Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Журнал «ПАРТНЕР»

Журнал «ПАРТНЕР»
Культура >> Литература
«Партнер» №11 (170) 2011г.

Генрих фон Клейст и его борьба с демонами

Грета Ионкис (Кёльн)



«Гонимый миром странник, но только с русскою душой»



22 ноября 1811 года, ровно 200 лет назад, на берегу пустынного озера Ванзее, что между Потсдамом и Берлином, разыгралась трагедия. Молодой человек (это был Генрих фон Клейст) по уговору застрелил свою подругу, неизлечимо больную Генриетту Фогель, а затем себя. Здесь они были и похоронены. Могила их тонет в полумраке: старые сосны высоко возносят кроны над зарослями кустарника. Лучи солнца сюда не проникают, но имя поэта на замшелом камне можно прочесть.


Личность и судьба


Представления о немцах как о людях спокойных, флегматичных или сентиментально-меланхоличных рушатся при знакомстве с немецкими романтиками. Разгул страстей, сплошные вспышки пламени... И всё же никто из романтиков не обладал столь мятежной и неистовой душой, как Генрих фон Клейст (1777-1811). Ничья жизнь не была столь загадочна, ничья судьба – столь трагична. Видимо, не только исторические и личные обстоятельства, но и характер определили его мучительный путь вечного скитальца, прожившего короткую жизнь в полном разладе с миром, окружающими и с самим собой, и его трагический конец.

Чувство опасности возникало у всякого, кто приближался к нему. Любившие его (таких было немного) ощущали пылавший в нем мрачный огонь и отступали. Назвать это огнем честолюбия – слишком мелко, хотя демон честолюбия, бешеная гордость снедали его, скорее это была неистовая устремленность к идеалу при глубочайшем разочаровании в реальности и вечном недовольстве собой. Руководствуясь девизом «Всё или ничего!», он страдал от неуверенности в себе, нуждался в признании. Перебирая причины, погубившие эту незаурядную личность, этот яркий талант, неизменно наталкиваешься на главную – тотальное непризнание, тотальное одиночество.


«Черная овца» в благородном семействе


Даже в родном доме он оставался чужим. Его отказ от наследственной военной карьеры, выход в отставку после участия в бесславном рейнском походе против революционной Франции и двух лет службы в потсдамском гарнизоне вызвали неодобрение семьи. Впрочем, родителей Генрих лишился рано, воспитывался в кадетском корпусе. Его родня была многочисленной. Клейсты принадлежали к потомственному дворянству и поставляли прусской армии образцовых офицеров. Стоит ли говорить, что, записавшись студентом Франкфуртского университета, Клейст уронил себя в глазах рода. А ведь, сбросив мундир, он решил научиться «правильно жить». В этом желании сказалась прусская любовь к порядку. Каким путем можно достигнуть внутреннего порядка? Немец отвечал на этот вопрос в ту пору однозначно: путем образования, ибо в нем – ключ к тайнам жизни. Едва завладев ключом, Клейст выбрасывает его за ненадобностью: учение Канта о непознаваемости «вещи в себе» потрясло его и разрушило жизненные планы, связанные с университетским образованием. Его новый кумир – Руссо. Первая трагедия Клейста «Семейство Шроффенштейн» (1803), немецкий вариант «Ромео и Джульетты» Шекспира, написана с позиций руссоизма. В ней нашло воплощение представление Клейста о жизни как о кукольном театре, в котором люди – марионетки, управляемые невидимыми нитями судьбы. Искусство становится отныне формой его существования: «Я творю только потому, что не могу перестать». Беда в том, что писательство считалось недостойным занятием в глазах его рода. Чтобы подняться во мнении семейного клана, Клейст должен удивить мир, стать по крайней мере новым Софоклом. Но вместо триумфа его поджидали одни поражения. Его неудачи не вызывали сочувствия близких. Лишь сводная сестра Ульрика была исключением. Ей-то он и признался в письме: «Моя душа так изранена, что, когда я высовываю нос из окна, мне кажется, будто дневной свет причиняет мне боль». Двести лет спустя дальний потомок и тезка писателя Генрих фон Клейст-Ретцов, директор музея Клейста в его родном Франкфурте-на-Одере, признает, что его знаменитый предок был «черной овцой» в их благородном семействе.


«Белая ворона» в кругу собратьев по перу


Клейст колесил по Европе, нигде подолгу не задерживаясь. Ему довелось познакомиться со многими из романтиков в Веймаре, Дрездене, Берлине, но и в их кругу он оставался «белой вороной». Клеменс Брентано оставил его словесный портрет: «Приземистый тридцатидвухлетний человек, круглоголовый, с быстро меняющимся настроением, детски добрый, бедный и замкнутый». С единственного сохранившегося портрета на нас смотрит круглое мальчишеское лицо с большими черными глазами. Эти вопрошающие глаза запоминаются. Бешеные страсти, их всплески и борения не отражались в глазах Клейста – он научился держать себя в узде. Стефан Цвейг, посвятивший Клейсту один из своих лучших этюдов, считает, что трагедия заключалась в том, что его демоническим страстям противостояла демоническая воля, «и эта удвоенная мощь возвышала его внутреннюю борьбу до героизма».

Не знавший меры ни в чем Клейст намерен был сорвать лавровый венок с чела Олимпийца. При этом он страстно желал получить одобрение царя поэтов. Но Гёте, с превеликим трудом обретший душевное равновесие в веймарском классицизме, сторонившийся демонизма, не поддержавший романтиков, хотя они и курили ему фимиам, не мог расположиться к пьесам Клейста, созданным по чуждым ему эстетическим канонам. Какую бы из драм Клейста он ни прочел, приговор был неизменно суров: «Амфитрион» – это «разладица души», «Пентесилея» – «трагедия на грани пародии», «Кетхен из Гейльброна» – «жалкий суррогат»... Исключением стала комедия «Разбитый кувшин», в которой Гёте оценил «талантливый и остроумный замысел». Гёте предложил поставить ее в веймарском театре (1807). Спектакль не удался, ибо труппа не была готова воссоздать яркие сцены из жизни простонародья. Сочный народный язык, грубоватый крестьянский юмор не прозвучали на сцене придворного театра. Для комедии Клейста время не приспело. Но сам Клейст считал, что его стихия – трагедия, а не комедия, и смотрел на «Разбитый кувшин» как на безделицу, он и написал-то его на пари.


Сын бурной эпохи


Нерасположение Гёте сразу сделало его врагом в глазах Клейста, он даже намеревался послать вызов бывшему кумиру, но подоспели волнения и обиды более глобальные. Не забывайте, что клейстова звезда, в которую он верил и в которой одновременно сомневался, взошла на грозовом историческом небосклоне. Французская революция, наполеоновские войны, национально-освободительное движение, крушение европейских тронов – всё это вместилось в два десятилетия, известных ныне как эпоха романтизма.

Клейст – сын своей эпохи. Будучи немецким патриотом высокого накала, Клейст не мог пережить политическое унижение Германии Наполеоном. Когда в 1808 году Испания, а за ней и Австрия поднялись против наполеоновского владычества, сердце его взыграло. Он бросается в гущу злободневности, издает газету, в зажигательных стихах и памфлетах призывает немцев к сплочению, к уничтожению Наполеона и французов. Он пишет историко-патриотическую драму во славу германского оружия «Битва Арминия», исполненную опасной метафизики, имевшей позорное продолжение в годы нацизма. Говорить походя о произведении, в котором автор то и дело переходит грань между патриотизмом и национализмом (то же происходило и в публицистике), невозможно. Клейст нуждается, чтобы ему простили подробности этой драмы. Создавая ее, он носился с планами покушения на Наполеона, а сам при этом находился на грани болезни. Клейст не впал в безумие, как другой трагик духа Гёльдерлин или Ницше. В его случае имела место чрезмерная экзальтация. Вот этого смятения чувств и не принял Гёте: «Его ипохондрия уж чересчур велика». Когда Гёте записал в «Максимах»: «Классическое – это здоровое, романтическое – больное», он имел в виду Клейста. Дальнейшее развитие искусства опровергло Гёте и Гегеля. Самый убедительный пример их неправоты – творчество Достоевского, которого Клейст, несомненно, предвосхитил. Клейст остро ощущал, что он и его герои – вне нормы, потому что они чрезмерны, потому что бросаются из крайности в крайность, будучи вечно раздвоенными и тоскуя по единству.


«Мрак и блеск души» в трагедии «Пентесилея»


«Пентесилея» (1808) более всех повинна в репутации Клейста как таланта на грани патологии. Сюжет о Пентесилее, царице амазонок, бившихся в троянской войне против греков-ахейцев, он позаимствовал из мифа. При этом с мифом обошелся вольно. Его героиня, страстно полюбив ахейского героя Ахилла, пошла против закона и традиций, по которым жило племя амазонок. Закон отрицал любовь к мужчине, мужчину просто добывали «в бою».

Пентесилея вплотную подошла к тому, чтобы поставить естественное чувство выше закона. Медленно вызревает ее решение отречься от «героичности» и предпочесть любовь. Но ее гордый ум ждут два испытания. Первое: верховная жрица амазонок обвиняет Пентесилею в предательстве. Второе: посланец Ахилла приносит ей вызов на бой. Ее ум не выдерживает упреков подруг, ее чувства оскорблены Ахиллом. Впав в безумие, «дрожа от бешенства», она бросается в бой, спустив на Ахилла свору собак, которые терзают любимое тело.

Максимализм губит Пентесилею. Восстав против закона, она не могла не погибнуть.


Русский по духу немец


Борис Пастернак, переводивший Клейста, назвал его рассказы «бесподобными». Он был уверен, что на литературном олимпе Германии Клейст стоит в ряду вслед за Гёте, Шиллером, Гейне. С его мнением можно спорить, но поэты наделены особой проницательностью. Вот как собрат Пастернак видит творения Клейста: «Это единственные в своем роде изображения человеческих аффектов, в особенности инстинкта справедливости в его слепой первооснове, когда под влиянием обид и пробуждённой мстительности этот благодетельный задаток превращается в источник столь же безотчетных злодейств и преступлений. Читая у Клейста описание поджогов и убийств, совершенных из высоких побуждений, нельзя отделаться от ощущения, что Пушкин мог знать Клейста, когда писал «Дубровского». Героя новеллы «Михаэль Кольхаас» Пастернак назвал «немецким Пугачевым». Поразительно, но Стефан Цвейг, независимо от Пастернака, отметил близость Клейста загадочной русской душе: «Две половины его существа не были пригнаны и постоянно стирали друг друга до крови: он был русским по духу...». Склонившись над могилой Клейста, я твердила строки Рильке, возможно, рожденные именно здесь. Привожу их в переводе германиста А.Карельского:

Так же слепы, так же прозорливы,
Так же путь наш тёмен и тяжёл, –
Ты один, бунтарь нетерпеливый,
Прежде нас приют себе нашёл.




<< Назад | №11 (170) 2011г. | Прочтено: 961 | Автор: Ионкис Г. |

Поделиться:




Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Топ 20

Poetry slam. Молодые русские поэты в Дюссельдорфе

Прочтено: 3084
Автор: Кротов Ю.

Лекарство от депрессии

Прочтено: 2701
Автор: Бронштейн И.

ЛЕГЕНДА О ДОКТОРЕ ФАУСТЕ

Прочтено: 2538
Автор: Нюренберг О.

Сервантес и «Дон-Кихот»

Прочтено: 2333
Автор: Жердиновская М.

Русские писатели в Берлине

Прочтено: 2288
Автор: Борисович Р.

Смерть поэта Мандельштама

Прочтено: 1978
Автор: Бляхман А.

ЛЕГЕНДЫ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ. ТАНГЕЙЗЕР

Прочтено: 1796
Автор: Нюренберг О.

Русский мир Лейпцига

Прочтено: 1585
Автор: Ионкис Г.

Литературный Рейн. Вадим Левин

Прочтено: 1558
Автор: Левин В.

Стефан Цвейг и трагедия Европы

Прочтено: 1519
Автор: Калихман Г.

Литературный Рейн. Генрих Шмеркин

Прочтено: 1448
Автор: Шмеркин Г.

Ги де Мопассан. Забвению не подлежит

Прочтено: 1351
Автор: Ионкис Г.

Мандельштам в Гейдельберге

Прочтено: 1316
Автор: Нерлер П.

«Колыбель моей души»

Прочтено: 1284
Автор: Аграновская М.

Мир русского Мюнхена

Прочтено: 1227
Автор: Фишман В.

Великие мифы испанской любви

Прочтено: 1214
Автор: Сигалов А.