RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Владимир Верный

 

Тедженстрой - 2 (2-я очередь ККК)


В январе 1959 года С.К. Калижнюк предложил Н.Г.Савченкову перейти на строительство Второго Тедженского водохранилища главным инженером. А Савченков попросил, чтобы перевели и меня. Я, конечно, с радостью согласился: по тем временам это было строительство крупнейшего гидросооружения в республике.


Предстояло ниже Первого Тедженского водохранилища перегородить пойму реки Теджен плотиной, которая образует новое водохранилище объемом 180 миллионов кубометров воды. В теле плотины планировалось устроить сооружение для пропуска до 600 кубометров воды в секунду. Стройка бесхитростно именовалась Второй Тедженстрой. (К6).

 

5 февраля 1959 года я приступил к работе в качестве старшего прораба на возведении водовыпускного сооружения.

Что тогда представляла собой стройка?

Река Тедженка еще не была перекрыта, и паводок весной 1959 года прошел по естественному руслу. Котлован под сооружение был готов процентов на 50, но оставалась самая тяжелая выемка нижних ярусов из-под уровня грунтовых вод. В жилом поселке уже стояло несколько сборных щитовых домиков и помещение для конторы.

На промзоне – здание дизельной электростанции, времянка гаража. Надо всем возвышаются голые ребра металлического каркаса первых двух этажей бетоносмесительного завода.

Поселок и промзона – на ровной глинистой площадке, «такыре» по-местному. Нигде ни деревца, ни кустика.

 

Командиры      

Стройку возглавлял Петросянц, но вскоре его сменил Владимир Константинович Малевич. Как я теперь понимаю, смена руководства произошла в связи с необходимостью решения труднейшей задачи: паводок весны 1960 года пропустить уже через новое сооружение. Очевидно, старое руководство обеспечить это было не в состоянии.


Задача действительно была исключительная, и решению её в громадной степени способствовала мудрая предусмотрительность В.К. Малевича и железная воля и энергия Н.Г. Савченкова.

Прекрасные результаты дала совместная работа этих столь не похожих людей.


Савченков вел фактически всё оперативное руководство строительством. Все технические вопросы, распределение материалов, транспорта, кранов, землеройной техники, ремонт механизмов – всё это решалось в кабинете главного инженера на ежедневных планерках и вне планерок. Спуска тут не было никому, разговоры происходили подчас очень крутые. Все и всё бросалось на решение главного: уложиться в жесткий график работ.


Маленький кабинет и рабочий стол Савченкова завален чертежами, графиками, таблицами, расчетами, бумагами переписки. Телефон раскален от непрерывного употребления. Со всеми текущими неурядицами все идут сюда. Хотя реверансов тут не дождешься, но каждый уверен, что от него не отмахнутся, вопрос обязательно будет решен.

Авторитет Николая Григорьевича Савченкова был непререкаем.


Совсем иной стиль у В.К. Малевича, этого спокойного и рассудительного полноватого человека сократовской наружности. Его сфера: общая стратегия, «внешняя политика», связь с министерством, главком и обкомом, подготовка так называемых «постановочных вопросов». Конечно, финансы, снабжение, кадры, жильё и вообще – быт.


Идеал рабочего места для В.К.: в пустом кабинете большой письменный стол без единого лишнего предмета. На столе – чистый лист бумаги, подколотый на трафаретке, на листе – остро заточенный простой мягкий карандаш. Всё. За столом – Малевич. Посетители очень редки. Когда ни заглянешь, он или стремительно пишет своим размашистым почерком, или обе руки со сжатыми кулаками покоятся на столе рядом с чистым листом: начальник думает!


Многим это казалось причудой, вызывало усмешку. Но всё дело в том, что В.К. действительно думал, постоянно искал то главное, к чему надо сейчас приложить свои недюжинные силы и возможности. И находил такой ход, который стоил многого.

Вот один пример.


Зимой в преддверии паводка 1960 года на стройку приехал тогдашний министр водного хозяйства республики Петр Антонович Бережнов «со свитой». Предстояло все силы вложить в рывок до этого промежуточного финиша. Работы велись очень напряженно, но многого не хватало, главным образом транспорта для подвозки материалов. Целый день у начальства был занят обходом и объездом объектов, долго тянулись совещания в конторе и гостинице. Кое-что было обещано, но главный упор делался на «мобилизацию внутренних резервов».


Уже поздно вечером, перед тем, как расходиться, Малевич задал министру «наивный» вопрос:

– Надо бы, Петр Антонович, заранее согласовать место искусственного прорыва плотины нашего водохранилища.

– Это ещё зачем? Что за чушь? – опешил министр.

– А как же! Если не успеем с сооружением и перекрытием, то прорыв всё равно неизбежен. Не пускать же это на самотек! Надо определить место, где устроить прорыв, чтобы понести наименьший урон.

– Да ну вас, – отмахнулся министр, – выдумываете какие-то страсти!

А наутро Бережнов признался, что почти не спал всю ночь: мерещилась кошмарная картина прорыва, затопления города Теджена, что в 60 километрах вниз по течению реки.


Кончилось дело тем, что он добился, чтобы было принято постановление ЦК и Совмина республики о помощи стройке транспортом и материалами. К нам стали прибывать целые колонны грузовиков из Теджена и Мары. Стройка получила всё, что требовалось, и паводок был пропущен безаварийно.

Задача была успешно решена. А вот как, чего это стоило, об этом речь впереди.

 

Наш участок

Итак, направили меня старшим прорабом на участок № 3, опять 3, как на Канале. Участок занимался возведением водовыпуска из водохранилища и строительством промбазы. Еще два участка возводили плотину: один – сухоройными механизмами, а другой (от системы Трансгидромеханизация) – гидронамывом. Правда, они только еще собирали земснаряды для намыва русловой части плотины. Отдельный участок вел строительство жилья и прочих объектов в поселке.

 

Крива Маша и Гусак

Наш участок возглавляла Мария Кривая, или Крива, как звучала её фамилия «на ридний украиньский мови». Я слышал о ней и раньше, но встретиться пришлось только здесь. Маленькая подвижная Маша не могла пройти равнодушно мимо какого-нибудь непорядка. Сразу звенело её украинское «Хиба-ж так можно!», и чаще всего дело кончалось криками и руганью. Из таких баталий Маша часто выходила раскаленная и обиженная, кляла почем зря «этих бестолковых мужиков». А многие из последних действительно со скрипом примирялись с тем, что ими командует, да еще так круто, молодая крикливая «бабёнка». Трудно было Маше Кривой. Особенно досаждал ей наш участковый бульдозерист, тощий плешивый и беззубый старик Филипп Иванович Гусак. Он принципиально всегда включал на своем бульдозере только самую медленную первую скорость. Его ужасная медлительность и вечное занудное ворчание выводили Машу из равновесия, а упрямый старик никак не желал подчиняться своей землячке. Вгорячах оба переходили на родной язык, и тогда невозможно было без смеха наблюдать этих забияк, старого и молодую, поливавших друг друга потоками обвинений.


Был с Гусаком такой случай. Землесосы разрабатывали дно котлована. От каждого землесоса за пределы котлована тянулась сбросная труба. В конце трубы в месте выброса «пульпы» размыло большую воронку, наполненную водой. И вот однажды наблюдаем такую картину: вверх по откосу котлована медленно ползет бульдозер Гусака. Маша вертится поблизости, что-то кричит ему, машет руками. Гусак – ноль внимания, никак не реагирует. Бульдозер добирается до верха откоса и вдруг резко переваливается вперед и совсем исчезает из виду!


Мы-то знаем, что там глубокая воронка с водой, видимо, Маша дала задание поправить обвалование этой колдобины. Утонул наш Гусак! Прямо душа в пятки ушла! Бегом через весь котлован – туда: из воды торчит только конец выхлопной трубы, а на берегу онемевшая Маша и смущенный Филипп Иванович.

– А шо? Я не растерявьси, як вин тонуть, а я з ньёго як сигнув!

Вот тебе неповоротливый Гусак! Как приспичило, так действительно сиганул, да еще как!


Что за человек Маша, я узнал поближе, когда меня поселили в одном доме с ней и с Савченковыми. Одну комнату занимала Маша, две – Савченковы и одну – мы с Виктором Баевым. Двери у всех выходили в один коридорчик. Мы по-холостяцки вечно паслись у неё по части всякой снеди, хозяйственных мелочей, посуды.


Не скрою, большим испытанием для наших отношений стало то, что месяца через три начальство решило поменять нас с ней рабочими местами. Ему, начальству, как говорится, виднее, а я просто извелся, неудобно как-то. Но молодчина Маша всё поняла правильно, и мы остались добрыми друзьями и прекрасно работали вместе до конца строительства. Здесь она нашла и свою судьбу, вышла замуж за нашего механика Виталия Петручука, могучего богатыря с милым мальчишеским лицом.

 

Спасительные дамбочки

В эти первые месяцы строительства у нас было несколько основных забот: развернуть бетонирование днища под щиты и быстроток; завершить разработку котлована под водобойный колодец; завершить монтаж и запуск бетоносмесительного завода; наладить изготовление впрок арматурных каркасов и сборных железобетонных блоков.


Особенно много хлопот было с котлованом под водобой. В семнадцатиметровом котловане последние 6-7 метров были ниже уровня грунтовых вод и дорабатывались плавучими землесосами. По мере их углубления напор грунтовых вод возрастал, борта бесформенно оплывали, котлован расползался вширь, а глубина увеличивалась мучительно медленно. Стоило снизить темп откачки, и котлован на глазах заиливался оползающим грунтом, все наши труды летели насмарку. Оплывание можно было как-то удержать только гравийным фильтром, но гравий ценился на вес золота: добывали его в 60 километрах от нас за пограничной контрольно-смотровой полосой в русле реки Тедженки. Мы тряслись над каждым кубом.


В это время приехал к нам С.К. Калижнюк. Послушал он нас, посмотрел котлован и говорит:

   - Хотите с котлованом справиться, сразу не жалейте гравмассу, как бы дорого она нам ни доставалась. Иначе бесполезно, больше утопите её в плывуне, самим дороже обойдется.

 

 

По плывуну можно пробраться только пешим ходом.

Всем миром  отсыпаем спасительные  гравийные дамбочки

для удержания бортов от оплывания.

 

Это решило всё, он буквально развязал нам руки! Въезд в котлован мы без оглядок продолжили в зоне грунтовки сплошной отсыпкой из гравия. Получилась твердая дорога поперек котлована, с которой удобно стало забивать шпунт. А уж от этой перемычки, как от склада гравмассы, стали вручную на носилках выносить гравий на хлябь оплывающих откосов, устраивая проход для самих себя.


Получились ленты гравийных дамбочек высотой с полметра. Эти дамбочки легли поперек откоса и служили упорами и фильтрами одновременно: оплывающий грунт задерживался, а чистая вода стекала вниз. Из несколько рядов таких дамбочек получался устойчивый каскад по всему откосу (см. фото).

 

Ура! Борта больше не «ползли», мы-таки справились скотлованом! Правда, для этой работы на несколько смен мобилизовали буквально всех, кто мог таскать носилки. Дно котлована круглосуточно походило на развороченный муравейник


«Батько» Лавриненко

Как-то раз со дна котлована вижу, что наверху у кромки появился Савченков, а с ним – представительный дядя в кожаном пальто и шляпе. «Опять начальство какое-то пожаловало». Так и есть, зовут к себе. Я с досадой тащусь наверх: за день столько раз приходится мотаться вверх-вниз, да на промзону и обратно, да еще раз-другой на башню завода взберешься – ноги подкашиваются.

- Знакомься, – говорит Савченков, – новый главный механик твоего участка Андрей Иванович Лавриненко.

Я со зла чуть не брякнул вслух, мол, на кой мне нужен этот пижон в шляпе. Но как я ошибся!


Когда шляпа и роскошный кожан остались где-то дома, перед нами предстал крепко тертый жизнью мастеровой мужик, который всегда находил выход из самых мудрёных ситуаций. Сам отличный сварщик, монтажник, механизатор, он не только прекрасно разбирался в «железках», но очень скоро дал всем нам понять, что такое рачительный хозяин. Пусть его кое-кто костерил «куркулем» и «жмотом». Никакие эмоции на него не действовали. Нашему молодежному коллективу это был прекрасный противовес. Хоть был он старше многих из нас всего лет на 10, за глаза все звали его «батькой», а некоторые добавляли «Махно» – за самостийность и настырность.


Так сложилось, что до его выхода на пенсию проработали мы с ним рядом много лет. И несмотря на постоянные стычки и препирательство с начальством по части отчетов, нарядов и прочих бумажно-дисциплинарных дел, сколько я помню, Лавриненко поручали все самые сложные работы, связанные с монтажом, сваркой, работой механизмов. Так было при монтаже и оборудовании первых в республике скважин на воду. Так было в Тедженстрое. Так потом стало в Подземводе, где только благодаря ему много лет держалась специализация по строительству насосных станций и трубопроводов. Так было и при строительстве очистных сооружений для питьевого водоснабжения в Ашхабаде и Кизил-Атреке, хлопкоочистительного завода в Каахка, сифонного водосброса в Кировске и многих других объектов.

А тогда, на Втором Тедженстрое, я как начальник участка очень скоро почувствовал крепкую опору в механизаторских делах.

 

Иван Мартиросов

На нашем участке, кроме Маши Кривой, были еще два старших прораба: Иван Мартиросов и Виктор Баев.

Хотя родился Иван в Туркмении, в Иолотани, внешне он выглядел как стопроцентный кавказец: нос крючком, жгучий брюнет. Всё в нем мощное – рост, комплекция, черты лица, громогласный голос. Он немного щеголяет армянским акцентом. От него так и брызжет жизнерадостным озорством, он всегда готов на какую-нибудь проделку или розыгрыш. Иван неистощим на анекдоты, прибаутки, всякие были и небылицы. Он всегда в центре внимания. С ним всегда держи ухо востро, иначе влипнешь в какой-нибудь розыгрыш.


Общаться с Иваном и жить рядом с ним весело и легко. Правда, эта легкость иногда чуть-чуть отражается на работе, но это действительно «чуть-чуть», можно считать просто придирками начальства. Что из того, что Вано лучше смотрится на фоне шашлыка, зелени и вина, чем в котловане или на фоне арматурной паутины? Даже если это действительно так, в самые напряженные времена на Ивана Мартиросова можно было полностью положиться: экономить себя в работе он не станет.


Неунывающий Иван Мартиросов. 

Эх, досада — сапог остался в трясине!

 

Немного позднее Иван привез свою жену Эмму, но и после этого не очень-то остепенился. Впоследствии Иван Асатурович Мартиросов работал в Мары, поближе к родине, главным инженером треста Минсельстроя.

 

 Виктор  Баев

С Виктором Баевым какое-то время мы жили в одной комнатушке, а значит – без секретов. Виктор – длинный, тощий, голова как «редька хвостом вниз». Уши в оттопырку – постоянный предмет его собственных острот. Узкие плечи, широкий зад, большущие кисти длинных рук, весь его облик какой-то несуразный и развязный. У него и характер подстать. Во мне всегда была уверенность, что он на самом деле много лучше того, что из себя изображает и на себя наговаривает. Вечно сомнительные остроты, довольно бесцеремонные реплики, насмешки не только над товарищами, но и над рабочими. А с другой стороны – безапелляционные команды: «Делай без разговоров! Не рассуждать!» и прочее в том же духе. И вот уже у Виктора репутация человека неуживчивого, даже скандального. Везде его преследовали всякие производственные неприятности, да и семейные.

 

Виктор Баев в собственном репертуаре

 

Но как инженер, руководитель работ Баев показал себя специалистом грамотным, принципиальным и настойчивым. Очень скоро Виктор перешел на самостоятельную работу, руководил строительством сооружения «23-й километр». У нас с ним сохранились добрые отношения, хотя мы давно уже не те Виктор и Володя, какими были тогда.

 

Виталий Медяный

Отлично сложились у нас отношения с главным механиком СМУ Виталием Семеновичем Медяным. В деловом плане Медяный всегда шел нам навстречу. Что зависело от него, делалось оперативно и добротно. От него всегда можно было услышать толковый совет. Но, кроме того, Виталий был отличным компанейским товарищем, неугомонным весельчаком и большим любителем поесть.


Так и стоит перед глазами его здоровенная фигура с могучим торсом, сотрясающемся в смехе от очередного анекдота или новой «хохмы». Жаль, что Виталий Медяный рано ушел из жизни в расцвете лет.

 

Главный механик СМУ В.С. Медяный (справа) и начальник участка В.А. Верный

 

 

Надарий Карчава

Как-то очень быстро сошлись мы с прорабом гидромеханизаторов Надарием Карчава. В этом парне не было ничего от расхожего стереотипа грузина: могучих богатырей, одинаково легко управляющихся как с тяжелым мечом, так и с бурдюком вина. Но он был воплощением глубоко национальных черт мужчины-горца: мягкость, я бы даже сказал – лиричность и в то же время беззаветная самоотверженность. Надо было слышать, как он пел свои родные песни, да и наши тоже. Он чисто по-грузински умел с нежностью относиться к своим друзьям, всегда открыт был для помощи. Тихий скромный Надарий становился непреклонным, если сталкивался с непорядочностью или несправедливостью.


Наверное, поэтому у него были настоящие преданные друзья. Но были и такие, кто ненавидел его именно за его порядочность. От руки такого подлеца и погиб Надарий: он с голыми руками встал против вооруженного бандита. Было это уже на другой стройке несколько лет спустя. А рассказала мне об этом Валентина Николаевна Карташева, которая и тогда работала в производственном отделе Трансгидромеханизации.

 

Строительные хитрости

А на сооружении и плотине работы упорно продолжались.

На участках плотины, выполняемых сухоройной техникой – бульдозерами и скреперами – был организован подвод воды в карьеры. Затем из этого влажного грунта отсыпалось с укаткой тело плотины.


Стали устойчиво работать земснаряды на русловой части плотины. Велась подготовка к перекрытию русла.

На строительстве водовыпускного сооружения после забивки шпунта и бетонировки днища щитовой секции начались самые сложные работы по возведению стен и бычков.


В проект было заложено несколько технических решений, позволивших существенно сократить сроки работ. Бетонные элементы сооружения обильно «нашпигованы» металлическими прутьями-арматурой. Металл воспринимает все растягивающие напряжения в конструкциях. Армирование всех элементов сооружения, и особенно донных массивов, было предусмотрено из арматурных объемных «ферм», как они именовались в проекте. По таким мощным фермам могли свободно двигаться самосвалы с бетоном, достаточно было устроить настил-колею: это заменяло обычные металлические бетоновозные эстакады. А заготовка ферм на промзоне велась намного загодя.


Максимально использовались сборные железобетонные элементы. Обычно монолитные бетонные элементы готовят из бетонной смеси в деревянных коробах-опалубках. На щитовой секции вместо деревянной опалубки применялись плиты-оболочки с рабочей арматурой. Ими облицовывались разделительные бычки и устои. Из них по ярусам собирались огромные ящики-блоки уже с готовой арматурой. Сами оболочки служили опалубкой, когда блоки заливались бетоном. А для стен водобойного колодца шли специальные ребристые блоки, которые монтировались на месте. Сборными были и стенки лотка быстротока. Все сборные элементы можно было заготавливать заранее на специальной площадке.


Много времени и сил сэкономило нам применение в днище межблочной опалубки из мелкой металлической сетки. Сетка удобно опиралась на боковую поверхность объемных конструкций арматурных ферм.

Всё это вместе дало возможность за один год довести сооружение до готовности к пропуску весеннего паводка 1960 года.


Авторский надзор

Эти новшества и массу других текущих вопросов мы решали в самом тесном содружестве с авторами проекта из ашхабадского Гипроводхоза. Очень часто и подолгу навещала нас главный инженер проекта Ольга Степановна Лавроненко. Высокая, сухопарая, довольно миловидная дама, О.С. еще в военные годы прошла школу строительства подобного сооружения – Первого Тедженского водохранилища, расположенного в 17 километрах вверх по течению нашей реки Тедженки. В этой женщине сочетался практический опыт строителя с глубокими теоретическими познаниями. Отсюда – феноменальная эрудиция и сокрушительная сила убеждения. С ней мы «разжевывали» все узкие места, все детали конструкций. На наши сотни вопросов у неё всегда был вразумительный ответ. Много раз она благословляла изменения и отступления от буквы проекта, но всегда с ясным и осмысленным обоснованием. Я и все мои товарищи считаем себя в полной мере учениками Ольги Степановны.


Она же очень помогла нам наладить лабораторный контроль качества бетона и плотности грунта в теле плотины. Возглавила лабораторию жена Савченкова, Элеонора Дмитриевна. Бетонными делами ведала Лида Улескова. Были там заняты еще две девушки.


Эти дружные женщины сумели поставить дело так, что слово лаборатории считалось законом для прораба. Мы с Савченковым всячески поддерживали их. При всей срочности работ никто не посмел бы начать бетонировку блока или намывать следующий ярус плотины, не получив «добро» от лаборатории.


О.С. Лавроненко долгие годы возглавляла отдел гидротехнических сооружений Туркменгипроводхоза, стала лауреатом Ленинской премии за создание Каракумского канала.


С ней всегда приезжал кто-нибудь из сотрудников. Для нас было одно удовольствие иметь дело с Борисом Федосеевичем Дмитриенко, который тогда работал в группе О.С. Глубокие знания теории расчета элементов сооружения давали ему возможность в самых неожиданных обстоятельствах строительной текучки принимать единственно правильное решение. Нас подкупала в Борисе его простота и демократичность. На вид – щуплый белобрысый парень, чуть картавый. Он никогда не приезжал контролировать и консультировать. Немедленно влезал в прорабскую шкуру, выходил на смену «на полную катушку», лез во все закоулки.

Всегда говорил нам, что с удовольствием занимался бы непосредственно строительством, как в былое время.


Все эти качества в сочетании с глубокой порядочностью сделали Бориса лучшим товарищем нашей строительной братии. Рад, что добрые доверительные отношения мы пронесли через много лет. И мне всегда было легко решать море деловых проблем уже с главным инженером Туркменгипроводхоза Борисом Федосеевичем Дмитриенко. Глубоко жаль, что жизнь этого талантливого человека  оборвал нелепый случай.


Десятки и десятки вопросов ежедневно вставали перед нами: Как разрезать блок? Как вибрировать массивный бетон? Можно ли выбросить вот этот арматурный стержень, так как он чему-то мешает? Как заполнить гидроизоляцией шпонки длиной 12 метров? Как производить обратную засыпку сооружения? А как – его замыв? Как закрепить закладные детали?

    И так до бесконечности…

 

Вся лабораторная рать плюс авторский надзор и пес породы алабай. Крайняя слева – Лида Улескова, третья слева – Элеонора Савченкова, крайняя справа – Эльда Доманина-Верная

 

Искали ответы сами, спрашивали у проектировщиков.

Вскоре на стройке появился постоянный представитель института, «авторский надзор» Эльда Сергеевна Доманина.



Нелегко было этой худенькой городской девушке освоиться в круговерти стройки. Но дела не дали расслабиться, вопросов море, телефон с Ашхабадом не умолкает: надо держать марку.

Мы с ней быстро нашли общий деловой язык. Потихоньку к деловым отношениям добавились просто человеческие, а через год мы стали мужем и женой.


 Контроль в действии.

Стоят справа налево: авторский надзор Эльда Верная, главный инженер Туркменгидроводхоза Б.М. Дмитриенко, независимый наблюдатель Лавриненко, завлаб Элеонора Савченкова. Под ящик с пробами бетона заглядываю я – придётся поверить на слово.

 

Мастера и прорабы

К осени 1959 года на всех участках сложились бригады и звенья, отлично показавшие себя в деле, выявились толковые бригадиры. Мы всеми силами старались, чтобы наши штатные мастера были именно мастерами своего дела, то есть могли не только рассказать о работе, но и своими руками показать.


Каюсь, есть у меня такой «пунктик»: рабочему стараюсь разъяснить не только, что надо сделать, но и зачем, и что будет, если сделать не так или плохо. Прекрасно отдаю себе отчет, что многое может «не дойти». Но, во-первых, постоянные рабочие становятся год от года всё опытнее и понятливее, а во-вторых, это порождает доверие к производителю работ, уверенность, что он ясно знает, что требует. Наконец, разжевывая детали, сам укрепляешься в решении.


Большой похвалой себе считаю услышанное за спиной слово пожилого туркмена-рабочего, с трудом владевшего русским: «Оп'тный!». Другого слова он найти не сумел, но понятно было – доверяет.

 

В котловане на блоках бетонирования работы вел Акмурад Аннамурадов, наш всеобщий любимец. Маленький, щупленький Акмурад обладал удивительно светлой головой, обо всём имел свое твердое суждение и неукротимую жажду справедливости. Всякая работа ему удавалась. Он прекрасно ладил с рабочими, хотя все знали, что поблажки от него не жди, его не остановят никакие трудности.

 Белыми играет Акмурад, чёрными – Володя Щепотеин. Болельщик в усах – Иван Мартиросов

 

Бывало очень интереснослушать его самобытные, «от сохи», суждения о людях и событиях, всегда очень меткие, а порой совершенно неожиданные.


Много лет спустя в Тахта-Базаре я встречал водхозовских работников, которые отлично его знали: после Тедженстроя-2 Акмурад работал там. Строил сооружения на оросительной сети, каналы рядом с остатками мостов Александра Македонского. Все отзывались о нём с большой теплотой. К сожалению, Акмурад рано умер от тяжелой болезни сердца.


Внешне прямой противоположностью Акмурада был мастер арматурного цеха Сапар Айназаров. Весь округлый, румянец во всю щеку. Парень, что называется, «кровь с молоком». Белозубая улыбка, весь само добродушие. Но упаси бог завести его как следует, на что были великие мастера его первый друг Акмурад и Иван Мартиросов! Сапар бледнел, губы зло поджимались, глаза становились как щелки. В такой момент от него можно было ожидать любой выходки, как от разъяренного бычка на корриде. При всём его благодушном обличии Сапар был ужасно честолюбив, он горы мог своротить, только похвали его. И ворочал-таки. Вся довольно сложная арматура, каркасы армоферм и сборных элементов прошли через его руки. Сколько было импровизированных лекций в арматурном цехе, сколько совместных бдений над чертежами, сколько переделок в первое время, знаем только мы с ним! Сапар кипятился, обижался, злился до слёз, но дело все-таки освоил и стал выдавать со своими арматурщиками настоящие рекорды, чем сам страшно гордился.


В котловане и на сооружении посменно работали мастерами Николай Лапшин, Дурды Силиев и Дмитрий Романюк. Это бригада Дурды Силиева положила первый кубометр бетона в бетонную подготовку рисбермы на дне котлована.


Лапшин и Романюк тоже были очень непохожи друг на друга. Длинный сутулый флегматичный Николай двигался как в кадрах замедленного кино.  А среднего роста шустрый крепыш Дима поспевал везде и всюду. Дима – потомственный гидростроитель, вырос на Тедженстрое-1, где его отец Александр Михайлович Романюк возглавлял строительство в сороковых годах. Заядлый охотник, Дима знал тедженстроевские окрестности как свои пять пальцев. Среди рабочих и шоферов, туркмен и русских он был как рыба в воде, имел массу друзей и знакомых среди местных жителей.

 

Позднее мы с Романюками, Димой и его женой Лидой работали много лет в Ашхабаде в управлении Подземвод. Везде Романюк проявлял себя как незаурядный организатор, но везде мешал ему этот проклятый бич – вино. Оно и погубило его. Дима рано ушел из жизни.

 

 Дима Романюк: есть над чем задуматься.

Как же изловчиться заполнить пустоту под плитой  крепления откоса?

 

 

А кажущаяся медлительность Николая Лапшина с годами вылилась в трудолюбивое упорство. Много лет Н. Лапшин руководил отделом Минсельстроя ТССР.

 

Виктор Шимко

Я уже говорил раньше, что доводилось встречать талантливых мастеров, виртуозов своего дела. Это и механики Долгов и Лавриненко, и бульдозеристы Бочевский с Петсоном, и слесарь Серафимовский, и электросварщик Степан, и экскаваторщик Жулин. Без сомнения, к таким мастерам можно отнести и плотника Шимко.


На бригадире плотников Викторе Шимко лежали все дела по опалубке и вообще плотничные работы. В его руках топор, казалось, терял свою тяжесть. Он подобрал бригаду таких же мастеров на все руки. Небольшого роста плотный мужичок, он не умел работать не торопясь. Так и вижу его стремительные движения, крупные градины пота на лбу, щелки глаз с набрякшими веками на курносом лице. В наши жаркие края привела Виктора болезнь почек, но я не припомню, чтобы он по болезни не вышел на работу. Это с ним мы разработали конструкцию инвентарных опалубочных щитов, а он их сделал так добротно, что щиты оборачивались многократно больше нормы.

Гасители энергии воды.

Видны рассекатели воды и трамплины. Слева сооружается мост.

Справа видны стены водобоя из сборных блоков

 

Если наружные поверхности монолитных частей водовыпуска и сейчас имеют вполне приличный внешний вид, то в этом прямая заслуга золотых рук Виктора Шимко и его бригады.


Множество раз находил он выход из самых затруднительных положений. Когда бычки и устои щитовой секции поднялись выше 10 метров, встал вопрос: как устанавливать опалубку выше? Лестницы и даже стрелы наших кранов уже не доставали туда. Снаружи не подберешься: там идет намыв грунта. Мы уже примирились с мыслью, что придется строить леса на всю высоту.


А Виктор нашел выход: к выпускам арматуры прикрепил петли из толстой проволоки, в них вставил стропила через шестиметровый пролет, на стропилах закрепил настил. Получилась отличная подвесная рабочая площадка на 10-метровой высоте. Как все просто, надежно и быстро! Но надо же было такое смекнуть: в проекте этого нет и в институтах такому не учат!


И через двадцать лет встречал я Виктора на разных сооружениях Каракумского канала. Рядом работают два его сына, а сам он такой же шустрый непоседа. Только очень сильные очки и сутулая спина выдают его уже немалые годы.

 

Механизаторы

Немало отличных механизаторов трудилось на сооружении. Криволинейные поверхности бычков приходилось устраивать в деревянной опалубке. На монтаже работал давнишний мелиоратор экскаваторщик Николай Жулин. Его экскаватор, переоборудованный под кран, монтировал сборные железобетонные блоки, армокаркасы, подавал бетон бадьями, манипулировал шандорами при пропуске паводка. Был с ним такой неприятный случай: при подъёме тяжелого стенового блока лопнул строп. Произошло это на моих глазах. Сначала со страшной силой грохнулся об днище этот блок, а затем экскаватор откинулся назад и встал «на дыбы». Гусеницы встали почти вертикально, а стрела, внезапно освободившись от груза, откинулась назад с такой силой, что согнулась на заднем упоре, обогнула корпус экскаватора и концом уперлась в противовес сзади. К счастью, никого не зацепило, но наука нам была хорошая.

 

 Первый ярус  бычков 


На другом кране работал Эсенов Артык, молодой парень с поврежденным позвоночником. Больно было смотреть на его неуклюжую горбатую фигуру. Но когда он садился за рычаги своего крана, человека словно подменяли: ловкий до риска, неутомимый в работе и безотказный мастер. Судьба дала ему к убогому телу могучее механическое продолжение. И владел он им великолепно! 

                                  Монтаж плит-оболочек второго яруса бычков

 

 ЧП (пожар)

К середине лета бетонные работы велись на понуре и днище быстротока, и предстояло бетонировать днище водобойного колодца. Здесь уже была установлена арматура и опалубка на самых массивных блоках – по 1000 кубометров каждый против прежних 200-300.


Бетонировка больших блоков предполагалась уже со вновь смонтированного завода с двумя мощными 500-литровыми смесителями. Завод практически был нами уже собран, при нем – полузаглубленный деревянный склад цемента, завезены гравий и цемент. Здесь механизирована подача всех составляющих, дозировка материалов автоматизирована, только кнопки нажимай – мечта, а не работа!


А пока мы выжимаем последние соки из крохотного старого бетонного узла на две 250-литровые бетономешалки с ручной подачей заполнителей.


Наконец в июле после нескольких попыток устойчиво пошел бетон с завода! Стали заливать первый большой блок в днище водобоя. Всё идет нормально, за 5-6 смен с блоком должны справиться.… Работа идет вторые сутки. Время обеденного перерыва. Я так выматываюсь в постоянной беготне при этой несусветной жаре, да еще при трехсменной работе, что вместо обеда просто валюсь и моментально отключаюсь. Сейчас меня никто не тронет, час можно спокойно поспать.


Не знаю, что меня разбудило, но вскочил словно ошпаренный и сам не пойму, в чем дело. Проспал, что ли? Нет, на часах 12.45. Повернулся к окну и… похолодел: прямо передо мной из-за соседнего коттеджа торчит двадцатиметровая махина башни бетонного завода, вся объятая пламенем!


Я пулей вылетел прямо в окно (благо, наш коттедж одноэтажный) и помчался туда. Горело сразу всё: внизу – деревянный цементный склад, выше – сама четырехъярусная башня, обшитая досками и такая же обшивка наклонной галереи для транспортера. Полыхает пересушенное в 40-градусной жаре дерево. У подножия башни горит куча бумажных мешков из-под цемента. Пламя гудит почти без дыма, искры и пыль как в трубу тянет вверх. С пулеметным треском лопается шифер на кровле. Совершенно невозможно что-либо сделать с нашими «пожарными средствами», баграми и лопатами. А на высоте?

Первый вопрос: «Люди?». Кажется, все целы.


Вот уже загорелся домик нашей участковой конторы, где помещается и строительная лаборатория. Кое-что удается отвоевать здесь, а на заводе уже обнажился скелет металлического каркаса.


Не прошло и получаса, как на самом заводе сгорело всё, что могло гореть. Продолжали гореть лишь бревенчатые конструкции склада цемента. Кольцом стоит толпа народа, близко не подойдешь, жар нестерпимый. Наши все чумазые, истерзанные, но, кажется, никто серьёзно не пострадал.


Уже подкатили всевозможные водовозы, баки на тележках: поливаем горящий склад цемента, контору, остатки обшивки. С огнем справились, когда из Теджена за 60 километров подкатили пожарные. Но еще и назавтра дежурные то и дело заливали всё новые и новые очаги.


Как загорелось – вопроса почти нет. Ясно: жара, бумажные мешки.  Неосторожная, если не преступно-намеренная, сигарета – и вот результат.

 

Трудный выбор

Но что же теперь будет? Напряженнейший график, где увязаны и строительство водосброса и перекрытие реки и пропуск паводка будущего года – всё летит к чертовой бабушке! Если паводок придет при перекрытом русле и не готовом сбросе, будет прорыв, катастрофическая авария. Одно из двух: или русло в этом году не перекрывать и набор водохранилища отложить на год, или найти способ довести сооружение до такой готовности, чтобы через него можно было пропустить паводок. Признаться, после пожара последнее казалось фантастикой.


Тем не менее не теряя времени организовали приготовление бетона на старом узле с маленькими бетономешалками – загрузка вручную, работа круглосуточно. Перерыв в бетонировании был не более нескольких часов. Страшно вспомнить, с каким напряжением удалось нам за последующие трое суток работы одолеть-таки начатый блок.


Был такой эпизод.

Пришел на пересмену со второй смены на третью. Сначала всё шло нормально, но внезапно обрушился сильный ветер. При выгрузке заполнителей из скипа в бетономешалку ветер на лету подхватывал гравмассу с цементом и швырял в лицо мотористам. Им невозможно отойти от пультов управления и не за чем укрыться. Насилу уговорил ребят-даргинцев (была их смена), нашел защитные очки. Работу продолжили. Но тут ветер немного повернул, и их стало задувать цементной пылью из недавно сгоревшего и разрушенного цементного склада. Все бросили работу. Как я их ни уговаривал, как ни стыдил, как ни объяснял, что невозможно прекратить бетонировку такого блока, ничего не помогало! Я был просто в отчаянии. И так в душе живого места нет, а тут – на тебе!


Почти без надежды на успех предлагаю: «За каждый час работы при ветре я обещаю заплатить в три раза больше того, что вы заработаете фактически!». Сверх всяких моих надежд это сработало. А может быть, дошло? Во всяком случае бетон вновь пошел, хотя пришлось, конечно, до утра не отходить от узла. Да, стройка – это суровое дело, невольно могут сложиться тяжелые, даже жестокие обстоятельства!


А у меня так и осталось неприятие к денежным посулам за срочные или тяжелые работы. Предпочитаю, чтобы рабочие, с которыми приходится иметь дело, были уверены, что я сделаю всё, чтобы оплатить их труд возможно щедрее. Но в острой ситуации вдохновлять людей рублем мне противно.


Тем временем мы по собственному разумению построили новый бетонный узел, хоть и временный, но с механизированной загрузкой ковшом экскаватора. Использовали обрыв речной террасы рядом с промзоной. Наверху установили четыре бетономешалки полукругом так, что экскаватор из неподвижной позиции доставал их по дуге вращения стрелы. В качестве инертных применили однородную гравийно-песчаную смесь без разделения на фракции. Ковш экскаватора переделали под объём одного замеса бетономешалки. Для цемента рядом соорудили навес.

 

 Новый бетонный узел – альтернатива сгоревшему заводу


Ручная работа – только подносить цемент в мешках или носилками. Готовая бетонная смесь от бункеров-накопителей отвозится по нижней террасе.

Получилось довольно толково: вдвое меньше людей и в два раза больше выработка бетона. Сам узел мы соорудили буквально в считанные дни, как только подвезли бетономешалки. Появилась надежда, что бетонные работы не сорвем.

Конечно, руководство стройки и треста взяло на себя большой риск, когда поверило нам. Надо сказать, что темпы бетонных работ действительно не были заметно нарушены.

 

На крючке. Суши сухари, Володька!

Но это было уже недели через три после пожара. А сразу после пожара было вот что: серьёзные товарищи «из органов» занялись расследованием. Искали причины и, конечно, виновных. По их логике виновным оказался я в единственном числе: начальник участка отвечает за пожарную безопасность. Не обеспечил, не предусмотрел и т. д., и т. п. События разворачивались стремительно: взяли с меня подписку о невыезде, следователь стал через 2-3 дня вызывать к себе в Теджен. Это при нашей-то горячке!

– Кто строил бетонный завод?

– Мы, наш участок.

– Сколько времени он проработал?

– Пробные пуски начали недели три назад, а в непрерывную работу запустили за два дня до пожара.

– Покажите акт ввода завода.

– Какой акт ввода? Это же наше подсобное предприятие, промзона. Мы сами же для себя и строили.

– Положено: кончили строить – надо сдать объект, ввести в эксплуатацию.

– Кому же сдавать, мы же сами и эксплуатируем!

– Это не важно, должен быть акт ввода. Иначе выходит, вы незаконно эксплуатировали не введенный объект. Вот первое ваше нарушение. Приходите послезавтра.


Ну, что тут скажешь... Сам себя без следователя загрыз. А срока не очень боюсь: хуже того ужаса, что я уже пережил, ничего, кажется, быть не может. И уж совсем не страшным представляется принудительный труд «там»: по сравнению с теперешней работой всё равно будет курорт. Вот так заранее и примеряешься: суши, Володька, сухари!

 

Друзья познаются в беде

Вдруг – как отрезало. Прекратились вызовы к следователю, допросы, писания объяснений. Проходит неделя, другая – не трогают. Проходит еще время – обо мне забыли, будто ничего и не было. Слава богу, хоть от работы не отрывают. Хорошо, если отложили, успеем наладить дело путем.

И только потом рассказал мне Савченков вот что.


Были они с Малевичем на заседании бюро Марыйского обкома. Колижнюк докладывал о нашей стройке. В заключение первый секретарь обратился к присутствующим: «Повестка исчерпана. Больше нет вопросов?». И тут, по подсказке Савченкова, Семен Константинович попросил разобраться и, по возможности, прекратить уголовное дело против меня. Пояснил, очевидно, что я за преступник. Последовало всемилостивейшее «одобрям» сверху. Благо, все силовики вот они, здесь. Его правильно поняли: разобрались, прекратили. Мне, правда, об этом забыли сказать, но это, конечно, пустяки. И на том спасибо.

 

О поджигателях

Кстати, о пожарах и поджигателях. Я недаром упомянул о возможном преступном умысле. Одно время поселок и промзону охватила прямо-таки эпидемия пожаров: то сгорел дом, то быстро потушили возгорание в опалубочном цехе, то обнаружили какое-то запальное устройство на чердаке дизельной электростанции. Пожар уничтожил наш летний кинотеатр. Горели даже уличные деревянные сортиры. Местные «шерлок холмсы» так никого и не нашли, если не считать одного жалкого алкоголика, который стал разводить костерок у себя в комнате прямо на полу. Хорошо, вовремя пресекли.


Конечно, в условиях сухой жарищи всякая щепка превращается в порох, но меня не покидало ощущение, что беды эти нам несет чья-то недобрая рука. А там – кто его знает...

 

 

Степан

Когда мы спокойно присмотрелись к нашему пепелищу, то поняли, что можно попробовать восстановить завод. Тоненькая дощатая обшивка сгорела так стремительно, что сам металлический каркас и тяжелое оборудование остались практически невредимы. Главное, надо было восстановить наклонный транспортер с его опорной рамой. Необходимо было также заменить или отремонтировать кое-что из оборудования и заново восстановить электропитание. И, наконец, обшить здание теперь уже не досками, а шифером.


К концу лета завод был восстановлен вместе с цементным складом. Но и после этого мы при больших авралах гнали бетон параллельно: с завода и с бетонного узла.


Вспоминается такая встреча. Почти все работы по восстановлению завода были выполнены, оставалась только рама под транспортер – довольно сложная наклонная объемная конструкция. Поначалу просто не было подходящего металла, а потом никто не брался: больно мудрено.


И вот подходит как-то ко мне незнакомый мужик очень живописного вида: в брезентовой сварочной робе на голое тело и тяжеленных кирзовых ботинках на босу ногу. Чумазый, тощий. Ясное дело – запойный. Говорит, сварщик. Ну, на кой он сдался такой? Только чтобы отделаться, почти в шутку, я сказал об этих злополучных фермах.

– Давай, мне всё равно. Покажи, что надо.

Я объяснил. Он сразу назвал сумму – немалую, но вполне терпимую.

– Ладно, – говорю, – это за мной, а сколько времени тебе надо?

 – Три дня. Когда скажу, дашь двух подсобников.

Я рассмеялся, не поверил, конечно, но что поделаешь – выбирать не приходится.

– Договорились. А теперь на тебе «аванс», иди пожуй чего-нибудь, а то электрод не удержишь, – и выгреб ему из кармана всё, что оказалось.

Он деньги молча взял и ушел.


На следующий день появился, вид повеселее. Полазил, повымерял что-то, повозился со сварочным генератором, нарезал несколько кусков из уголка и… исчез.

Ну, думаю, всё. И денежки мои плакали, и дело ни с места. Да еще острякам нашим дал такую пищу для подначек. Сколько же можно гореть на своей наивной доверчивости?


Однако на следующий день он появился. На мои упреки невнятно огрызнулся и опять принялся возиться с какими-то рамочками. Что-то меряет, режет, приваривает и всё молчком. На вечер попросил подсобников. Ну ладно, посмотрим...

И посмотрели! Вышел он часов в шесть вечера, когда жара немного спала. И начал ра-бо-тать!


Больше 40 лет я прожил в строительстве, но ни до, и никогда после не видел я такого сварщика-виртуоза. Он отрегулировал сварочный агрегат так, что электрод буквально таял в его руках, как таяла бы тоненькая свечка, если бы ею упереться в раскаленную болванку. Оказывается, он всё это время возился с изготовлением шаблонов – прямых, косых, разных. А теперь два человека только успевали по его команде подносить и укладывать в шаблон уголок за уголком да оттаскивать в штабель готовые плоские заготовки. Из них собирались объемные фермы. Качество шва великолепное!


Никого из посторонних не было, некому еще было полюбоваться на это чудо. А я стоял и счастливо смеялся: вот это да! Куда девался пропойца-оборванец! Передо мной был великолепный мастер, и его труд вызывал глубокое уважение.


Уже поздно ночью, когда он прекратил работу, мы поговорили по душам. История, в общем-то, заурядная: работал на литерном заводе, варил ёмкости под высокое давление. Классный дипломированный мастер. Но, увы, спился, и вот – понесло по свету.

Назавтра он кончил работу в срок, и я тут же выложил ему обещанное. Сколько я его ни уговаривал остаться, обещал устроить с жильем, одеть по-людски, подкормить, наконец, – ничего не вышло. «Подведу я тебя, я себя знаю. Спасибо, что поверил». И ушел.

Одно помню: звали его Степан.


Сары Мамедов

Из-за злополучного пожара еще долго едва ли не самым тяжелым делом было приготовление бетонной смеси. Я уже говорил, что на временном узле нам удалось механизировать всё, кроме подачи цемента. Цемент в бумажных мешках приходилось подносить вручную до 40 метров. Один мешок на один замес, так было отрегулировано. Полагалось 50-килограммовый мешок подносить вдвоем. Но ребята приспособились таскать каждый по мешку. Так сподручнее: мешок на плечи – и вперед!


Как-то пришел ко мне худенький большеглазый парнишка, недавний выпускник гидротехникума. Я объяснил, что свободной должности мастера у меня нет. А он и не претендовал. Согласен на любую работу, только бы заработать чуть поприличнее. Выяснилось, что он из колхоза, один у матери. Она живет очень трудно, но вот вытянула его, выучила. Теперь надо хоть что-то самому в дом приносить. От ребят он узнал, что самая высокооплачиваемая работа – подноска цемента. Просится туда.

– Куда тебе? Там вон какие здоровенные парни!

А он упорно стоит на своем.

– Ну ладно. Будет возможность – заберем в мастера.


Оказался очень настырный парень, сказалась крестьянская закваска. Его из-под мешка почти не видно, но таскает вовсю, от других не отстает. Конечно, страшно тяжело, силенки на пределе. А тут еще цементная пыль, жара, пот. После работы еле отмоешься.


И вот однажды уже зимой в ночную смену лопнул у него на плечах  бумажный мешок. Холодные струи цемента потекли за шиворот по потному телу! Видно, чаша терпения переполнилась, бросил он в сердцах мешок, прорезался характер: «Всё! Больше я цемент в руки не возьму!».


Утром пришел ко мне с заявлением на увольнение. Но я уже понял, чего стоит этот парень. Решил взять грех на свою душу, послал его мастером в котлован. Он аж просиял. Как уж я выцыганил у начальства дополнительную штатную единицу – не помню, но так и остался он работать у нас мастером.  Это был Сары Мамедов.

В восьмидесятых годах работал он начальником Кировского участка нашего треста. Вместе мы успешно воевали с паводками. Нередко вспоминали тедженстроевские времена.

 

Я веду собрание рабочих на понуре сооружения. За столом слева – главный инженер СМУ Н.Г.Савченков, в центре – Артык Эсенов,  крановщик 50-тонного крана, видного на заднем плане



«Белая  ворона»

Вообще все итээровцы выкладывались на стройке не жалея сил. В этом смысле был такой характерный эпизод.

Приехал С.К. Калижнюк. Собрал ИТР на совещание. Был уже разгар лета, забот было море. Особенно, как всегда, подводил транспорт. Поднимает С.К. начальника Тедженской автобазы Иванова, рыхлого неторопливого рыжеватого мужчину. Устроил ему хороший разнос «за достигнутые успехи» и вдруг говорит:

– Ты посмотри на себя и на остальных. Разве не видно, какой ты работник? Отсиживаешься в кабинете, даже на солнце не высунешься.


Мы огляделись, и грянул дружный хохот: среди прокопченных лиц и пропыленных выгоревших одежд строителей наш автодеятель выглядел действительно белой вороной. Чистенький светлый костюмчик, холеная розовощекая физиономия со слабыми следами загара.

Умел Калижнюк попасть словом не в бровь, а в глаз! Уж мы-то знали: хоть грубовато и обидно, но очень справедливо. И помогло. Чаще стал маячить у нас этот начальничек.

 

Наша с Эльдой свадьба

В апреле 1960 года мы с Эльдой сыграли свадьбу.

Не стали оглядываться на сумасшедший темп трехсменной работы в преддверии паводка. По такому случаю начальство расщедрилось и переселило нас в отдельный коттедж: две комнаты, кухня. веранда, участочек у дома! Я впервые в жизни после родительского дома ушел из общежития.


Из Ашхабада Эльдины подруги и родня навезли гору вкусностей к столу. Были все наши друзья. Мы еле втиснулись в самую большую комнату. Веселились от души. Сохранилась единственная фотография, но, увы, очень слабого качества..

Сейчас за плечами вся жизнь. У нас две дочери – Марина и Лена, два замечательных внука – Илья и Максим.


Всю трудовую жизнь Эльда проектировала гидротехнические объекты, а я строил, иногда и по её проектам. Мы оба очень довольны выбором профессии: это прекрасное сочетание сложной и  увлекательной теории с абсолютно осязаемыми результатами на земле. Мы оба благодарны своему делу за глубокое чувство удовлетворения, которое довольно часто дарила нам наша профессия.

 

 Очень некачественное фото, но, к сожалению, единственное.

Слева от меня Майя Казимова, подруга Эльды; справа от Эльды – Надарий; далее крайний в белой рубахе – Виталий Петручук. Перед нами – Владимир Константинович Малевич и Ольга Степановна Лавроненко. Впереди справа – Николай Широков и его жена. Савченковы сидят напротив Малевичей, но виден только краешек лба Николая Григорьевича Савченкова

 

Паводок 1960 года

Зимой 1960 года темп работ достиг высшего напряжения. Уже реально маячило время весеннего паводка, а надо было сделать еще так много!


Я даю ценные указания


Ясно вырисовывались контуры огромного сооружения. Завершились работы на днище. Медленно, но упорно росли вверх стены всех частей сооружения. Кое-где уже велась обратная засыпка пазух за стенами.


Второпях не обошлось без неприятностей.

При замыве левой пазухи водобоя вода просочилась вокруг обратной стенки и на вторые или третьи сутки внезапно прорвалась в нижний бьеф. При этом как фанерку сорвало с места и отшвырнуло в колодец плиту крепления откоса. А плита размером 5х5 метров и весом под 30 тонн! Вода показала нам свою могучую силищу. Мы всё, конечно, быстро залатали, но поняли ещё раз: с водой шутки плохи. Спешить надо  медленно!

 

Уже были установлены и забетонированы закладные части: опоры сегментных затворов, направляющие закладные под плоские шандоры. Немало смен провел я за теодолитом и нивелиром, пока устанавливали эти важнейшие элементы сооружения. Как пригодился прежний геодезический опыт! Стены щитовой секции были подняты только на 2/3 проектной высоты, поэтому подъёмники для затворов установить было невозможно. А сбросной расход воды регулировать надо.


Приняли такое решение: средний из трех пролет перекрыть сейчас шандорами, а сброс регулировать крайними пролетами. Шандоры в них опускать и поднимать кранами, стоящими на грунте за устоями.


Пропуск паводка 1960 года через недостроенное сооружение   


 Плотина

Но надо было не только пропустить пик паводкового расхода реки. Ведь мы строим водохранилище для запаса воды на маловодный период года. Значит, надо поднять горизонты воды перед плотиной как можно выше: высота гребня плотины лимитировала объем набора воды.


В преддверии паводка стало ясно, что отставать будет все-таки плотина: сооружение росло с опережением графика. А на плотине самое слабое место – русловая часть, та самая, о которой шел разговор у Малевича с министром.


Этот участок намывался тяжелыми земснарядами союзного треста «Трансгидромеханизация». Намыв явно не поспевал, по известному «закону подлости» из строя выходила то одна машина, то другая. Савченков тряс душу начальника землесосного участка, а Малевич названивал в их столичный трест. Из Москвы приехал Дмитриев, главный инженер треста. Откуда-то прислали подкрепление людьми, самолетом привозили нужные запчасти. Но намыв шел худо.


Создалось действительно угрожающее положение. Весна, расход воды в реке стал прибывать. Часть воды уже сбрасывалась через сооружение, другая шла на заполнение водохранилища. Уровень воды поднялся, затопило карьеры, земснарядам пришлось работать при большой глубине.


Апрель-май 1960 года. Настал самый драматический момент, когда паводковые расходы достигают пика. Сколько возможно, сбрасывалось через сооружение, а горизонты воды в чаше водохранилища продолжали расти. Хотя уже все землесосы работают непрерывно, однако более 40 сантиметров в сутки по всему участку плотины они намыть не могут.

А горизонт растет вдогонку на 20-30 сантиметров. Запаса остается 1-1,5 метра, иногда меньше. Остановка даже одного земснаряда грозит катастрофой!


Ярким подтверждением того, что не место красит человека, а наоборот, был Союн-ага – простой учетчик транспорта. Его работа – отмечать прибывающие машины с гравием. Прославился он своей абсолютной неподкупностью и очень активным поведением на всяких сборищах и собраниях. Это был высокий сухой и очень бодрый старик с какой-то сумасшедшинкой в глазах. В любую погоду он был «при исполнении». Ни один шофер не смел с ним спорить.


Я, грешным делом, поначалу устраивал негласный параллельный учет, но скоро убедился в его патологической честности и потом доверял полностью. Очевидно, доброе имя было для безграмотного Союна-ага дороже корысти.


Не могу не вспомнить здесь директора Тедженского автопарка со звучным именем Ишан-Риза Оглы: здоровенного вальяжного дядю, пользующегося огромным авторитетом в Теджене. Были такие советские баи на азиатской земле.


По первому знакомству мы немало попортили крови друг другу: уж очень больное место для стройки транспорт, и к тому же авторитет он для меня был никакой. Но потом обстановка да и возможность посветиться на виду у начальства заставили его отношение изменить, и автопарк нам очень крепко помогал. Теперь Ишан-Риза частенько стал появляться у нас, и тогда мы слышали его веселый бас:

– Ну, Вальёдя, не шумьи, всё будет ка-ра-щё!


А тут еще беда: «поплыл» откос нижнего бьефа. Из-за непрерывного намыва вода с карт не успевает отфильтроваться, и грунт теряет устойчивость. Во что бы то ни стало надо низовой откос пригрузить гравийной массой. Вот тут-то и был мобилизован в области весь возможный транспорт. Автомашины шли нескончаемой вереницей – и свои, и автопарковские, и от других ближних и дальних организаций. Мы все – прорабы, мастера нашего участка, не исключая меня, – превратились в регулировщиков круглосуточного движения на плотине. Действовать надо было  быстро и точно.


Весь фокус в том, чтобы не утопить гравий в плывуне и не размазать его по откосу. Поперек откоса следовало устроить компактную гравийную призму, которая перехватила бы оползень. Марафетом будем заниматься позже. Здесь каждая горсть гравия на вес золота. Наша задача – вогнать в дело всё, что привезли. Эта же призма служила дорогой для машин. Подвезенный гравий проталкивался вперед бульдозерами. Словом, повторилась ситуация, что была в котловане.

 

 Разобрана перемычка.  Первые струи воды побежали к сооружению        

 Иван Мартиросов и Виктор Баев очень довольны

 

Как устроить горизонтальное полотно дороги на крутом ползущем откосе? Не всякий поймет, какой тут нужен класс мастерства бульдозериста! На эту ювелирную работу всегда ставили Костю Монахова, того самого, бывшего ремесленника-каменщика. Удивительным мастерством овладел этот парень: вот уж действительно единое целое с машиной!


Вода всё прибывает, а гребень растет так медленно... В любую минуту новый большой оползень может соединиться с картой намыва, а там почти неизбежен прорыв. Нервы напряжены до предела, ноги от усталости подкашиваются. А тут еще солнышко дает о себе знать, ведь уже май месяц, началось наше лето.


Не все понимают остроту обстановки, и кое-кто из прикомандированных шоферов норовит высыпать груз подальше от опасного места. Приходится регулировать движение не без принуждения. Пока всё идет как надо: слаженно трудятся рабочие-разгрузчики, если вместо самосвала попадается бортовой грузовик; автомашины разворачиваются на подъезде и задним ходом подают гравий к концу проезда; время от времени бульдозер проталкивает гравий вперед. Растет дорога, растет опорная гравийная призма.


…Середина дня. Жара. Перерыв, все разошлись: кто уехал обедать в поселок (в том числе и наш бульдозерист), кто чаевничает рядом, пристроившись в тени машин. Я расталкиваю несколько последних машин. Надо спешить, они должны уйти в следующий рейс.


Вдруг вижу, что один самосвал на полпути остановился и стал поднимать кузов. Это значит, что не только гравий бесполезно пропадет, но на дороге образуется пробка: другие машины не пройдут, а бульдозериста нет. Я ору во все горло, машу руками – ноль внимания! Бегу к самосвалу. За рулем – незнакомый парень.

– Надо сыпать там! – показываю назад в конец следа.


В ответ – злая брань. Я просто опешил: после того, как только что десятки людей с пониманием и беспрекословно выполняли каждое мое слово – и такое! Я понял, что он просто трусит, не уверен, что сможет проехать задним ходом.

– Тогда уезжай вперед, но дорогу не пересыпай!

Никакого впечатления, продолжает поднимать кузов.

– Не смей, рейс не засчитаю!


Вдруг он сорвался из кабины, бросился рвать на мне рубаху. Пришлось отмахиваться кулаками. Сбежались шофёры, рабочие. Нас растащили, стали увещевать. А я распалился, еле взял себя в руки. На него смотреть жалко, лицо разбито вкровь. Стыдобища! И обидно: за всю свою прорабскую жизнь ни разу не грешил рукоприкладством. А тут – на тебе, иди теперь по поселку в растерзанной рубахе и объясняй любопытным, в чем дело!

Но машину все-таки отогнали.


Не стал бы и вспоминать об этом безобразии, но, с одной стороны, из песни слова не выкинешь, а с другой – это что-нибудь да говорит о нервном накале в те дни.

Несколько дней шли эти гонки со слепой стихией, но, наконец, расход воды в реке стабилизировался, горизонт водохранилища перестал расти. Гидромеханизаторы смогли оторваться от горизонта воды на солидный запас. Мы благополучно долатали плотину и с разбегу продолжили отсыпку проектной дренажной призмы из песка, гравия и камня.

Мы справились с паводком! Часть водохранилища была набрана. Это был первый паводок, который мне пришлось провожать. Но далеко не последний!

 

Разрядка

Наконец-то за более чем два последних года наступила разрядка, или «расслабуха» по-современному. Постепенно уехали домой многие рабочие из Дагестана, большинство – в отпуск за два года. Оказалось, что существуют на свете выходные дни, рыбалка и охота.


В то лето после пропуска паводка мы ходили именинниками: несмотря ни на какие напасти, получилось-таки дело, за которое мы взялись. Наверное, именно в этом главная радость строителя. Возможность увидеть плоды своих трудов во многом компенсирует те мучения, которые достаются в ходе строительства.


Нам с Эльдой выделили трехкомнатный коттеджик. Появились новые заботы, впервые приходилось обзаводиться домашним хозяйством. Первое наше семейное приобретение – холодильник ЗИЛ-Москва. Прослужил он нам больше 20 лет.

Соседи наши по поселку – Савченковы, Бондаренки. Василий Иванович и Аня Бондаренко – наши сверстники из Киева. Он – начальник производственно-технического отдела нашего управления, а Аня – инженер в ПТО. Меня всегда немного пугало то количество бумаг и цифирни, которое перерабатывали пэтэошники. Одни процентовки чего стоили! Но они чувствовали себя здесь как рыба в воде, всё оформлялось вовремя.


Поехал в отпуск и Вася, лечил желудок. Вернулся. Собрались у них.

– Ну, как здоровье?

– Да вот, там лечили и с собой дали наставление.

И показывает курортную карточку, где вписано желательное меню на целую неделю: естественно, одна постнятина, читать тошно. А в самом конце приписка: «один раз в неделю рекомендуется зигзаг в сторону запрещенных блюд». Эврика! Это же то, что надо! С тех пор слово «зигзаг» стало нашим кодовым обозначением любого застолья.

Бондаренки работали на Нурекской ГЭС, за границей, потом в аппарате Минэнерго.

 

Поселок

Поселок наш разросся. Появились целые улицы из щитовых домов, общежития, коттеджи. Но оставалось еще много времянок, передвижных вагончиков и фанерных юрт. Отстроили столовую, магазин, почту, летний кинотеатр, контору – всё «как у людей». Зазеленели вокруг деревца прошлогодней и теперешней посадок.


Это всё плоды трудов участка Николая Васильевича Заводчикова. Он порядком постарше нас, человек солидный, не очень склонный к юмору, а тем более к нашему вечному зубоскальству. Он – прекрасный практик жилищного строительства. У него всегда под рукой крепкая бригада умельцев на все руки. В чем-то он схож с Лавриненко: хозяин крепкий и прижимистый, у него даром добро не пропадет.


Впоследствии Заводчиков успешно руководил жилищным ПМК в Ашхабаде, а на пенсии славился на всю округу великолепными цветами, выращенными на участке у дома

 

Даешь гигиену!

В это время дошли руки и до других дел. Страшным бичом на стройке в первый год была пиндинская язва, «пиндинка». Разносчиками этой заразы были москиты. Почти всех приезжих поражала эта крайне болезненная и долго не заживающая болячка. Только перемена климата уничтожала эти язвы, и некоторым пришлось уехать. Были случаи, когда человека увозила скорая помощь: прилег в перерыв подремать в тени без рубахи, а через несколько дней вся спина покрылась россыпью пиндинок. А если на лице? Я тоже имею пометины на руке и ноге. Легко отделался, получил иммунитет. Могу засвидетельствовать: отвратительная болячка.


В конце 1959 года появился в нашем поселке некий молодой ученый муж с очень громкой медицинской фамилией Семашко.

– Будем бороться с пиндинкой! – заявил он.

Никто ему, конечно, не поверил. Его легкомысленный городской вид, его козлиная бородка не внушали доверия. Однако все его требования выполнили без проволочек. И вот картина: впереди могучего бульдозера бежит вприпрыжку этот гигиенист. Следом рабочий тащит опрыскиватель с какой-то отравой. Командный жест – и бульдозер буквально перепахивает участок земли, заравнивает его. Побрызгали и двинулись дальше. И так изо дня в день. Вокруг поселка и сооружения была обработана вся местность.


Только летом 1960 года мы поняли: пиндинка практически исчезла. Ай да Семашко, ай да благодетель! А секрет был прост: уничтожили колонии мелких грызунов, носителей заразы, уничтожили и заразу. Москиты – только переносчики этой заразы.

Как не зауважать науку после этого!


Тот же Семашко научил, как бороться с мухами. Кроме того, что решительно навели санитарный порядок в поселке, стали еще регулярно опрыскивать все злачные места соляркой. Закрепили за этим делом всем известную могучую бабу Маню. Сила её была в неукротимом нраве и убийственном языке.

И мух тоже практически не стало. Это чудо может засвидетельствовать каждый тогдашний тедженстроевец.

В поселке стало приятно жить и работать. В нашем деле мелочей нет.

 

Молодое пополнение

Еще летом 1959 года в котловане сооружения появился табунок ребят и девчат, явно студентов. Я подумал – очередная экскурсия. Но оказалось, что это пятикурсники-мелиораторы из Ашхабадского сельхозинститута. Приехали на преддипломную практику. Их распределили по разным участкам, у нас остались Володя Щепоткин, Коля Низаев, кто-то еще. Поставили их на должности мастеров: и практика отличная, и заработать немного можно. Наши-то штатные мастера не старше них были, зато эти почти инженеры. И мы не ошиблись. Ребята встали на укладку бетона в третью смену, где меньше всяких организационных неувязок. Главное – неусыпное добросовестное «бдение». Безусловно, досталось им крепко, но и здорово повезло: где бы еще они столько увидели и пощупали своими руками за считанные недели практики? Бешеный темп стройки того времени был принят ими как должное. А мы у себя на участке ощутили реальную пользу от их участия в работе.


На следующий год мы с удовольствием встречали целую группу наших знакомых уже как дипломированных инженеров. Большинство направили на строительство нового сооружения «23-й километр», а к нам в штат пришел Володя Щепоткин.


С ним мы проработали вместе до окончания Тедженстроя-2, а потом на участке Баба-Дурмаз Пионерного канала. Лучшего прораба себе на участок я не желал бы: грамотный, неравнодушный к любым неполадкам, готовый «пахать», не оглядываясь на время, требовательный и добросовестный работник. На него я мог полностью положиться. При этом Володя – человек доброго склада души, что всегда подкупает, особенно если приходится еще и жить вместе, как было в Баба-Дурмазе. Ему очень шло студенческое прозвище «Слон»: крупная фигура под центнер весом, массивные черты лица, большой нос, помеченный пиндинкой. В нем есть желание и умение задуматься над тем, что происходит вокруг, оценить по-своему. С ним было интересно не только в работе. В девяностых годах Владимир Михайлович Щепоткин неизменно возглавлял производственно-техническое управление Минводхоза Туркмении.


Его однокашник и приятель Николай Низаев тоже стал очень толковым инженером. Но у Николая еще оказался настоящий дар божий: он замечательно рисует. Поразительно было точно и быстро схваченное сходство фигур рабочих, картинок стройки. Помню, как весело мы фантазировали над архитектурно-художественным оформлением внешнего вида сооружения. Перебирались варианты от ажурной надстройки над подъёмниками до скульптурной фигуры чабана на ишаке, этакого колоритного туркменского Насреддина. В конце концов, после многих прикидок и дебатов решили, что здесь главная красота в функциональной целесообразности элементов сооружения. А самое лучшее украшение – хорошее качество внешних поверхностей бетона. К чему и стремились по силе возможностей.

 

После паводка

После пропуска паводка 1960 года продолжалось наращивание сооружения и плотины до проектных отметок.

На щитовой секции водосброса предстояло выполнить пролетные строения, установить сегментные затворы и подъемники, завершить обратную засыпку и благоустройство вокруг сооружения.


На участке русловой части плотины, примыкающей к водосбросу, необходимо было закрепить от волнобоя верховой откос, а на низовом откосе устроить дренажную призму из песка, щебня и бутового камня.

Если на сооружении новые конструкции требовали каждый раз индивидуального подхода, то на плотине велось только несколько разных работ по креплению и дренажу. Здесь раз налаженные операции шли своим отработанным чередом, что здорово облегчало дело.


Лето и конец 1960 года прошли в работе, хотя и напряженной, но размеренной, без авралов, с добротным запасом временной прочности. На крепление откоса пошло почти столько же бетона, сколько на сооружение, темп бетонных работ оставался высоким.

 

Даргинцы

Но это трудился уже хорошо слаженный стабильный коллектив. Основную силу составляли постоянные бригады из коренных местных жителей. Они проработали до конца строительства, зачастую по 2-3 года без отпуска.


А были еще даргинцы, сезонные рабочие из Дагестана. Трудновато было в середине лета, когда уезжала их основная масса. Но к осени они возвращались, или приезжали другие. Для многих из них это стало формой существования: дома работы нет, спасал отхожий промысел. Потом в восьмидесятых годах встречал я на строительстве Сары-Язинского водохранилища кое-кого из тедженстроевских даргинцев. А их бригадир Рамазан Рамазанов вообще постоянно живет и трудится в Туркмении. И неплохо трудится.


Даргинцы берутся за любую тяжелую работу, лишь бы был приличный заработок. Часто приезжают вместе мужчины одной семьи или земляки из одного села. Живут, работают и питаются такими бригадами-кланами. Иногда привозят с собой совсем слабосильного старика старейшину. Он только числится в бригаде, но, конечно, не работает. Молодежь безропотно его обрабатывает. Редко встретишь пьющего даргинца. Кто постарше – отличные мастера на все руки: каменщики, плотники, штукатуры, монтажники, просто разнорабочие.


Сейчас приходит сравнение с чеченцами: те же горцы, тот же клановый уклад, та же безработица дома, малая разница в географии. Но чеченцев на стройках я не видел.


Был такой случай. Бригада даргинцев работала на установке арматуры в щитовой секции. Идет работа на высоте 12-14 метров. Как-то я взглянул – и обомлел: по тонкой жердочке в пролете между бычками идет человек, как канатоходец в цирке. У меня душа в пятки! Кричать? Боюсь напугать. Заорал только тогда, когда он ухватился за арматуру противоположного бычка. Оказалось: даргинец из бригады арматурщиков сократил путь на соседний бычок, используя временный крепежный уголок. Смеётся: «Мы дома не по уголку, по тросу ходим, да и высота побольше!». Вот и отвечай с такими за технику безопасности...

 

Охотничьи забавы

Летом наши заядлые охотники Савченков и Щепоткин втянули потихоньку и меня в эту забаву. Савченков очень любил охоту на степную дичь: тураля, дрофу-красотку. Ездили в приграничный район Меана-Чаача на «культурку», старые поля посевов, давно брошенные. Попадались и зайцы.

Охотники   с трофеями. Слева—слесарь Лёша


Охотились и на кабанов в тугаях чаши Первого Тедженского водохранилища. Особая охота – на «красавчика».

      Охота на дурного красавчика:







 

               Утомился, бедолага. Жарко!

 

                                                                       

Бегом от опасности                  



Ездили на такыры (плоские глинистые участки степи), туда, где теперь плещется водохранилище Хауз-Хан. Летом днем едем без опаски по степи. Видим – вспугнули «красавчика», но не спешим: он далеко не летит, жарко. Замечаем место, где он сел, и заруливаем туда, но немного мимо, объезжая его по сужающейся спирали. Когда подъезжаем довольно близко, он не поднимается на крыло, а несколько раз коротко подлетает и перебегает.

Дурную птицу сбивает с толку то, что машина идет мимо. Наконец она скрадывается под каким-нибудь кустиком: спряталась. Но мы уже – на расстоянии надежного выстрела.


Ничего не знаю вкуснее мяса полевой дичи, особенно «красавчика»! Но, как только добыл трофей, жара из нашего союзника превращается в противника: даже если дичь немедленно выпотрошить, надо спешить домой, иначе мясо может пропасть.


Савченков, хоть охотник страстный, но никогда не безобразничает, знает разумную меру. С ним приятно охотиться вместе.


Охотились и на джейранов за пограничной системой, благо местами от колючки до настоящей границы бывает несколько километров. Охота ночью с фарами. В этих случаях с нами обязательно ехал пограничник с автоматом: и проводник, и стрелок, и охрана, и «как бы чего не вышло». Как-то раз выяснилось, что наш постоянный проводник знает границу лучше солдатика. Кричит: «Назад, быстро!». Развернулись – и через несколько сот метров проскочили мимо редкой цепочки кучек земли, отмечающих собственно границу. В азарте не заметили, как оказались у иранских соседей.


И чего только не увидишь во время охоты! От древнейшего холма Алтын-Депе до водосборного «кака» в центре урочища Хауз-Хан, от пограничных застав до остатков «шелковой тропы» в степи, древнего караванного пути в Индию. А какое удовольствие посидеть у костерка, напитаться чудесным запахом дыма от сухих веток пустынных кустарников!


Володя же Щепоткин в отсутствие персонального транспорта был большим мастаком по утке, вообще по водоплавающим. Их через водохранилище стало пролетать всё больше. Однажды ранней весной (очевидно, 1961 года) отправились мы порыбачить на небольшой моторной лодке. Далеко от берега забарахлил мотор, решили подавать бензин напрямую шлангом из ведра. Дело пошло, поехали снова. Вдруг в катере возник огонь, загорелся бензин, разлитый на дне и на двигателе. Естественно, шум, паника, а у меня в руках – ведро с бензином. Кто-то кричит: «Бросай ведро!». Хорошо, что я не сделал этого, каково бы нам было в центре пылающей бензиновой лужи! На корме рядом со мной – куча наших вещей: всех потихоньку «раздело» теплое весеннее солнышко. Я одной рукой придерживаю бензин, а другой без разбора хватаю и швыряю ребятам шмотки – забивать пламя. Огонь удалось сбить. Но чего нам это стоило: все чумазые, измызганные! На дне и на двигателе дотлевают чьи-то штаны, рубашки и прочее. К берегу подгребли вручную уже в сумерках. И вот идет гуськом компания: у одного из-под плаща светят голые ноги, другой обут и в штанах, но голый по пояс, третий топает в сапогах и рубахе, но без штанов. Мы благополучно проскользнули под покровом темноты, а потом долго и весело вспоминали нашу рыбалку. Но самое веселое было вот что: выяснилось, что именно мои «шмотки» все целы! Сработал инстинкт, или они просто лежали снизу, не знаю, но повода позубоскалить было достаточно.

 

А.Ф.Никишин

Осенью 1960 года у нас родилась дочь Марина, Эльде пришлось уехать в Ашхабад к маме, а я опять остался на холостяцких правах. С радостью согласился, когда предложили подселить ко мне в дом семью Никишиных – Александра Федоровича и его жену Люду с сынишкой. Мы отлично ладили, чем могли, помогали друг другу.


Никишин – однокашник Савченкова по Московскому институту водного хозяйства. Учился отлично, оставили в аспирантуре, выбрали на комсомольскую работу, стал секретарем одного из московских райкомов комсомола. Из комсомольского возраста потихоньку вышел, до диссертации руки так и не дошли. Тут Н.Г. и сагитировал его на Канал. Разумеется, их старая дружба на положение Никишина влияния не оказала, скорее наоборот: бывший именной стипендиат и аспирант в 30 лет начал с должности мастера на участке земработ. Естественно, он быстро пошел в гору: способности, школа и характер взяли своё. Я был свидетелем, как Саша по вечерам вгрызался в учебник по бухгалтерскому учету. Казалось бы, зачем? Но уже через несколько лет Александр Федорович Никишин был назначен заместителем министра вновь созданного Министерства сельского строительства республики. Надо думать, и бухгалтерия пригодилась.


Позже, в связи с необходимостью операции на сердце у Люды, Никишины вернулись в Москву. Он много лет работал на руководящих должностях в аппарате союзного Минводхоза. Всегда мы были уверены в его содействии и добром совете, если решался какой-либо наш вопрос его компетенции.

 

«23-й километр»

В 1960 году амударьинская вода пришла в Марыйский оазис, то есть была завершена первая очередь Каракумского канала.

А уже в 1961 году был стремительно сооружен канал от города Мары через Хауз-Хан до реки Тедженки. В реку вода сбрасывалась с помощью сопрягающего сооружения, которое одновременно служило мостом через ККК на 23-м километре шоссе Теджен-Серахс. (К3). Отсюда и название.


Наше Тедженское СМУ участвовало в этой работе. На трассе Хауз-Ханского канала работали земмеханизмы участка Сердара Мовлямова, а наши строители возводили само сооружение. Здесь работами руководил Виктор Баев – сначала как старший прораб от нашего участка, а затем как самостоятельный начальник нового участка. Прорабствовал там и Сары Моммаев. Сюда же направили выпускников Ашхабадского сельхозинститута Валентина Ерпылева, Николая Низаева, Вадима Королева, Нину Киктенко-Гриневу.


Чтобы успеть к подходу воды, бетонные работы пришлось вести довольно холодной зимой 1960-61 годов. Опять запахло авралом. На завершающем этапе все ПМК подключились на помощь. Мне достался монтаж сборных элементов перекрытия. В командование не вмешивался, трудился за прораба, а скорее даже за бригадира. Приходилось и самому орудовать и за монтажника, и за сварщика. Признаться, путёвым сварщиком я так и не стал, зато на память о 23-м километре и о моих сварочных подвигах осталась здоровенная дыра, прожженная там в моем полушубке.

К приходу воды сооружение было готово. Собралось много народу, кто-то из начальства прилетел на вертолете. Резали ленточку. Ели шашлыки и плов, пили вино, все радовались и веселились. Был настоящий праздник!


На финише 

В январе 1961 года был опубликован указ о награждении большой группы строителей Каракумского канала. Среди многих и я был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Никакие параграфы в паспорте, никакие пожары этому не помешали. Хотя никто никогда во время работы не помышлял о наградах, это было справедливо и приятно. Я был счастлив и горд.


Весной 1961 года мы без всяких осложнений и приключений набрали 2-е Тедженское водохранилище до полной проектной отметки и пропустили паводковый сброс через сооружение, используя смонтированные сегментные затворы.


Еще велись кое-какие отделочные работы на сооружении, завершалось бетонирование самых верхних ярусов верхового откоса, гравийная обсыпка низового откоса, устройство по гребню плотины дороги и освещения. Но надо было думать о завтрашнем дне. СМУ уже сворачивалось. Жаль было лишаться крепко сколоченного проверенного коллектива.

Мы давно уже поглядывали на новый объект – Хауз-Ханское водохранилище в 60 километрах от нас. (К3).

 

При перебазировке туда терять нам было нечего: оттуда ближе к областному Мары, чем от Тедженстроя. Временными бытовыми сложностями нас не запугаешь, тем более, что участок Заводчикова уже успешно вел строительство  поселка в Хауз-Хане.


Увы… Нашим надеждам не суждено было сбыться. Вмешался пресловутый человеческийфактор, а проще говоря – амбиции. Ушел на пенсию С.К. Калижнюк. Нам казалось, что его скорее «ушли», чем он сделал это добровольно. Очень даже возможно, что кому-то наверху было действительно тяжело работать с ним при его нраве и «самостийности», не мне об этом судить. Но многие из нас считали себя в какой-то степени учениками Семена Константиновича.

На празднике открытия Второго Тедженского водохранилища.

Слева: второй – Костя Монахов, потом – Николай Жулин, Виталий Медяный, главбух Карпухин. Крайний справа я, рядом Савченков, затем новый управляющий трестом В.Т. Захарченко

 

Уверен, коллектив был бы сохранен, прояви новое руководство треста во имя интересов дела немного мудрой чуткости. Хотя бы в контактах с лидерами итээровской молодежи, даже только с Савченковым. Ей-ей, овчинка стоила бы выделки. А тут еще пошли какие-то нелады у Савченкова с районным руководством.


В это время подоспело приглашение Савченкову и всем желающим от Калижнюка: этот неугомонный «пенсионер» уже возглавил строительство Нурекской ГЭС в Таджикистане. И Савченковы уехали, уехали и еще многие полные сил отличные работники.

Поехал бы и я, но с малым ребенком как ехать...

 

 Провожаем Савченковых.

В центре в шляпе – Н.Г.Савченков. Слева перед ним – Элеонора, рядом с ней Маша Кривая, затем Аня Бондаренко с дочкой и Заводчикова. Из-за них выглядываем я и Заводчиков. В центре, руки в брюки, Иван Мартиросов, за ним – мастер Виктор Сергеев. Далее справа – местные деятели снабжения во главе с Еломаном (крайний справа)

 

Для   строительства Хаус-Хана из Мары перевели СМУ, но люди, естественно, не хотели ехать из города в пески. Ушло много времени на это мучительное перетаскивание, пока сложился фактически новый коллектив. Дело от этих проволочек мало выиграло.


Кстати, как я уже говорил, Н.Г.Савченков на Нуреке возглавил Техническое управление, потом был заместителем председателя Совмина Таджикской республики, а затем начальником строительства Рогунской ГЭС. Вот тебе и мудрая кадровая политика!

 

 

«Ложка дегтя», или «красная» опалубка

1961 год проходил на подъеме: набрали водохранилище и пропустили паводок, мы с Эльдой радовались годовалой дочери, подоспел Указ о наградах. Мы готовились к сдаче всего комплекса Государственной комиссии. Дело сделано, настроение отличное.


Но и на нашу бочку меда нашлась ложка дегтя. К нам пожаловала комиссия тогдашнего Госпартконтроля. Поначалу мы отнеслись к этому вполне хладнокровно: раз надо, пусть проверяют. Но не тут-то было…


Комиссия позанималась несколько дней, и поползли слухи: обнаружился перерасход цемента и гравия почти в два раза, пересписано большое количество лесоматериалов, запущен учет! Запахло крупными хищениями, прямо «панама» какая-то.


Надо было спускаться с заоблачных инженерных высот на прозаическую бухгалтерскую землю. Кстати, в институте нас в это совершенно не посвящали. К сожалению. Пришлось бросить всё и с головой влезть во все эти лимитные карточки, разноски, проводки и ведомости. Там с первого взгляда действительно черт ногу сломит. Но постепенно кое-что стало проясняться, и не без участия самих членов комиссии. Оказалось, например, что к одной тонне цемента, учтенной при поступлении на базу снабжения в Теджене, наши корифеи учета приплюсовывали ту же тонну, завезенную на стройку с той же базы. Один плюс один равно двум. Приблизительно то же происходило с другими массовыми строительными материалами.


А леса я действительно списал больше, чем израсходовали. Получилось так: по нормам, скажем, на 100 кубометров бетона полагается списать N кубометров леса. Я так и делал. А добротные опалубочные щиты Виктора Шимко превышали эту норму, служили нам многократно и оставались пригодными.


- Да вот же они, щиты эти, целехонькие! Лежат за оградой. Можно еще использовать. Считайте, приходуйте, если так страшна «краснота» в учете!

– Нет. Так нельзя, это нарушение.

– Неужели наша вина в том, что мы фактически сэкономили лес?

– Этого от вас никто не требовал, а вот условия для хищения вы создали и за это будете отвечать.


Так я впервые ощутил на собственной шкуре жернова партийно-государственной мельницы. Теперь я думаю, что они просто поспешили с радостным рапортом вверх о раскрытии крупных хищений. Отступать было невозможно, да и неслыханное это дело рапортовать «Проверено, нарушений нет». Ведь из контролеров выгонят! Решение такое: «За допущенное нарушение и создание условий для хищения с начальника участка Верного удержать три оклада». От расстройства просто не помню, кого еще наказали, да и наказали ли? Справедливо бы – нашу центральную бухгалтерию. Не помню.


Вот так построили! Ай да герои труда! Больше, чем само удержание, меня бесило это «создание условий». Для кого? Со своей обидой и возмущением имел я наивность и глупость поехать в Ашхабад прямо к нашему министру П. А. Бережному.


– Как же так, Петр Антонович? Два с половиной года никто не скупился на похвалы: давай, давай, ребята! И действительно, выкладывались как могли. У многих так за душой ничего и нет кроме драных штанов, стоптанных сапог да чемодана под койкой. Неужели это именно те, с кем государство должно бороться и кого надо наказывать? Вы же отлично знаете наших ребят. Просто несправедливо и обидно!


Петру Антоновичу явно не по себе. Набирает по вертушке номер, и я слышу разговор с какой-то дамой. Оказалось, это была председатель республиканского Госпартконтроля. Он с ней любезно поговорил, объяснил ситуацию и, конечно, услышал столь же любезное объяснение, что решение уже принято и отменить его невозможно.


Се ля ви, – вздохнул министр и посоветовал не очень огорчаться. А я пожалел, что со своим молодым нахальством смутил действительно уважаемого человека.


Не понимал я тогда, что надо благодарить судьбу, что вовремя приоткрыла мне неумолимую несправедливость слепой партгосмашины. Хорошо, что хоть и поздно, но «дошло» до меня.

 

С высоты птичьего полета

Как-то осенью 1961 года сел около сооружения большой вертолет: кто-то из высокого пограничного начальства полюбопытствовал мимоходом взглянуть на новое сооружение. Вообще мы были очень дружны с пограничниками из ближайших застав. Они частенько бывали у нас, мы помогали им по хозяйству, чем могли. Бывали и у них в гостях, охотились за системой на джейранов. Не оробели мы и перед генералом. Пока Малевич водил его по сооружению, мы попросили показать нам узел с воздуха. Генерал согласился и дал команду. Мы с Савченковым и другими ребятами не заставили себя долго ждать. Я, признаться, впервые вошел в вертолет. Вблизи он показался огромным: пилоты где-то наверху, внизу кабина мест на 8-10. Полетели. Военный летчик сразу заложил такой вираж, что создалось впечатление, будто сидишь в огромной авоське, и какой-то великан развлекается тем, что дергает её за ручки из стороны в сторону чуть ли не до горизонтального положения. Мы обалдело вцепились во что попало.

Но вот машина выровнялась, успокоилась, пошла широким кругом, и перед нами развернулась великолепная панорама!

Первое впечатление удивительное: сооружение кажется легким и плоским, видна только узкая бетонная щель в теле плотины, земля укрыла конструкции общей высотой более 10-этажного дома. Настоящий эффект айсберга!

Белая пена в водобойном колодце и роскошная радуга в облаке водяной пыли над гасителями. Сверкающий на солнце бетон сооружения и крепления плотины. Четкие, как на чертеже, линии и контуры. Крохотные фигурки людей. Чуть в стороне – ряды белых домиков поселка в обрамлении зелени. Далеко к горизонту в противоположные стороны тянутся два крыла плотины с ровным обрезом воды. А за плотиной – безбрежный зелено-голубой простор водохранилища!

Всё так великолепно и громадно, что совершенно на равных вписывается в картину природы с высоты птичьего полета!

 

 Ух, какая красотища создана нашими руками! Водосброс 2-го Тедженского

водохранилища с пропускной способностью 600 кубометров воды в секунду.

Каракумский канал (на то время – 130 кубометров в секунду)

по лотку пересекает быстроток.

 

Годы Второго Тедженстроя для меня стали самыми яркими и памятными, полными обстоятельствами почти безвыходными и радостными победами, полными падениями и взлетами, большой инженерной и человеческой школой, работой вместе с прекрасными товарищами и огромным физическим напряжением.

На Тедженстрое я понял, что надо работать весело. Мрачный человек просто не выдержал бы такого напряжения.

Тедженстрой наградил меня счастьем глубокого удовлетворения от завершения громадного труда.

На Тедженстрое я обрел семью и преданных друзей.

Спасибо тебе, Тедженстрой!

 





<< Назад | Прочтено: 199 | Автор: Верный В. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы