задачу и схлопотала четверку, чему нежданно обрадовалась – ведь могли и попереть! Набрав 18 баллов из двадцати, стала она студенткой. Математикой Элла не очень интересовалась, разве что так, чтобы получить корочку.


Иногда снились кошмары. Однажды увидала сон, что вытаскивает билет на экзамене с вопросом, на который не знала ответа: «Применение аналитической геометрии в сельском хозяйстве».

В другой раз привиделась чушь, что когда на экзамене попросили взять производную от слова «морг», она не растерялась, объяснив: «Производная от слова «морг» — «моргает». Когда человек умирает, то перестаёт моргать».


Элла тянула лямку на вечернем уже пятый год. После занятий, которые заканчивались вечером без двадцати десять, брела утомленная со своим однокашником Борькой по аллее сада Шевченко, которая выходила на эдакий харьковский Бродвей — улицу Сумскую. Погода октябрьская, еще не противная, сухая, с опадающими листьями, которые издавали терпко-горький запах, когда на них наступали. Вдруг навстречу им попался какой-то Борькин приятель.

— Познакомьтесь!

— Илья, — представился встречный. 

— Элла, — отрекомендовалась. 

Никакого интереса это у Эллы не вызвало. И она забыла о его существовании.  


Приближалось 7 ноября. По обыкновению, тусовались у кого-то дома. А с этим всегда возникали проблемы, ведь непросто найти точку без предков. В этот раз им подфартило: родители Эллы сами куда-то умотали с ночёвкой отмечать октябрьские и оставили ей квартиру в полное распоряжение. Грех не воспользоваться такой классной удачей! Надумали погулять у Эллы. Наметились три пары: Борька с девушкой, Илья с какой-то красоткой и Лёня с кем-то. Элла поинтересовалась: «А кто-либо ещё?» Ей ответили: «Ну, разумеется». На самом деле не нашлось никого, и Элла оказалась в своём доме лишней. Она разозлилась. Просто-напросто воспользовались квартирой. Настроение — паскудное. К тому ж, как-никак, 23 года, а на горизонте пусто, как в пустыне Гоби. 

 

Выпивали, закусывали какой-то снедью, которую приволокли вскладчину, танцевали. А под конец завалились спать: кто – в гостиной на диване, а кто – в спальне. Когда наутро проснулись, ещё не очухавшиеся от бодуна, к Элле подошёл Борька: «Мне надо с тобой поговорить». Элла удивилась: «Что тебе надо от меня?» Он замялся:

— Видишь ли, Илья хочет с тобой встретиться. 

— А чего сам не предлагает? 

— Смущается. Не возражаешь? Сегодня в семь часов вечера у часов мира. Знаешь, где это находится?  

— Ну, знаю. 

— Ну что, ты согласна?  

— А как же та девица, с которой он пришел?  

— Так она случайная, проходная... 

Элла удивилась такому повороту событий. Тогда это называлось «забить стрелку».  

— Ну ладно... — неуверенно согласилась Элла.

 

Вечером она отправилась на подвернувшееся свидание. Погода изменилась на промозглую, срывался противный холодный дождь. Всё казалось неуютным, и начинающийся мороз просто врезался в кожу. Илья предложил пойти в кино в парке Горького, и они направились вверх по Сумской. Подойдя к кинотеатру, Илья купил билеты. И вошли в зал совершенно замерзшие. Кинотеатр выглядел как деревянный сарай, вовсе не предназначенный для получения удовольствия. Сыро и холодно. Наконец ничем не примечательный фильм закончился, и Илья пошел провожатьЭллу. А на прощанье решился поцеловать. Ей этого совсем не хотелось, и вообще всё происходило уныло... Когда Илья предложил встретиться на следующий день, Элле показалось неудобным отказаться. 


Проснувшись на другой день утром, она поняла, что ей никак не хочется видеться с Ильей. Встреча ненужная и тоскливая. Взяв посуду, которую мама занимала у сестры, чтобы отпраздновать день рождения, пошла относить на улицу Карла Маркса. Тётя жила в коммунальной квартире со множеством соседей и единственным достоинством — телефоном. Элла этому очень завидовала, так как у них телефона сроду не существовало.  


С месяц назад у Эллы случился умопомрачительный роман. Придя поздравить подругу с днём рождения, она увидала незнакомца в белоснежной нейлоновой водолазке.

«Недурён», — отметила про себя Элла, — «прямо Ален Делон». Но увидев рядом спутницу, вздохнула: «Хороша Маша, да не наша».


В середине вечера Олег неожиданно с подругой исчез, а через некоторое время вернулся один. А потом как-то так сложилось, что он отправился провожать Эллу, и с этого момента начались головокружительные отношения, которые длились ровно восемь дней. А потом возлюбленный улетел в Сочи. Олег тоже занимался в универе, только на филфаке. Его лекции проходили на том же шестом этаже, что и у Эллы. У Олега в потоке училось около ста человек, но только четыре представителя мужского пола. Хотя девушек предостаточно, он почему-то выбрал Эллу. Олег заглядывал к ней в аудиторию, вытаскивал примерную студентку с занятий, и они бродили по улицам или заходили в кафе-автомат чего-либо перехватить. Встречались каждый день, и Элле тогда показалось, что они не в состоянии существовать раздельно. Хотя их встречи длились всего неделю, Олег звал её с собой в отпуск в Сочи. Элла не могла поехать, и он улетел один. Правда, обещал писать. Но – увы! От него не пришло ни ответа, ни привета. Неизвестно почему, но всё заглохло с его отъездом, и разлука в месяц их развела. 


Чёрный аппарат в коридоре притягивал Эллу, как черный квадрат Малевича, и, протянув руку, чтобы позвонить, она поначалу отдернула её, но все-таки не устояла перед соблазном. Как ни странно, Олег мгновенно схватил трубку, будто ожидал её звонка.  

— Привет, Элла! Так рад тебя слышать! — он мгновенно узнал её голос, вроде не существовало ужасного месячного расставания. — Откуда ты звонишь? 

— Да тут, от своей тети, на Карла Маркса, рядом с Музкомедией. 

— Можешь подождать пару минут? Я живу неподалёку, на Свердлова, в десяти минутах ходьбы. Только что прилетел из Сочи и хочу тебя видеть!

 

Он примчал с громадной охапкой белых хризантем, которую приволок из Адлера. В Сочи Олег отрывался на полную катушку: кутил, шлялся по ресторанам, играл в карты на пляже и даже иногда окунался в море. 


Олег, сорвиголова, подравшись и сгоряча кому-то врезав, загремел в тюрьму на пятнадцать суток за хулиганство, где его обрили наголо. Лысым он выглядел точь-в-точь, как Юл Бриннер из «Великолепной семерки» – стильно и привлекательно. Красавчик, одним словом. А ведь Элла мнила себе, что равнодушна к мужской наружности. 


Оставив цветы у Эллы дома, они бродили по городу, а вечером зашли поужинать в ресторан «Люкс». Помня о пропущенном свидании, Элла мучилась легким угрызением совести, но – наплевать, когда хорошо с другим и ощущаешь приподнятость и благодать! Они заказали шампанское и цыплёнка «табака» с жареной картошкой. Олег разочаровался в своём сочинительстве, но читал стихи запоем, удерживая их в памяти целую пропасть и цитируя бесконечно. Он читал ей Пастернака: 

 

Красавица моя, вся стать,  

Вся суть твоя мне по сердцу,  

Вся рвется музыкою стать,  

И вся на рифмы просится.  

   

И рифма не вторенье строк,  

А гардеробный номерок,  

Талон на место у колонн  

В загробный гул корней и лон.  

   

И в рифмах дышит та любовь,  

Что тут с трудом выносится,  

Перед которой хмурят бровь  

И морщат переносицу.  

   

Красавица моя, вся суть,  

Вся стать твоя, красавица,  

Спирает грудь и тянет в путь,  

И тянет петь и – нравится.  

 

Олега следовало, как Хемингуэя, читать между строк. Если бы не его признание, когда выходили из ресторана: «Я тебе сегодня сделал предложение», — ей бы сроду такое не пришло в голову.  

 

Лето

Пролетело три с половиной года. За это время Элла успела выйти замуж, родить дочь и разорвать брак. Олега одолевали увлечения, непригодные для семейной жизни. К сожалению, стало понятно, что так будет всегда. Олег никогда не изменится. Оставалось два выхода: либо смириться, либо уйти. Он написал в письме: «Я нашёл в тебе женщину столь желанную, подругу столь совершенную, наставника столь методичного, чтобы, встретив, никогда не потерять». Элла надеялась, что ради неё муж откажется от безумств. Но – увы! Официального развода не произошло, но вместе уже не жили. 


Стояло какое-то безрадостное лето, когда мало политые цветы засыхают, а в воздухе парит что-то тяжёлое и душное. Родители с дочерью уехали на дачу, а Элла скучала в пыльном Харькове.  


У них не висело объявление на книжном шкафу «Не шарь по полкам жадным взглядом. Здесь не даются книги на дом!» — ей не очень-то нравилось давать читать свои. Их истрепывали, замызгивали и часто забывали возвращать. Ей нравились книги наощупь, на взгляд, на запах, и относилась она к ним как к святыням.


А новые издания, с ещё пахнущей мелованной бумагой, вызывали трепетное ощущение. Неожиданно вспомнилось, что давно дала почитать Борьке тогда ещё мало кому известного Аркадия Аверченко, которого тот не вернул. Чувствуя неловкость, всё же решилась звякнуть и напомнить.  


Борька принёс книгу и, к немалому удивлению, пришёл не один, а с Ильей, которого она когда-то проигнорировала и даже по-хамски с ним поступила, что, в общем, ей не свойственно.  


Элла взглянула на пришедшего по-другому: надежный, из хорошей семьи, в очках. Не пьёт, не курит и, кажется, не забыл её, хотя знакомы всего ничего. Элла была тронута. А в том далёком давно ушедшем году предпочла другого... Как она могла выбрать Олега, с которым жить-то, как на вулкане, и неизвестно, что день грядущий ему готовит, и придёт ли домой ночевать или завеется-завихрится!


Отправились втроём прошвырнуться, но как-то так получилось, что Борька исчез, и Элла с Ильей остались вдвоём. Вот так и началось их долгое странствие. 

 

Как-то, сидя в кафе, Илья признался: 

— Мне нужно кое-что рассказать.  

— А что такое? 

— Дело в том, что я болен. 

— Не может быть! Ведь тебе только двадцать семь, — удивилась Элла. 

— У меня нашли энцефалит.  

— А что за бяка такая? 

— Ничего хорошего. Энцефалит – опасное заболевание, так как поражает головной мозг – центр всего. Болезнь страшна ещё осложнениями: вызывает расстройство психики, отражается на позвоночнике, ослабляет зрение и слух.  

— А как тебе удалось эту гадость подцепить? 

— Это воспаление мозга, которое возникает от укуса инфекционного клеща. 

— А как это проявляется у тебя? 

— Головными болями. Не могу находиться на солнце. Ну, на самом деле, всё не так страшно. Весной и осенью ложусь в пятнадцатую больницу, Сабурову дачу, на месяц, где прохожу курс лечения: уколы, витамины, процедуры. Всё под контролем. Один только раз смертельно испугался, когда случайно прочитал в истории своей болезни, что у меня подозревают опухоль мозга. Ну, от испуга и грохнулся. 

— А диагноз подтвердился? 

— Уже прошло после этого несколько лет. Если бы оказалась опухоль, то я не сидел бы с тобой сегодня. 

 

Начало

Илья приходил к Элле, и парочка отправлялась куда-нибудь. Как правило, он появлялся вовремя, но иногда всё же опаздывал, объясняя это какими-то фантастическими детективными россказнями. Типа того, что его преследовали и пришлось запутывать следы, чтобы не привести «хвоста». Элла обычно выслушивала объяснения вполуха и не придавала особого значения. Так было до тех пор, пока она сама не убедилась воочию в правдивости его слов. Однажды бедолаге не удалось избавиться от преследования и замести следы, и, когда уже вышли на улицу, у ворот их поджидала какая-то особа, довольно привлекательная. Илья вскипел: «Убирайся, не смей ходить за нами!» Та в ответ заорала: «Вы даже не представляете, какой он подлец! Обещал жениться и обманул!»   


Элла с Ильей двинули, но девица последовала за ними, выговаривая: «Опомнись, Илья! Как ты мог так со мной поступить!» Тут Илья не выдержал: «Элла, постой в стороне. Я сам с ней разберусь. Это не для твоих ушей». Он отвёл девицу в сторонку и что-то грубо сказал, типа «Проваливай и чтобы ноги твоей здесь не было!» После этого она за ними не поплелась, но настроение испоганилось. 


— Ты можешь объяснить, что происходит? — поинтересовалась Элла. 

— Мы познакомились пару лет назад в гостях у общих знакомых. Лена мне понравилась. Ты же сама могла убедиться, что она довольно неплохо выглядит. Мы стали встречаться, и дело шло к венцу. Подали заявление, определились, когда и где сыграем свадьбу, пригласили гостей. Невеста купила свадебное платье и всю такую мишуру. Где-то за пару недель до торжества я вдруг осознал, что сделаю непоправимую ошибку, женившись на ней, и всё разорвал. Я понимал, что это жестоко с моей стороны, но до меня дошло, что я не смогу с ней жить, и решил, что легче всё прекратить до свадьбы, чем после. Ты же видишь, что Лена какая-то не такая... Разрыв вывел её из равновесия, и обиженная начала за меня бороться. А это как раз тот случай, когда насильно мил не будешь. Чем больше она за меня хваталась, тем больше я убеждался в правильности своего поступка.  


Отвергнутая побежала жаловаться в партком, чтобы заставить меня жениться. А там спросили: «Вы беременны?» ...Какая беременность! Мало того – у нас даже не случилось ни разу физической близости. Я бы не возражал, но она динамила, считая, что это — верняк, чтобы заарканить. Ну, ей ответили, что ничем помочь не могут. Не за что зацепиться. 


Элла догадывалась, что, по-видимому, бывшая невеста следила за ними не один раз. Как-то новые босоножки натерли Элле ногу, и она хромала. Покинутая тут же донесла об этом Борьке, что Илья встречается с неполноценной особой, которая к тому же хромоногая. Боря напрасно пытался её переубедить. 


У Эллы тоже сложилась непросто. Хотя с мужем уже жили раздельно, но официально не развелись. Олег считал, что разногласия — временные сложности и претендовал на жену. Как-то Элла с ужасом столкнулась с выпившим Олегом, когда тот с топором подкараулил её возле дома и заявил: «Если тебя с кем-нибудь увижу, то убью сначала тебя, а потом себя». 


Правду говорят, что от любви до ненависти один шаг. Олег оказался не тем, кем себе представляла влюблённая Элла. Разуверившись, она стала ощущать его кем-то чужеродным. Стало страшно, она даже начала бояться мужа, как нечто способное раздавить. Виделись они очень редко, так как бывший пропадал в командировках, работая в пуско-наладочном управлении. Брак фактически распался, и Элла подала на развод. Олег же настаивал на том, что Элла сама срубила ветку, на которой сидит, и всё разрушила. Как-то Элла прочитала, что самое высшее проявление женской любви — родить от любимого. Грех жаловаться! Ведь появилась на свет замечательная малышка...


Уйдя от мужа, Элла пошла изучать английский на курсах. К счастью, жила с родителями, которые обожали внучку и заботились о ней. А папа Эллы согласился на всё, лишь бы Элла училась. 


Элла обычно виделась с Ильей по выходным и по средам, когда он встречал ее после занятий, потом гуляли или отправлялись в кинотеатр «Москва», который находился рядом. Так шли недели и месяцы. Всё образовалось.

 

 Ялта

Следующим летом Илья отправился в турпоход, закончившийся в Ялте, и ожидал Эллу, которая собиралась туда прилететь. С этим возникли трудности, так как отпуск предстоял только ноябре. Поэтому пришлось заплатить в прямом смысле кровью за два отгула. В тот раз забор донорской крови получился неудачным. После того, как у неё выкачали 200 граммов, она, сидя на стуле, почувствовала, как из глубины живота подступает к горлу тяжелая, обжигающая холодом обволакивающая дурнота. Ей принесли гранёный стакан сладкого чая, но, не успев отхлебнуть, она грохнулась без сознания. Когда очнулась, то обнаружила, что лежит на полу с осколками от разбитого стакана и мокрая от разлитого чая. Ещё пара отгулов накопилась за выходы на дежурство добровольной народной дружины, а тут ещё случился Первомай и День Победы, и она полетела в Ялту.  


Самолёт опаздывал на несколько часов, и Эллу охватил ужас. Аэропорт находился в Симферополе в паре часов езды от автобусной станции в Ялте, где её ждал Илья. Последний автобус, к несчастью, укатил, поэтому схватив такси, она понеслась по горной извилистой дороге в Ялту. 


А вдруг Илье надоест, и он покинет свой пост, так как Элла намного задерживается? Что же тогда делать ночью одной в чужом городе, не имея ни адреса Ильи, ни вообще ничего? Но, слава Богу, Илья терпеливо прохаживался, ожидая автобуса, хотя опоздавшая появилась далеко за полночь. 


Вместе добрались до места, которое снял Илья. Жилище представляло собой комнатёнку, где смогла разместиться лишь широкая кровать, заполнившая собой всё пространство, оставив узкий проход в полметра с колченогим стулом, служившим одновременно всем: и стулом, и столом и шкафом, так как на нем развешивались их скудные манатки.   


Илью толком ничего, кроме кровати, не интересовало – он мог там провести все дни и ночи. А Элла любила Ялту. В мае город благоухал цветущей ленкоранской акацией, прозванной в народе мимозой, и другими южными растениями. А вечерами они прогуливались по набережной, наслаждаясь солоновато-горьким запахом Чёрного моря и  шуршащими как шёлк волнами.  


Элла никогда не сомневалась в том, что за всё хорошее надо расплачиваться. Ялта осталась в прошлом, а она «залетела». Если бы Илья захотел, то ребёнка бы оставила, но он промолчал, и как-то само собой подразумевалось, что от него придётся избавиться. Элла решилась на экзекуцию, не предполагая, что навсегда лишилась возможности иметь детей. 


В мерзком настроении сидела она в приемной, ожидая своей очереди, и читала Владимира Солоухина, которого захватила с собой. Рассказ назывался «Девочка на урезе моря». Это ж надо, чтоб он попался ей именно в тот момент, когда пришла на операцию, чтобы избавиться от ребёнка! История рассказывала о том, что герой каждый год приезжал отдыхать на море и всё время останавливался у одних и тех же людей в течение двенадцати лет. За это время в семье выросло двое детей. У рассказчика установились с хозяевами доверительные отношения. Как-то он сидел и разговаривал с хозяйкой, и та созналась, что собирается сделать аборт. Дети уже подросли, скоро внуки будут, и ещё один ребёнок им совсем ни к чему. У гостя вырвалось: «А не жалко?» Вскоре он уехал и не приезжал на море несколько лет. Когда ему удалось вырваться и появиться в посёлке, писатель столкнулся с девочкой, которая потрясла его своей некрасивостью, так как родилась с заячьей губой. Со смышлёной и живой девчушкой оказалось интересно общаться, но повествователь с ужасом ожидал встречи с Катей, её мамой. Даже не распаковал свои вещи, уверенный, что ему откажут – вроде как оказался виновником рождения ущербной дочери. Вскоре пришла сияющая Катя, которая выразила своё признание и радость, потому что родила очаровательную малышку, которою безмерно любит и очень счастлива. И если бы не автор, то ребёнок не увидел бы свет...


Эллу позвали на операцию, когда та ещё находилась под впечатлением прочитанного. Она полулежала в кресле, испытывая мученическую боль, и пыталась сосредоточиться на листьях тополя в окне, которые шевелились от порывов ветра. Эти трепещущие листья врежутся ей в память на всю жизнь.


Сочи

Каким-то летом Илья с Эллой собирались отправиться в турпоход на Кавказ, который заканчивался в Сочи. Элла уже предвкушала поход, обожая предотпускное время, которое добавляло наслаждения к поездке. Но тут как гром с ясного неба на Эллу накинулась зубная боль, и пришлось срочно побежать к дантисту. Судьба ей улыбнулась. Врач оказалась молодой симпатичной женщиной. Она предложила: «Конечно, я могу Вам поставить пломбу, но боюсь, что Вы меня будете ругать».

— Что за вопрос? Даже не сомневайтесь. С какой стати начну вас ругать? Ставьте, конечно.


Врач оказалась неправа. Элла её не ругала, а проклинала. Высоко в горах началось нечеловеческое испытание. Страдалица выпила все болеутоляющие, которыми запаслась группа в тридцать человек, и всю водку. Никакие красоты, горы, снега, леса Эллу не интересовали. Вся жизнь сосредоточилась на крохотной зубной пломбочке. Несчастная вскрикивала от боли, если случайно касалась зуба языком. Когда после принятия очередного  анальгина наступило короткое просветление, Илья попросил постирать ему носки. Элла возмутилась и наотрез отказалась заниматься толстыми шерстяными, пропитанными потом носками:

— В обязанности любовницы это не входит.

Илья насупился и перестал разговаривать. Элле стало не по себе, и по доброте душевной она уступила и постирала. Мир восстановился.


Как только оказались в Сочи, тут же помчали на главпочтамт, где Илье вручили толстую пачку писем. Родители посылали по два письма каждый день – не дай Бог, если вдруг какое-нибудь письмо затеряется! Но Илье показалось этого мало, и он заявил, что должен позвонить по межгороду, чтобы удостовериться, что дома всё в порядке. В те годы международная связь была особой головной болью: чтобы сделать звонок, нужно выстоять нудную и долгую очередь. Элла устала, вспотела, измучилась и жаждала долгожданного моря.

— Послушай, Илья! Может, звякнем завтра? У меня осталась в Харькове дочь и папа с мамой. Я не получила от них ни единой весточки и не могу позвонить за неимением телефона. Здесь жарко и противно. Давай лучше отправимся на море?—взмолилась Элла.

— Пока не поговорю с родителями, никуда не пойдём, — отрезал Илья.

 

На следующий день отправились в поликлинику. Эллу спросили:

— Какой зуб болит?

Она показала: «Вот этот.»

Ни слова не говоря, сделали укол новокаина в десну. Элла подумала: «Какой замечательный город Сочи! Даже лечат под наркозом...».


Через некоторое время позвали и усадили в кресло. Страдалица села и увидела, что к ней приближается громила со щипцами, будто собираясь пытать.

— Что Вы собираетесь делать?! — заорала от испуга Элла.

— Вы, что ненормальная? — рассердился мужик. — Рвать, конечно!

— Мне не надо ничего выдирать, — возмутилась Элла, — даже ни о чем не спросили...

— Знаете что, если Вы такая умная, то пока наркоз не кончился, попросите, чтоб Вам высверлили пломбу. Только Вы эту боль не выдержите.


Элла без очереди прорвалась к лечащему врачу, и та начала сверлить. Боль разодрала на куски, из глаз посыпались искры, но несчастная выдержала эту нечеловеческую пытку. Как только открыли зуб, сразу полегчало. Зубной врач посоветовала полоскать рот и выписала рецепт на соду. Элла вышла из кабинета расстроенная. Да где же в чужом городе достать соду, когда в магазинах не продают, а знакомых нет? Слава богу, Илья умел жить при развитом социализме.

 

— Не волнуйся. Я знаю, как добыть соду.

Они зашли в аптеку и протянули рецепт.

Ответ прозвучал однозначно:

— Соды в продаже нет.

Илья возразил:

— Это неправда. У вас сода есть, так как вы её используете при изготовлении лекарств.

Позовите заведующую!


Затем убедил начальницу, чтобы им продали соды на одну копейку. Этого небольшого пакетика вполне хватило, чтобы подлечить зуб. В то время полная коробка соды стоила четыре копейки, только в продаже её сроду было не найти, и обычно соду доставали у спекулянтов.

 

Визит

Однажды ночью Элла проснулась от режущей боли в животе. Она выпила кучу всяких лекарств, какие только нашлись в доме: фестал, аллохол, но-шпу, анальгин. Мука не уменьшалась. Разбудила маму. Та среди ночи позвала соседку с верхнего этажа, тетю Розу. Соседка пощупала живот и покачала головой: «Если боль не уймётся, вызывайте скорую!»

 

К утру резь утихла, и Элла успокоились. Тетя Роза работала терапевтом в студенческой поликлинике. Суббота — рабочий день, но перед уходом на работу она навестила Эллу:

 — Собирайся, поедешь со мной! Пусть тебя посмотрит хирург. Мне не нравится твой живот.


Хирург осмотрела Эллу:

— Я вызываю «скорую». У тебя приступ аппендицита.

Несмотря на возражения Эллы, врач не сдалась:

— Никуда не отпущу! Теперь я за тебя отвечаю.


«Скорая» отвезла беднягу в больницу. Элла еле упросила медсестру, чтобы позвонить Илье:

— Пожалуйста, поезжай ко мне домой, сообщи маме, где я. Привези, пожалуйста, халат, тапочки и зубную щётку.


Через полчаса Илья появилсяу Эллы.

— Ну я же тебя попросила поехать к маме! Она с ума сходит, ничего не знает – где я и что со мной. Папа в доме отдыха, а она наедине с моей дочерью.

— Не нервничай. Сейчас уже вечер. Суббота. Никто тобой заниматься не будет. Завтра воскресенье – тем более. А в понедельник найдём хорошего хирурга.


Как только за ним закрылась дверь, Эллу отвезли на операцию. Сделали локальный наркоз, но Эллу всё равно пронзала боль. Особенно сильно в момент, когда отрезали аппендикс. Почему в Совке любое, даже небольшое вторжение в тело становилось адской пыткой? Что это? Нехватка новокаина, жадность или просто бездумная жестокость? Много лет спустя, уже в Америке, когда ей удаляли косточку возле мизинца на ноге, тоже под местным наркозом, Элла совершенно не чувствовала мучения. Мало того – попросили, чтобы та принесла видеокассету, дали наушники, чтобы во время операции смотрела любимый фильм «Аромат женщин» с Аль Пачино в главной роли. 


Элла не сомневалась, что врачи рассеянны и часто что-нибудь забывают в животе после операции, а затем пациент умирает от заражения. Так как умирать не хотелось, то несмотря на жуткое состояние она сама контролировала ситуацию. Когда уже начали зашивать разрезанный живот, уточнила: «Вы пересчитали инструменты? Ничего не забыли внутри?» Хирург тут же прореагировал: «Только большие ножницы. Всё остальное в порядке».


Когда Илья вернулся после посещения мамы Эллы, то ему с большими ухищрениями удалось проникнуть в закрытую на ночь больницу. Элла уже лежала в послеоперационной палате к немалому удивлению приехавшего. В воскресенье он улетел в очередную командировку, а Элла продолжала маяться. Температура была под сорок, болел истерзанный живот. Она взмолилась: «Позовите врача! Мне что-то совсем нехорошо...» Наконец после пары часов хирург по фамилии Кишкарь, который резал живот, появился.

— Почему Вы так долго не приходили? — укорила Элла. — Мне плохо!

— Вы умрете, но не сегодня, — рассердился Кишкарь, — а я пытался спасти умирающую. И, вообще, как Вы хотите себя чувствовать после операции?


Через пару дней её проведали родители Ильи. Они принесли мандарины, яблоки и ещё кучу всякой еды. Говорили, кончено, об Илюше, который так некстати уехал в командировку и не мог прийти к Элле, поэтому и навестили. Элле понравилось чувствовать себя как бы членом их семьи.

 

Белые каллы

Длинные четыре с половиной года слепили их. Илья отшучивался: «Понятия не имею, почему тебя люблю?»  Он часто ездил в командировки в Москву и привозил всякие дефицитные товары, которых днём с огнём было не добыть в Харькове. Зимой, жестоким февралем папу Эллы сразил инфаркт, он лежал в больнице, и мама исправно проведывала его каждый день уже два месяца. Если бы она пропустила хотя бы один день, папу это могло разволновать и доконать. В воскресенье мама уехала в больницу к папе, а Элла с Милочкой, семилетней дочерью, поехала на вокзал, чтобы встретить Илью и забрать продукты, где столкнулась с его отцом. Поздоровавашись, он посмотрел на Эллу и её дочь, как ей показалось, как бы в недоумении.


Другим разом Илья надолго задерживался в командировке и передал продукты через проводника. Элла опять поехала на вокзал, встретила проводника и забрала передачу для себя и его предков. А после позвонила им, чтобы привезти посылку. Собираясь в гости, тщательно готовилась к встрече, прихорашивалась. Ей хотелось им нравиться. Илья жил далеко, в так называемом микрорайоне «Новые Дома». Район назывался новым, хотя застроен был ещё в хрущевские времена малолитражными пятиэтажками. Элла уже и раньше бывала в их доме, но только тогда, когда квартира пустовала. Жилище выглядело крохотным. Две комнатушки оказались смежными, а в третьей обитал Илья.


Принимали Эллу радушно – на кухне, как тогда было принято. Сидели, пили чай с конфетами и обсуждали то и сё. Неожиданно мама поинтересовалась:

— Вы приезжали на вокзал с маленькой девочкой. Это кто? Ваша племянничка?

— Это моя дочь, — объяснила пришедшая.


Мгновенно произошло нечто невообразимое. Элла такого в жизни не видела. Лицо матери покрылось багровыми пятнами, и по щекам заструился пот. Она стала учащенно дышать, как рыба вытащенная из воды, не в состоянии произнести ни слова. Элле показалось, что ещё секунда – и та лишится чувств. Наверняка давление подскочило до потолка.


Нацепив пальто, она развернулась и ушла. Больше никогда с родителями не вымолвила и словечка. До неё дошло, что Илья скрывал от них, что она разведена и с ребёнком. Но такую реакцию не могла даже вообразить: единственное чадо, их сынуля  вдруг свяжет свою жизнь с женщиной, у которой... ребёнок?! Не бывать этому никогда! Он достоин лучшей участи! Такой выбор им на нужен!


Вскоре приехал из командировки Илья, и они собирались на свадьбу к брату, где Элла — свидетельница. Илья почему-то задерживался. Эллу кольнуло нехорошее предчувствие. Ну, наконец-то пришел... Илья появился с букетом белых калл и отказался зайти к ней в дом:

— Забери цветы. Я никуда не пойду с тобой. Мы больше вместе не будем. Между нами всё кончено.


Элла остолбенела. Это невозможно! Четыре с половиной года коту под хвост? Но вслух произнесла:

— Единственное, о чём я жалею, что тогда, в походе, твои носки постирала.

— Ничего не поделаешь. Они уже постираны, — парировал Илья.

— Вообще от тебя ничего не нужно. Единственная просьба: когда умру, приди ко мне на похороны, — Элла никогда не смогла бы объяснить, почему у неё вырвалось эта нелепая фраза.

Она увидела слезы на глазах у Ильи, который, не в состоянии толком что-либо вымолвить, рукой указал на сердце:

— Ты — здесь, а другое — там, — он дотронулся до головы  и, стремглав, выскочил со двора.


Что произошло на свадьбе, Элла не могла припомнить, потому что не принимала в ней участия. Может, перепила, а может, лежала невменяемая в спальне, где её приводили в чувство нашатырным спиртом.

 

Весна

В конце марта погода заиграла. Солнце светило вовсю, снег начал таять, только Эллина боль никуда не делась. Вдруг тетя Роза со второго этажа постучала по трубе, позвав её к телефону.

— Кто это может быть? — удивилась Элла. Ведь у неё дома телефон не установлен, а соседский знали немногие и звонили только в крайнем случае.


Элла взяла трубку:

— Алло, я Вас слушаю.

— Привет, Элла. Это Илья. Как ты?

— Нормально. Всё в порядке.

— Сейчас в Харькове гастроли московского театра. Я достал билеты на спектакль. Ты не хочешь составить мне компанию?

— Ну ладно, — ошарашено отреагировала Элла.


Элла спешила на свидание в красном югославском плаще, добытом в Москве. Старательно обходила грязные лужи и радовалась всему: солнцу, лужам и пробуждающемуся теплу.


Настроение прекрасное. Навстречу бежала замызганная бездомная собака.

Элла в приподнятом духе воскликнула:

— Здравствуй, собака!

Та от радости запрыгнула двумя лапами на грудь и, конечно, же запачкала Эллу грязью. Но ничто не смогло её огорчить.


Возле театра её ждал Илья. Он подошел к ней и обнял за талию:

— Ты похудела.

У Эллы глаза заполнились слезами, она подумала: «Только близкий человек, обняв в плаще, может это почувствовать».


Спустя несколько лет Илья сознается, что был готов на всё, лишь бы вернуть Эллу, но тогда она ничего от него не потребовала, никаких условий не предъявила, просто обрадовалась.

Их встречи длились ещё три года, но уровень их понизился. Илья утаивал их от мамы с папой. А когда отношения скрывают – то что-то не так...


Илья всячески задабривал Эллу: то возил в Москву, то дарил потрясающие книги, которые стоили баснословно. Например, том Пастернака стоил на книжном рынке 80 рублей при средней зарплате инженера в 120, или Цветаеву, что тоже ценилась на базаре очень высоко. Он мог узнать, чем болеет сестра, когда та лежала в больнице, или привезти в подарок что-нибудь дефицитное. Но самое главное – она пламенела, чувствуя себя желанной, и не сомневалась, что любима.

 

Папа

В восемь утра в бюро, где работала Элла, оглушительно затрезвонил телефон.

«Кого это?» — скользнула мысль. Звонили из папиного цеха.

— Элла, ты не знаешь, почему папа не появился на работе?

— Не пришел? Это невозможно. Он ушёл из дома на два часа раньше меня.

— Позвони в медпункт, может, он там.


Внутри у Эллы что-то ёкнуло. Возникло нехорошее предчувствие. Набрала номер телефона медпункта:

— Звонит дочь Штерна. Вы случайно не знаете, где мой отец?

— Он здесь.

— А что с ним такое?

— Приходите!


Внутри всё оборвалось, и появилось ощущение чего-то ужасного, в которое не верилось. Она схватила пальто и побежала.

— Элла, постой, — её догоняла Зоя.

— Крепись, слышишь, крепись! — голос задрожал, и она заплакала, — Папа умер.

Элла зарыдала, но всё равно не могла поверить.


В медпункте Эллу ждали. Она села на кушетку. За ширмой лежал папа.

В страхе представила, что если её попросят зайти за ширму, то не сможет. К ней подошла врач:

— Мы сделали всё возможное. Всё, что есть в человеческих силах, — она чувствовала себя виноватой.

— Мне кажется, вскрытия делать не надо. Картина ясная: атеросклероз, инфаркт, отёк легкого. На улице температура около 40º мороза. Неудивительно, что всё сжалось и произошёл инфаркт. Поразительно, как в таком состоянии он смог добраться до поликлиники. Сейчас всё оформим.

 

Элла пошла звонить тому, кого считала своим другом.

— Илья, случилось ужасное. Умер папа, — она зарыдала, хотя пыталась говорить спокойно.

— Может, нужна какая-то помощь? — он растерялся.

— Да нет. Ничего не нужно.

— Сейчас приеду к тебе.

— Хорошо.


В коридоре поликлиники её ждали сотрудники отца, с которыми сели в машину и поехали к Элле домой. Всю дорогу сверлила мысль:

«Что скажет маме? Как скажет маме?»

Позвонила. Мама открыла двери. Увидев Эллу и троих мужчин, она закричала:

— Миша умер? Скажите, Миша умер?!

— Мама, успокойся! Слышишь, успокойся, — повторяла Элла.

 

Что происходило дальше, Элла помнит отдельными кусками. Приготовили стол, чтобы положить туда отца. Элла спряталась в маленькой комнатке, чтобы не видеть, как его заносят. Перед глазами возникла картина: около пяти часов утра, в ночной сорочке, с полузакрытыми глазами, чтобы окончательно не проснуться, она несётся в туалет. В дверном проёме, засунув руки в карманы, молча стоит папа. Она, едва бросив на него взгляд, не проронив ни слова, не поприветствовав, пробегает мимо. Больше никогда его живым не видела. И опять, как в повторяющемся кадре: в дверном проёме застыл отец, Элла, молча мчит мимо.


Скажи «Доброе утро!» Ведь жизнь любого человека может оборваться внезапно, и никогда больше его не увидеть живым. НИКОГДА. И ничего уже не изменить. НИКОГДА.


Привезли отца. Какая-то старуха выполнила обряд обмывания, а Элла с Зоей отправились покупать тапочки. Нашлись только 44 размера, вместо папиного 42.

— А какая разница? — согласилась Зоя, — не потеряет.

— А как Вы думаете — обратилась она к продавщице, — нужны светлые или коричневые?

— Берите коричневые, — предложила женщина.


Они взяли покупку и возвратились домой. Приехал тот, кого Элла считала родным. Стояли на кухне, Илья обнимал её за плечи. Вопросы задавал обыденные:

— Когда похороны? Как все оформляется? Есть ли место на кладбище?

— Ты сообщишь родителям, Илья? — спросила Элла, ведь у него дома ее не признавали.

— Скажу,— соврал Илья.—А сейчас мне пора. Улетаю через два часа.

Стало ещё больнее. Так хотелось, чтобы обнимал её дольше, не покидал, находился рядом...


— Илья, зайди в комнату. Простись с папой.

Подошли к столу, куда его положили. Лицо спокойное, спящее, не хватало только дыхания.


Илья ушёл. Стало ужасно обидно, потому что всегда, когда он так необходим, его нет. Когда попадала в больницу, где делали операцию, или что-либо случалось, по воле злого рока его посылали в срочные командировки или происходило что-то непредвиденное, что мешало им быть вместе.


После полудня вернулась из школы Милочка, девятилетняя дочка Эллы. Увидала венки во дворе, испуганно спросила: «Где бабушка?». Только на следующее утро ей сообщили, что умер дедушка, завели в комнату попрощаться. Страдальчески скривила губы: «А зачем? Все равно не услышит.» Весь день в школе ходила подавленная, а затем подошла к учительнице: «Евгения Давидовна! У меня умер дедушка!»


Хоронили папу следующим утром. Выдался необычный для Харькова мороз под 40º. Опять Элла спряталась, не в состоянии видеть, как выносят тело из дома. Она, взрослая женщина тридцати с лишним лет, ощутила своё сиротство и поняла папу, который вырос без отца.


Бабушка Соня говорила, что его убили в первую мировую. А был ли муж? А, может, мужа вовсе и не было? Кто может знать...

 

 

 

Папа в молодости.

Белая Церковь.

 

 









С папой

на октябрьской демонстрации.

 

 

 

 






С папой

на первомайской демонстрации.

 

 





Свадьба

Семь с половиной лет не всякое супружество выдержит. Элле стало казаться, будто что-то завязло в их отношениях. Впереди ничего не светило. Илья начал увиливать от свиданий. То говорил, что неожиданно прорвало трубы и ему необходимо находиться дома и ждать сантехника, то папе плохо, то мама болеет, то Илье нездоровится, и тому подобное.


А потом и вовсе пропал. Элла выяснила у общих знакомых, что бедолага порезался ножом, открывая посылку. Началось с воспаления пальца, а потом общее заражение с угрозой для жизни, и Илья попал в больницу. Уточнив, где находится больной, она собрала передачу и отправилась проведать. В больнице пахло, как обычно, вонючей хлоркой. Приехав, она шла по широкому коридору, так как здание соорудили ещё до революции. Нашла нужную палату и зашла. На кровати лежал Илья, и там же сидела какая-то девушка. Элла не успела её рассмотреть. В какие-то доли секунды всё осознала. Она оказалась лишней. Положила пакет на тумбочку, развернулась и ушла. В коридоре догнал Илья. Он не стал оправдываться. Элле показалось, что он даже почувствовал облегчение. Больше не надо юлить, не надо выкручиваться. Всё прояснилось само собой.

Что произошло дальше, Элла не помнит: ни как она добралась домой, ни что с ней сталось.

 

Она зашла к своей подруге Вале:

— Я не смогу это пережить. Что мне делать? — плакала Элла, не в состоянии больше сдерживаться.


Валя с мамой жили в хибаре без всяких удобств, где занимали три крошечные, размером в купе, комнатушки. Валя выросла физически сильная, так как ей приходилось носить воду, рубить дрова, заготавливать уголь.

— Пили дрова, — посоветовала Валя.


Элла изнывала от тоски и жить не хотелось. Несмотря ни на что, не сомневалась, что Илья не разлюбил, а просто предал: «Не отрекаются, любя...» Теперь она поняла самоубийц. Если бы уважала Илью, может, бы тоже это совершила. Но свести счёты с жизнью из-за человека, которого не уважает? Ни за что! Много чести!


В июне состоялась свадьба Ильи, куда пришли их общие друзья. А через дней десять после свадьбы позвонил Илья, и они встретились. Элла ругала себя за бесхарактерность, но её тянуло к Илье, и она не устояла, чувствуя, что они связаны в единое целое как сиамские близнецы, когда одному невозможно выжить.


Любую возможность, которая появлялась у Ильи, он использовал, чтобы встретиться с Эллой. Ничто его не останавливало: ни жена, ни рождение дочери, а затем и сына, которого он назвал как себя, Ильей.


Эллино притяжение к Илье состояло из смеси ненависти и презрения. Как Илья выдерживал нападки и хамское отношение, одному только богу известно! И какой ему прок от встреч? Неужели его так сильно влекло к ней уже тысячу лет?


Странно, но ненависть к Илье держала Эллу на плаву. Ей врезалось в память, как вместе с дочерью совершали они переход через Домбай, когда, измождённая физически, она вспоминала об Илье, и ненависть придавала ей силы.

На день рождения Ильи она с горечью настрочила:

  

Тебе сегодня — тридцать восемь! 

И девять стало бы ребенку, 

Который не родился вовсе,   

Завёрнутый в общую пелёнку.

 

Вся жизнь твоя подчинена расчёту,        

Хоть всё не так, но подведём итог. 

Лишил меня ты своего оплота, 

И в душу мне спокойно плюнуть смог. 

  

Тебе исполнилось сегодня тридцать восемь! 

Я поздравляю, бывший дорогой! 

Тебе желаю я здоровья в общем, 

Да, дочь расти ты! Бог с тобой!   

 

У Эллы крутилось в голове менее приличное слово, на букву «х», и ей хотелось употребить бы более хлесткое слово из трёх букв вместо слова «Бог», но решила, что это будет уже слишком. Илье, безусловно, поздравление не пришлось по душе. Несмотря на его корявость, Элла осталась сочинением довольна. Она смогла выразить свои чувства. 


Время делало своё дело. Они отдалялись друг от друга. Каждый проживал отдельную жизнь. Виделись всё реже и реже. Постепенно всё сошло на убыль.

  

Предпоследняя встреча

Элла давно не виделась с Ильей. Стоял колючий февральский мороз. Придумав какую-то зацепку, она позвонила Илье на работу, не сомневаясь, что бывший дорогой захочет, как всегда, встретиться. 

— Я клею обои, халтурю, в общем, — сообщил Илья, — в районе Сумской. Квартира пустая. Приезжай во вторник вечером. Запиши адрес! 


На следующей неделе Элла приехала туда и позвонила. Дверь открыл Илья. В его взгляде проскальзывало что-то уставшее и даже стариковское.  

«А ведь ему только сорок три», — изумилась Элла и поразилась, каким измождённым он выглядит. Ну, конечно, тяжело содержать жену и двоих детей! А на зарплату инженера особо не разбежишься. Приходится халтурить. По всей квартире валялись обрезки обоев, улавливался тяжелый запах обойного клея.  

— Будешь кофе? — поинтересовался Илья. 

— Давай. 


Илья сварил кофе в замызганной алюминиевой миске.  

— Сахар положить?  

— Да, мне нравится горьковато-сладкий вкус. 


Элла отхлебнула паршивый кофе, но пить не стала. 

Илья схватил Эллу в объятия и пытался поцеловать. Но она с неудовольствием вырвалась и оттолкнула. 

— Не надо. Я пришла попрощаться. Думаю, что больше никогда не увидимся. Я выхожу замуж. Но это не всё. Мы уезжаем в Америку. 

— Тебе не страшно?— безрадостно поинтересовался Илья. 

— Неизвестность всегда пугает. Не знаю, что нас ждёт, но здесь всё опротивело.  


Она чувствовала всё так же, как и в первую их встречу. Как будто не прошло двадцати лет со дня их знакомства. Илья совершенно не волновал, от него веяло какой-то заунывностью. Стало жалко, что лучшие годы – насмарку...  


Илья с Эллой вышли на улицу.  

— Возьмем такси. Пусть меня отвезёт, а потом тебя, — Илья  протянул деньги Элле. 

— Нет, сначала в мои края, а потом сам доберёшься домой, — отрезала Элла.  

В такси ехали молча. Говорить не о чем. И так всё ясно. Элла поставила большую точку над i, даже не точку, а кляксу.

 

Последняя встреча

Спустя несколько месяцев наступил жаркий июль. Прошло дней десять после дня рождения Ильи, но Элла давно его не поздравляла. Как только появилась на работе, к ней приблизилась Рита, с которой вместе работали:  

— Ты знаешь, умер Илья Смушкевич.

Элла остолбенела: 

— С чего ты взяла? Этого быть не может!

— Мой муж работает на турбинном заводе, там же, где и Илья. На проходной висит траурное объявление. Он скоропостижно скончался в больнице. 


Элле вспомнилась фраза, которая почему-то вырвалась в сердцах, когда много лет назад Илья сообщил о разрыве:

«У меня единственная просьба к тебе. Пожалуйста, приди ко мне на похороны, когда умру!»  


Элла позвонила Вите, приятелю Ильи, с которым вместе работали: 

— Ты знаешь причину смерти?  

— Илья проснулся утром в больнице и направился в туалет. Внезапно потерял сознание, упал и мгновенно умер. Спасти его врачи не смогли. У него, уже после смерти, обнаружили опухоль мозга. Завтра произойдёт кремация. 

 

Витя с женой Полиной и Элла поехали проводить Илью в последний путь. Добирались долго, не зная толком, где находится крематорий, и в итоге опоздали. Когда наконец они там появились, навстречу шли люди, которые возвращались после церемонии. Папу Ильи, бывшего совершенно без чувств, вела под руку вдова Ильи. Ни дети, ни мама не пришли. Матери Ильи ничего не сообщили, так как она уже дожила до неадекватности, а дети ещё не выросли, совсем маленькие. 


Без всякой надежды пришедшие постучались в дверь крематория, но им сразу же открыли. Посреди помещения стоял гроб, накрытый крышкой, но ещё не заколоченный. По их просьбе крышку сняли. Элла подошла к постаменту. Илью одели в парадный костюм, повязали галстук и почему-то нацепили очки. Он не выглядел измученным, а так, будто заснул. По обе стороны гроба разложили белые гладиолусы. Стояла гробовая тишина. Элла дотронулась губами до окаменевшего холодного лба, зачем-то поправила съехавшие очки. В зале, кроме них, никого не осталось. Постояв молча в трауре несколько минут, они ушли, не проронив ни слова. Скорбные минуты. Подумалось: «Вот и всё. Конец их странствия в семнадцать лет. Илья оставил Эллу навсегда».

 

Америка

Через два года Элла осваивала Америку. Кончился большой период её жизни. Начинался другой, неизвестно какой. Элла окунулась в незнаемое. Как беженцы, они получили временную медицинскую страховку-медикейт и воспользовались, так как понимали, что медицина в США безумно дорогая и неизвестно, когда у них появится другая. Не все врачи принимали дешевую страховку, поэтому им посоветовали доктора Ли с английским, на котором он говорил с корейским акцентом, и, учитывая, что у них самих уровень не очень, посещение врача превращалось в «меня тебя не понимай».  


Элла пожаловалась на непонятные резкие боли в голове, когда никакие таблетки не помогают. Она уже проверялась в Москве по знакомству в авиационном госпитале в Сокольниках, где работал её брат. Там лечились космонавты и работали первоклассные врачи. Но, слава Богу, ничего не обнаружили и вынесли заключение: «Вы абсолютно здоровы». А что же тогда может предложить эмигрант-кореец?


Наступил вечер, и Элла вместе с мужем собралась на ночную работу по инвентаризации, когда раздался звонок из медицинского офиса. Её срочно приглашали на приём. У Эллы в душе возникла досада: «Вот она, хвалёная американская медицина! Только посещала врача на прошлой неделе – и  вот, опять зовут. Не медицина, а бизнес. Только деньги хотят содрать!» 


Но делать нечего, и Элла отправилась на приём. Доктор Ли принял быстро, и неожиданно Элла всё сразу поняла: «Сегодня Вам делали MРТ. Нам оттуда позвонили и сообщили, что у Вас обнаружена опухоль мозга». 

У Эллы непроизвольно потекли слезы. 

Доктор Ли продолжал:  

— Я Вам дам номера телефонов несколько госпиталей, где нейрохирурги принимают медикейт. 


В одно мгновение жизнь Эллы обрушилась. Она не помнила, как оказалась дома. Не зная, что делать, беззвучно плакала, чувствуя своё бессилие. Позвонила своему соседу-эмигранту по дому, который раньше работал хирургом-онкологом в Москве. Александр посмотрел снимки MРТ и сказал:  «Я ничего не знаю точно. Это не моя спецификация. Ты – женщина интеллигентная. Мужайся. Возможно, это уже метастазы в мозг».  

Все усилия Эллы сосредоточились на одном: вести себя достойно. На следующее утро Элла стала звонить по телефонам, которыми её снабдил доктор Ли.  Вновь прибывшая ничего и никого не знала, поэтому поехала с мужем и американцем-волонтёром в первое же место, куда удалось дозвониться. Это оказался госпиталь при Вашингтонском университете, где все пациенты и врачи были чёрными или цветными. 


Ее принимал чернокожий красавец лет тридцати пяти, от которого исходил запах превосходных духов. Он внимательно изучил снимки и изрёк: 

— Вам повезло. Вы пришли вовремя. У Вас — большая опухоль 4х5 сантиметров. Ей  некуда расти, так как она ограничена черепом и находится в таком месте, что ещё немного – и Вы потеряли бы и зрение, и слух. Можете в любой день, хоть завтра, лечь в госпиталь. Чем скорее – тем лучше.

Затем он попросил Эллу выйти, а мужа и волонтёра остаться: 

— Всё очень серьёзно, и надо подготовиться к тому, что пациентка может умереть во время операции.  


Догадавшись, почему хирург попросил её выйти, она крепилась из-за всех сил, ничего не сообщив маме, которая осталась на Украине. А зачем? Помочь всё равно не может. Зачем расстраивать?  Есть Смерть. И она приходит в любое время, в любом возрасте. Ведь жизнь ещё не прожита в сорок шесть лет...  


Элла попросила знакомого американца сфотографировать её перед операцией. Пришёл Джон, сделал фотографии Эллы с безмятежной улыбкой. Она боялась, что, вероятно, скоро её не станет и хотела остаться в памяти близких вот такой: радостной и сияющей. 

 

 Джон с его американским менталитетом всё время смеялся и шутил: 

— Тебе сделают дырку в голове, установишь сейф и сможешь хранить там деньги. 

Элла, наконец, не выдержала:  

— Замолчи. Мне совсем не весело. 


Ещё думала о рано ушедшем Илье, которого возненавидела за то, что предал, и которого никогда не простила: «Не отрекаются, любя...». Наверняка Всевышний наказывает за это. Ведь ещё бабушка Лиза говорила, что никогда нельзя никого проклинать. Вот и образовалась опухоль. А, может, Илья передал ей зловещую эстафету?


В пятницу Элла легла в госпиталь. Внешне ничем не проявляя своего состояния, она казалась подозрительно спокойной. Поставили капельницу с витаминами и с транквилизаторами. Муж с волонтёром приезжали каждый день, лишь в понедельник так и не смогли увидеть. В восемь утра увезли на обследование и проверяли все органы до позднего вечера. Уже во вторник делали операцию, которая длилась девять часов.


А потом доставили в палату реанимации в критическом состоянии. Ей не хватало дыхания, но после тяжелой процедуры, когда вставили дыхательную трубку в горло и подсоединили к вентиляционной системе, которая помогает дышать, стало легче, Элла забылась. В какой-то момент, придя в себя, услыхала разговор медсестёр: 

— Как ты думаешь, кто она?  

— Не знаю, наверное, из Европы. 

— А какой религии? 

— Понятия не имею. 

— А почему беспокоишься? 

— Но ты же видишь, в каком она состоянии? В любую минуту может коньки отбросить. Нехорошо, если уйдёт без причастия. 

— Надо позвать священника, пусть отпустит грехи. 

 

Вскорости появился пастырь, который, сидя возле неё, неслышно молился, а затем разложил что-то вокруг губ. 

Элла наблюдала как бы со стороны, говорить не могла, в горле торчала трубка.  

Всё время казалось, что борется за жизнь, изо всех сил старалась не потерять сознания. 

В какой-то момент сдалась. Силы иссякли. Догадалась: это всё. Оказывается, человек чувствует свои последние мгновения... 

 

Но Элла не отправилась на тот свет. Спустя некоторое время пришла в себя и открыла глаза. У кровати стояла дочь: 

— Мама, с тобой всё в порядке. Тебе удалили доброкачественную опухоль — менингиому.

Элла не обрадовалась:

— Какая разница, отчего умирать...

Дочь продолжала:

— Тебе уже вытащили трубку из горла, и ты смогла сама дышать.  Можешь что-нибудь сказать? 

Элла, одурманенная после девятичасового наркоза, с грустью отреагировала: 

— Я совсем забыла английский. 

— Нет, ты помнишь. 

— Ты так думаешь? Ну ладно, тогда буду говорить. 

Ей казалось, что после операции прошла пара часов, и очень удивилась, когда узнала, что пролежала в реанимации трое суток.  


Вскорости прооперированную перевели в обычную палату и заставили сесть на мгновение. Дотронувшись до головы, где делали трепанацию черепа, нащупала много отверстий и разных рытвин, как на деревенской дороге после заунывных дождей, а основной шов проходил посредине, начинаясь почему-то от шеи. В правой стороне головы снизу удалили часть черепа, прикрыв основание пластинкой, где ниже образовалась впадина. Вместо забинтованной головы, как показывают в кино, соединили швы скобками, а сверху наклеили узкую полоску. 

Через семь дней скобки сняли. Волосы оказались сбритыми только с правой стороны, сзади. Когда через две недели выписали из госпиталя, то ей почему-то вернули срезанные волосы в пластиковом пакете. Неизвестно, может, суеверие какое-то.  


Правда, Элла ещё не могла самостоятельно встать с постели. Но это не важно. Она выкарабкалась. Пройдут годы, и всё ужасное станет вспоминаться всё реже и реже.  Волосы отрастут и закроют следы операции. Лишь иногда, когда она случайно натыкается на  фотографии в малиновом свитере с люрексом, сделанные перед операцией, где улыбается в стиле «Рот до ушей, хоть верёвочку пришей», станет запоздало страшно. Она обрадуется, что кошмар остался позади, а впереди предстояла невероятная другая жизнь.

5 ноября, 2018 г.

 





<< Назад | Прочтено: 223 | Автор: Эпельман-Стеркис Н. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы