Воспитание и обучение детей с нарушениями развития

Лель. Записки детского психолога

– Можно, я сначала одна зайду, без сына?

Навстречу мне поднялись моложавая ухоженная женщина и один из самых красивых юношей, каких я вообще видела в своей жизни.

Льняные кудри, высокие скулы, большие ярко-голубые глаза – персонаж из сказки. Снегурочка, Лель – что-то оттуда.

– Да, разумеется, проходите, – мне почему-то даже понравилось, что восхитительный юноша останется в коридоре.

Она села в кресло и под безжалостным к полутонам неоновым освещением я увидела морщинки и замазанные косметикой круги под глазами.

– У моего сына Ярослава – умственная отсталость.

Я возмущенно вскинулась. Но все-таки обычно умственно отсталые подростки выглядят иначе…

– Да, внешность… Я бы предпочла, чтобы Ярик не был так красив… Но сначала скажите, сколько по-вашему ему лет?

– Шестнадцать? – предположила я.

– Двадцать два, – сказала мать Ярослава.

– Так, – мне ничего не оставалось, как признать свою ошибку. – Он чем-то сейчас занят?

– Да, Ярик учится в институте. На третьем курсе.

– Но помилуйте! – я растерялась. – Как умственно отсталый человек может учиться в институте!

– Сейчас объясню, – вздохнула женщина.

Ангельски-лельская внешность присутствовала у Ярика с самого начала: при взгляде на очаровательного малыша никто не удерживался от счастливой улыбки. Только к трем годам стало ясно, что что-то с ним не так. Поставили диагноз – задержка психического развития.

– И вот тут я не согласилась, – сообщила мать. – И стала его учить вести себя как нормальные дети.

– Заниматься с ним? Развивать?

– Это, конечно, тоже. Он с няней ходил на занятия, к нам приходил дефектолог на дом, но я именно учила его, можно сказать – дрессировала, как комнатную собачку. Учила ВЫГЛЯДЕТЬ обычным ребенком. Он быстро, не понимая, выучил все вежливые формулы, научился смотреть на меня в незнакомой обстановке и ловить и реагировать на мои сигналы, которые я подавала незаметно для других. Никто не догадывался, что Ярик в свои пять лет не только не может поддерживать разговор, но даже плохо понимает обращенную речь.

– У вас ведь был еще один ребенок?

– Да, старшая дочь. Она сейчас живет в Англии. У нее уже своя семья. Брата она вежливо ненавидит.

– Почему?

– Она считает, что он отобрал у нее всё мое внимание и испортил ей жизнь. Она была умницей, отличницей, спортсменкой, но на ее достижения, как ей казалось, я не обращала должного внимания. В чем-то она права. Сейчас она спрашивает о брате так: а как там твой ангельский идиотик поживает?

– А что думал и думает по этому поводу ваш муж, отец детей?

– Он практически ничего об этом не думает. Он крупный предприниматель, весьма богат. Кроме нас, у него есть еще две неофициальных семьи, в которых две женщины чуть ли не вдвое моложе меня и два совершенно нормальных сына. Он их всех поддерживает. Успехами дочки обоснованно гордился; когда пришло время, отправил ее учиться в Англию… То, что я полностью посвятила себя Ярику, его в общем-то устраивает.

– Но – институт? – вернулась я к поразившей меня детали. – И как же он сдавал выпускные экзамены?

– Это было сложно. Сочинение за него написали, он только переписал. Задачи тоже решили за него. По остальным предметам мы заранее знали билеты, которые нам достанутся. Пять билетов. Мы учили их девять месяцев. У Ярика в общем-то совсем неплохая память, но он вечно всё путает, если это не закреплено действием руками. Он перепутал формулу по физике с формулой по геометрии, а так – справился в общем-то неплохо. Институт у нас, как вы понимаете, тоже коммерческий. Туда берут всех и учат – не пойми кто, не пойми чему. Его специальность называется «торговый менеджмент». Знаете, даже я сама порою не понимаю, что там к чему… Чувствую себя Яриком…

– Послушайте, но как он общался… общается с другими детьми, людьми? В школе, в институте?

– Он почти не общается. Я привожу его на машине к началу занятий, увожу сразу после. В середине – он мною обучен – он стоит рядом с другими, молчит, кивает, улыбается, наблюдает, знает два десятка формул типа: у меня не сложилось определенного мнения по этому поводу, мне трудно судить, я, пожалуй, скорее согласен, чем не согласен с имярек, боюсь, мне тут нечего сказать… Его считают не особо умным, но очень приятным. Он может также, в том же ключе, посетить кино, театр, светский раут. Когда у нас бывают гости, он очень мило за ними ухаживает. Самое страшное в последнее время это, конечно, девушки…

– ?!

– Вы же видели Ярика. К тому же им известно, что он из богатой семьи. Они хотят с ним встречаться, спать и далее везде… Меня же они считают ужасной мегерой, которая ни на минуту не выпускает сыночка из своих цепких лап.

– Но вы же она и есть? – улыбнулась я. Я не боялась ее ранить, после всего ею проделанного она была так сильна, что «вам и не снилось».

– Да, конечно. И вот я пришла к вам с вопросом: что же мне делать дальше?

– Боже мой, но откуда же я знаю?!

– Я вижу, что вы мне не очень поверили. Давайте вы с ним без меня поговорите?

– Давайте.

Я поговорила с Ярославом. Странное ощущение. Двадцать два года, внешность шестнадцатилетнего, а ощущение, что говоришь с младшим подростком – одиннадцать-двенадцать лет. Любит мультики и маму с папой. В школе нравилось, особенно уроки физкультуры, труда и «технического творчества». В институте не нравится – совсем ничего не понятно, к концу лекций очень болит голова.

– Я не сказала вам, может быть, главного, – вернувшаяся мать Ярослава потерла руками виски. – Ярик знает о своем состоянии. Я рассказала.

– Да, – кивнул Ярик. – У меня повреждены мозги. Поэтому я с трудом учусь и понимаю меньше других. Это большая проблема, чтобы мне жить дальше.

– Офигеть, – сказала я и обернулась к матери. – Вы совершили почти чудо, но не поняли опять же, может быть, главного. Мир – это не плоская лепешка, а наполеон, слоеная штука. Вы прикидывали на один, максимум два слоя и получалось: ваш сын не подходит, однозначно. Но смотрите: ваш Ярик умеет читать и писать, а вы знаете, что еще двести лет назад четырех из десяти учеников церковно-приходских школ отправляли назад в семьи с приговором: необучаем? И они ведь, заметьте, от этого не гибли, а просто на всю жизнь оставались неграмотными крестьянами. Вполне адаптированными к своей крестьянской жизни.

– Вы думаете, нам стоит купить Ярику ферму? – усмехнулась женщина.

– Не знаю. Ярик не упоминал, что он любит животных и растения. Ему нравятся большие машины. – Юноша энергично закивал. – Может быть, комбайн? – я подмигнула матери. – Но есть ведь еще заводы и фабрики с огромными современными станками, а наглядно-действенное мышление у Ярика сохранно и кто знает, возможно, он вполне мог бы усвоить несколько алгоритмов и получать свое удовольствие от подвластности ему этих механических штук… А еще есть красивые магазины электроники и прочей бытовой техники – с аккуратными, совершенно пластмассовыми мальчиками в каждом отделе, которые лично мне всегда, при попытке любого с ними контакта кажутся выпускниками коррекционных школ…

– Вы думаете, я мог бы, как они? – жадно спросил внимательно прислушивающийся к разговору Ярик. – Ух ты! А институт как же?

– Ну, институт тогда придется бросить, конечно, это же нормальная работа, посменная, если я правильно понимаю…

Ярик умоляюще сложил руки перед грудью:

– Мамочка, миленькая, можно я буду вместо института в магазине стоять? Я все товары смогу выучить и покупателям говорить. Я же видел…

– Ну, я не знаю… – женщина явно растерялась.

– Подумайте об этом, – предложила я. – Можно договориться на испытательный срок. Ярик у вас не хватает звезд с неба, но безукоризненно вежлив, красив, дисциплинирован и исполнителен. Что же для такой работы еще?

– Я смогу? Я смогу. Ух ты! Я смогу! – прекрасное лицо юноши даже как-то ожило от предвкушения.

– Спасибо, я подумаю об этом, – механически сказала женщина. На психологических тренингах так учат отказывать.

Я вздохнула. Ну что ж, я попыталась. Они ушли.

***

В следующий раз она пришла спустя пару лет, без Ярослава. Я ее, конечно, не узнала. Она напомнила.

– Я опять не знаю, что мне делать. Всё было хорошо. Ярик работал в большом магазине. Его там любили. С самого начала мы ни от кого не скрывали, что у него ментальные проблемы, и поэтому его не переводили из отдела в отдел, как других. Свой отдел он знал назубок, прекрасно справлялся со своими обязанностями, раскладывал товар, ориентировал покупателей… Но тут впервые за четверть века в его жизнь решил вмешаться отец. Он забрал его из магазина и устроил на один из своих заводов…

В дверь энергично постучали.

– Здравствуйте, – на пороге стоял Ярослав и ослепительно улыбался. За прошедшие годы он стал взрослее и коренастее. – Я теперь хочу вам сказать, что это я сам папу попросил про завод. Он меня туда сначала водил и мне всё показали. Ух ты, как там здорово! В магазине было хорошо, но помните, я машины люблю. И всегда любил. Мне с ними интересно и спокойно. Они не ждут, что я с ними говорить буду. Там на правильную кнопку нажал и – ух ты! И еще я там с Ритой познакомился…

– Девушка из деревни в Псковской области, которая на конвейере работает, – уточнила мать. – И у нее маленький ребенок.

– Ух ты, Максик такой хорошенький! Я ему самолетик из бумаги сделал и водяную бомбочку, он так смеялся! И послушайте меня и вы, и мама: дело не только, чтобы с Ритой спать, хотя это – ух ты! – как хорошо. Но она мультики любит смотреть, как и я, и французские комедии, и я всё понимаю, что она мне говорит. И готовит она хорошо.

– Это ведь счастье? – спросила я у матери.

– Но разве…?

– Если бы вы не сделали всего того, что вы для Ярика сделали, оно и близко не было бы возможным.

– Вы так думаете?

– Я в этом уверена.

Катерина Мурашова (Санкт-Петербург)

Читайте также:

1. 1.     Профилактика детей от U до J. Журнал «Партнёр», № 10 / 2011. Автор О. Филимонов
2. 2.     Правильно ли говорит ваш ребенок?Журнал «Партнёр», № 4 / 2010. Автор Е.Агеева
3. 3.     Католическая социальная служба для женщин и мужчин.Журнал «Партнёр», № 2 / 2004. Автор Е. Мельцер