Вот  оно – главнейшее  из  римских  воспитаний  и  образований:  вырастали  мужчины  преданными,  упорными,   практичными  государственными  мужами,  подчинялись   жесточайшей  армейской  дисциплине,  при  которой  легче  было  сражаться  и  умереть  в  битве,  чем  жить  ежедневно.  Они  и  умирали  легко  и  непринужденно:  «За  Родину!  За  …»  И  храбрец  Катон  побуждал  их  к  этому,  всенепременно  призывая  к  войне  в  каждом  своем  выступлении  на  любую  тему,  которые  неминуемо  завершал  фразой:  «Что  до  всего  остального,  то  Карфаген  должен  быть  разрушен!»

Троллейбус, метро, Ярославский вокзал в Москве, затем электричка, далее километра   полтора-два пешком до места службы... Возвращение в Москву в обратном порядке – пешком, электричка, метро, троллейбус и дом. Всё это занимало до двух часов в один конец и два часа обратно… в людской толчее. Пишу сейчас, и тошно становится от длины перечислений одного и того же, а представьте себе, что этот маршрут приходится преодолевать ежедневно. И так продолжалось  три года.

Перед нами сидел человек, полностью соответствующий этому описанию. Как хотелось следователю, чтобы я ответила положительно и дело было бы закрыто. Одно моё "да" отправило бы его за решётку. Он сидел жалкий, со слезами на глазах и его всего трясло.

...в народе говорят: «Кошму камнем побьешь – не сломается». Глаз не оторвать от своеобразного красивого узора, красочного орнамента! Каждое изделие поражает своей неповторимостью. Пройдя весь трудоемкий, изнурительный процесс, добротное войлочное полотно служит десятки лет, даря людям природное тепло, красоту и пользу. В наши дни кошма остается желанным подарком к любому торжеству и в качестве сувенира раскупается туристами всего мира.

На следующий день мы пошли вверх по течению. Сашка долго что-то там расчищал в камышах, место готовил поудобнее – видать, вместо рыбалки решил вздремнуть. Я прошёл немножко дальше, нашёл удобное местечко, закинул удочку, закурил. И только мой неподвижный поплавок начал проявлять первые признаки жизни, я услышал торопливый топот сапог. Сашка бежит. Глаза горят, на лице – ужас:

–  Владимир Николаевич! Крокодил! Там крокодил! На меня хотел напасть!

…Прошли годы. Детство и юность остались позади. Канал тоже «возмужал», он стал шире и глубже. Построены водохранилища, образовалось много озёр, проток, где-то это просто арыки, местами наглухо заросшие камышом и тростником, есть и солидные сооружения со шлюзами и дюкерами.

Вспоминаю наше старое здание музыкального училища, такое неказистое и такое уютное... Вспоминаю и наших педагогов, многие из них потом стали моими коллегами. О некоторых  я и хочу немножко рассказать

Я тоже вскочил, и пошли мы в разные стороны. Ишь, врать он мне будет! Солидному человеку! Кипит всё внутри... Домой идти рано, пошёл вдоль берега быстрым шагом. С Будённым он встречался, ха!.. В пот сначала меня бросило, а потом ветерок начался, охолонил меня чуток. Ну ладно, приврал бы немножко, но нельзя же так нагло…

На этом кончается первая беседа знаменитого деда Нефеда…

При переезде ... газету я потерял. В госпиталях искал в газетах и боевых листках продолжение, но не нашел. Так для меня фамилия автора стихов осталась неизвестной, как неизвестна и судьба самого автора.

В настоящее время, создавая условия для комфортного и эффективного труда ковровщиц, под Ашхабадом построили и ввели в действие предприятие по производству ковров и ковровых изделий различных форм, размеров и дизайна.

Честь и хвала туркменским ковровщицам, способным творить произведения, которые невозможно подделать!

В течение многих веков туркменский народ бережно сохранил технологию ручного ковроткачества, его художественный стиль и донес до настоящего дня.