Литературный Рейн. Андрей Кучаев

В апреле нынешнего года известному русскому писателю Андрею Кучаеву исполнилось 70 лет!

Популярность настигла молодого Кучаева сразу же после опубликования на 16-ой полосе знаменитой «Мозговой косточки» — миниатюры, которая на долгие годы стала его визитной карточкой. Сотни опубликованных рассказов, романы и повести, книги афоризмов, пьесы и киносценарии сделали Кучаева одним из самых читаемых и востребованных авторов. Мы не раз представляли этого автора читателям «Литературного Рейна» и «Зарубежных записок».

Отшумели юбилейные мероприятия в российской столице, юбиляр вернулся в Мюльхайм-на-Руре, где живет уже много лет, журналистка и прозаик Раиса Шиллимат взяла у мастера интервью, которое мы даем в сокращении.

Даниил Чкония

Андрей Леонидович, Вы — писатель с сорокалетним стажем, автор множества книг, прозаик серьёзной, подчас трагической интонации, но читатели не забыли, что начинали Вы как юморист, в своё время неоднократно принимали участие в популярной в семидесятые годы телевизионной передаче «Вокруг смеха», являетесь лауреатом премии «Золотой телёнок», Ваши юморески заставляли смеяться всю страну, а вот в повседневной жизни — часто ли Вы пускаете в ход это Ваше «оружие»?

Практически никогда. Мне, увы, а может, слава Богу, не дан драгоценный дар смешить народ в беседе или друзей за столом. Тем более что друзья мои — все «записные остряки», и поединок с ними бесперспективен для меня, они легко пересмешат меня и заткнут за пояс.

Древние греки обозначали словом юмор четвёртую телесную жидкость, определяющую темперамент человека, но вот Бернард Шоу однажды сказал: «Нет ничего серьезнее глубокого юмора». А как бы Вы сами определили это понятие в литературе — «юмор»?

Я определяю юмор как совершенно необходимый элемент художественного произведения. И главная черта писателя, не чуждого стихии юмора — постоянная самоирония. Все великие произведения человечества отмечены юмором, начиная с «Сатирикона» Петрония. Что говорить о «Приключениях бравого солдата Швейка» или фрагментах «Мастера и Маргариты» того же Булгакова! Почему я оставляю от романа лишь «фрагменты»? Потому что единственное, где юмор неуместен, кощунственен — это область религии, священные или «житийные» тексты. Перелистайте Библию. «Божественная Комедия» в интерпретации кукольного или комического театра мне не близка. Я предпочитаю Густава Дорэ, а не Жана Эйфеля, простите. Юмор — прежде всего мужество при взгляде на себя и на мир. Неробкость перед великой драмой Жизни. Он делает жизнь переносимой хотя бы. Без юмора мы бы все давно погибли. Вспомните Ежи Леца: «Мир уцелел, потому что смеялся!»

Сейчас Вы пишете романы, где размышляете об очень серьёзных вещах. Помогает ли Вам в работе над последними «серьёзными» романами Ваш прежний «юмористический» опыт?

Безусловно! Первая опасность, подстерегающая писателя на его жизненном пути — слишком серьёзное отношение к самому себе. Начал себя принимать всерьёз — можешь идти отдыхать. Или бриться. «Коля! Если я начну пасти народы — убей меня!» — говорила Анна Ахматова мужу — Николаю Гумилёву.

Из Ваших воспоминаний, опубликованных в разных изданиях, читатель с изумлением узнаёт, что Вам посчастливилось встречаться с такими выдающимися людьми, как упомянутая Вами  А. А. Ахматова, Д. Д. Шостакович, Ю. И. Домбровский и многие другие. Что дало Вам общение с этими великими личностями, как повлияло оно на Вашу творческую биографию??

Дало очень много! Я сразу понял, что чем более велик человек, тем он скромнее, самоироничней, поглощённей собственно творчеством, а не тем, что ему сопутствует. Эти люди были полностью «не от мира сего». Такое качество нельзя выработать, с ним надо родиться! Шостакович обожал Сашу Чёрного, озорные куплеты, все жанры комического в искусстве — от шансона до оперетты: его балет «Болт», опера «Нос», балет «Золотой век» — образцы высокопробной пародии, они полны искромётного юмора. Но терпеть не мог того, что порой выдаётся за квасной стиль «рюс». «Кабак!» — говорил он в случаях, когда слышал не подлинно народные напевы, а подражания «с гиканьем и свистом».

Мне попросту повезло, что я не совсем по чину в молодые годы оказался рядом с людьми такого калибра. Такой подарок даётся судьбой только один раз и на всю оставшуюся жизнь. Об этом смешно написали мои друзья в «Литгазете», в мадригале к моему 70-летию — вот Вам пример, как можно пошутить и на серьёзную тему, помянув «всуе» имена небожителей. Вкус — первое требование к юмору. Такт — второе. Ум — третье. Парадоксальное мышление — четвёртое. И последнее — условие, сформулированное опять великим поляком Ежи Лецом: «Если у вас нет чувства юмора, то у вас должно быть хотя бы чувство, что его у вас нет!»

В вашей предпоследней книге есть одна очень оригинальная стихотворная глава, я бы сказала, блестящая, которая называется «Жернова секса» — полная иронии, поэзии и «фривольного юмора». Что Вы думаете о взаимоотношении этих жанров в литературе? Каково Ваше отношение к элементам художественного метода, к тем, которые мы только что определили как «фривольные»?

А. К.: «Фривольность», или эротический компонент, столь же необходима в серьёзном произведении, как и юмор. Недаром работу «О происхождении юмора» написал именно доктор Зигмунд Фрейд. Эти материи в глубинах человеческого душевного колодца слиты воедино. Не буду теоретизировать, но опыт обериутов — Введенского, Хармса, Маршака, Багрицкого — говорит о неразрывности этих трёх вещей: юмора, поэзии и эроса! Опыт сатириков в России говорит ещё и об опасности работы с таким гремучим материалом в государстве, которым управляют люди без юмора. Порой такое кончается гибелью художника! Судьбы Хармса и Введенского, не говоря уже о Зощенко, полностью подтверждают это. Когда юмор «серьёзен», игра идёт «до полной гибели, всерьёз!»

Убивает и отсутствие юмора в атмосфере общественного бытия, равно как и отсутствие тяги к прекрасному, к той же самой поэзии! Смело отнесу всё сказанное к эросу — подоплеке всякого искусства, равно как и всякой любви! Искусство тоже зачахло бы без этой живой воды.

Что же касается главы «Жернова секса», то я сам до сих пор поёживаюсь от своих же написанных строк — на грани кощунства, согласен. Но я писал подражание Чосеру, его «Кентерберийским рассказам». В те времена, позднего Средневековья и раннего Возрождения, напрямую сталкивались две эти стихии: аскетический догматизм, опекаемый инквизицией, и жизнеутверждающая «джой оф лайф» — радость от естественной жизни, наслаждение плотским, что возродилось в том же Риме, откуда пошло и христианство!

Мужественный художник бросает вызов не только королям, но и небесам — на свой страх и риск. Лев Толстой был отлучён от церкви за самый свой нравственный роман «Воскресенье». Судьбы Пушкина и Лермонтова тоже прочитываются как трагические. Вспомним «Демонов» Лермонтова и Врубеля. Падший ангел — одна из великих тем в искусстве. Байрон тоже был изгнан из общества, но послужил источником вдохновения для наших великих поэтов — всех титанов «золотого века» русской поэзии. Вот и современное искусство рискует, бросая вызов. Как раз здесь-то сатирики и юмористы впереди! Алексей Константиныч Толстой — автор не только великих исторических драм, но и «Бунта кастратов». Пушкин сознался царю в авторстве «Гаврилиады», хотя и покаялся. Что ж, такова жизнь художника — грешить и каяться. Ни то, ни другое не должно быть фальшивым. Иначе те же небеса накажут!

Как я мог не попробовать рискнуть в экспериментальном романе, каким является «Секс вокруг часов», куда вошли «Жернова секса»! Это не хвастовство, а радость, что у меня есть и читатели, и издатели. Книги, подвигнувшие меня обратиться к этой теме, это переводы Лотраэмона, Де Сада, Мазоха, Жана Жене, Генри Миллера. Произведения именно этих писателей в своё время перевернули литературу. И в России и, тем более, в Европе без такого эстетического и философского опыта работать нельзя. Опера Шнитке «Жизнь с идиотом» по рассказу В. Ерофеева говорит сама за себя. То же относится к работам С. Рушди и лауреата «Нобелевки»  Э. Елинек.

Последние три Ваших книги носят провокационные названия, включая в себя слово «секс». С чем это связано, ведь книги эти никак нельзя отнести к развлекательному чтиву, адресованному любителям «клубнички»?

Мне кажется, частично я уже ответил на этот вопрос. Меня многому научили книги «продвинутых писателей», бравшихся за «рискованные» темы. От Боккаччо и Чосера до Юза Алешковского! Такие фамилии, как Сорокин и Папперштейн, никого сегодня не оставляют равнодушными — пришла новая литература, что бы ни вопили псевдоморалисты и ханжи. Справедливости ради надо сказать, что первым начал создавать новую эстетику, включающую «ненормативный» язык и темы ещё в Америке Эдуард Лимонов, чьё влияние и значение трудно переоценить. Вот тогда и полетело всё вверх тормашками — и авторитеты, и подходы. Костры перед Большим театром из книг Сорокина, а позже и премьеру балета на его либретто «Дети Розенталя» можно было бы назвать революционными событиями в российском искусстве в самом широком смысле!

Новое вообще далеко не сразу прокладывает себе дорогу. Того же Лимонова запрещали печатать в ряде стран, Ахмеда Салмана Рушди исламисты приговорили к казни. Писательницу Эльфриду Елинек хоть и удостоили «Нобелевки», но массмедиа за книгу и снятый по ней фильм «Пианистка» пытались назвать её «порнографиней»!

Не могу не коснуться Вашего последнего романа «Sexlibris», который скоро выйдет в Москве. Он имеет второе название, вынесенное в подзаголовок — «Мёртвые души в поисках покупателя». Почему Вы обратились именно к гоголевскому сюжету?

В России сегодня, о чём ни напишешь, всё получаются «Мёртвые души»! «Мёртвые души» — роман с тайной, ключ от которой Гоголь оставил у себя. Навечно. Гоголь понимал, какую опасность содержит бюрократия, чиновники, «которые способны натворить такого, что никакому Батыю не под силу!» Человека заменила бумага, документ, ревизская сказка, а сам он исчез. Прокурор, к примеру, даже ухитрился умереть и попасться на последнем маршруте Чичикова. Смерть мёртвого — до такого не додумывался ни один писатель в мировой литературе! Данте писал просто об оказавшихся на том свете. Но в этом эпизоде у Гоголя всё куда более обыденно, а потому зловеще! Искать тут виноватых? Да что вы, в самом деле! Какие виноватые, когда все умерли — только неизвестно, как и когда!

Мне показалось, что сегодняшнее российское общество именно так и выглядит. Когда горят дома для стариков и юродивых, я не верю, что это дело рук живых людей! На пути к душе человека надобно пройти через смерть — иначе в России не получается. Вот и будем ждать. А в промежутках голосовать, считать рейтинги и заниматься куплей-продажей! Самое распространённое слово — «недвижимость». Это ли не характерно? Души тоже умерли — они недвижимы. Вот такой лунный пейзаж!